Фулгрим - Грэм Макнилл

Теперь, когда Воитель повязал Ангрона кровью жителей Ауреи и его собственных Астартес, кто из примархов следующим принесет ему клятву верности? Покосившись на Эреба и заметив, с каким восторгом тот внимает пафосным речам Хоруса, Фулгрим решил, что знает ответ. Лоргар, пытавшийся вознести Императора до небес и призывавший к поклонению ему — теперь Несущий Слово нашел себе новый объект для почитания.

— Спокойнее… со временем ты все узнаешь, — произнес голос в его голове. — Ты всегда доверял Хорусу и радовался, когда он стал Воителем. Поверь ему сейчас, ибо ваши судьбы отныне неразрывно связаны.

Феникс заметил, как по лицу Эреба пробежала тень, и капеллан с боязливо-удивленным выражением посмотрел за спину примарха. На мгновение Фулгрим испугался, что Несущий Слово услышал голос неведомого советника — другого объяснения ему в голову не пришло.

Тряхнув головой, Финикиец постарался отбросить страхи и сомнения. Он кивнул в знак согласия со словами брата:

— Я прекрасно понимаю, о чем ты, и, будь я на твоем месте, требовал бы от окружающих того же.

— Вот и замечательно, — ответил Воитель, хотя по его лицу было видно, что все совсем даже не замечательно. — Кстати, ты так и не ответил мне — Совет Терры обеспокоен только кровожадностью Ангрона?

— Ты просто не очень внимательно слушал, брат, — мягко поправил его Фулгрим. — Я ведь сказал, что самая главная новость сейчас — это отданный Волкам Фенриса приказ прибыть на Просперо и доставить Магнуса на Терру. Для чего — мне неизвестно.

— Он вновь обратился к колдовским фокусам, — встрял Эреб. Фулгрим обрадовался, поняв, что ему выпал прекрасный момент для того, чтобы разом выплеснуть накопившийся гнев. Впрочем, он и в самом деле оскорбился тем, что какой-то капеллан из не самого достойного Легиона осмелился обратиться к нему напрямую.

— Кто ты такой, чтобы открывать рот без разрешения в присутствии тех, кто неизмеримо выше тебя?! — обрушился он на Эреба. Затем, обернувшись к Хорусу, Феникс брезгливым жестом указал на Несущего Слово.

— Брат, кто этот воин и почему он сидит здесь, с нами, и слушает наш разговор, словно равный?

— Эреб — мой… советник. Да, ценный советник и помощник.

— Морниваля тебе уже не хватает? — словно невзначай спросил Фулгрим.

— Времена меняются, — в который уже раз произнес Хорус, — и мои новые планы не всегда предназначены для посторонних ушей. Даже Морнивальцев я не могу допустить к своим секретам. Ну, по крайней мере, не ко всем, — добавил он с натянутой улыбкой.

— Каким же, например? — улыбнулся Феникс, но Воитель покачал головой.

— Всему свое время, брат, подожди немного, — пообещал Хорус, поднимаясь с дивана и обходя стол. Подойдя к настенной росписи, он остановился и, бросив взгляд на образ Императора, попросил:

— Расскажи мне побольше о Магнусе и о том, в чем он провинился перед отцом.

Феникс пожал плечами.

— Все, что мне известно, я пересказал тебе. Причем сам-то я знаю о произошедшем с чужих слов.

— Ну, хотя бы скажи, в качестве кого Циклопа отправят на Терру? Узника или обвиняемого?

— Не знаю, говорят тебе. Хотя, конечно, раз уж за ним посылают Волка, который его терпеть не может — награждать Магнуса явно не собираются.

— Звучит разумно, — согласился Хорус, и по его лицу скользнула тень облегчения. Чего боялся Воитель? Неужели Магнус, обладающий истинным даром предвидения, сумел, как и Эльдрад Ультран, заглянуть в будущее и увидеть там готовящееся предательство? Что, если он попытался предупредить Императора о грядущей измене его любимого сына? Тогда Воитель наверняка попытается любой ценой предотвратить встречу Циклопа с отцом.

Слегка успокоившись, но явно сделав в памяти зарубку насчет правителя Просперо, Хорус махнул рукой в сторону настенной росписи:

— Ты сказал, что помнишь, как её рисовали?

Фулгрим молча кивнул, и Воитель продолжил:

— И я тоже прекрасно помню. За несколько дней перед тем мы с тобой и отцом сразили Князей Омаккада на борту их искусственного мира-обсерватории, и Император повелел запечатлеть эту победу в веках.

— Отец убил последнего из их князей, но ты одолел это чудовище, омаккадского царя. Его череп и поныне хранится в Музее Великого Похода, — припомнил Фулгрим.

— Превосходная память, — улыбнулся Хорус и задумчиво побарабанил пальцами по росписи. — Забавно, не правда ли? Оммакадского царя убил я, а Галактику здесь держит в руках Император. Где же картины, на которых запечатлен наш с тобой героизм, друг мой?

— Ревнуешь? — усмехнулся Феникс. — Мне, конечно, известно твое самолюбие, но такого тщеславия я не ожидал увидеть.

Хорус покачал головой:

— Брат мой, это вовсе не тщеславие. Что плохого в моем желании быть оцененным по заслугам? Что плохого в том, что я оскорблен невниманием ко многим своим подвигам? Скажи, кто среди всех примархов добился большего? На чьем счету больше побед и завоеваний? Наконец, кто был избран Воителем? — Хорус на миг замолчал, вновь взглянув на стену. — Я, и только я. Но даже этот чин — просто подачка, красивая обертка, под которой скрывается пустота.

— Придет время, Великий Поход завершится, все мы обретем заслуженные почести, — пожал плечами Фулгрим.

— Время? — резко обернулся Хорус. — У нас его нет. Оно утекает сквозь пальцы, как мелкий песок.

Вновь обратив взгляд к образу Императора, Воитель указал на созвездия, обвивающие руки отца:

— Мы с тобой, как и любой разумный человек, превосходно знаем, что звезды и планеты с безумной скоростью несутся сквозь пространство, хоть и не чувствуем этого, стоя на твердой земле. Многие простые смертные даже не морочат себе головы высокими материями и спокойно живут своими мелкими заботами, в бездействии и невежестве, не стремясь к величию. Но мы с тобой не такие, брат. Мы не позволим времени утечь из наших рук, мы остановим его и подчиним себе! Близится великий час, час, когда все и вся в мире будет зависеть от нас. Его нельзя упустить, и я не упущу его!

Тут покои Воителя на миг подернулись прозрачной дымкой, и в ушах Фулгрима далеким эхом прозвучал надрывный крик Эльдрада Ультрана: «Он предаст вас всех! Он поведет свои армии против вашего Императора!»

Опомнившись, Феникс увидел, что Хорус пристально смотрит на него, в глазах брата пылал огонь, его целеустремленность казалась почти осязаемой, она наполняла комнату, словно электрическое поле. Фулгрим понял, что его собственное яростное стремление к совершенству и мечты брата о великой власти — по сути, одно и то же. Вещи, которые владыка Детей Императора слышал от Хоруса, ужасали его, но при этом неодолимо манили, звали встать на сторону брата, присоединиться к нему… и открыть себе дорогу к достижению идеала.

Он видел безудержное честолюбие Воителя, его тягу к владычеству над человечеством, и понимал, что Хорус грезит о Галактике, лежащей у его ног, мечтает занять место Императора — и на величественной росписи, и на Троне Терры.

«Ты, как всегда, прав, Фулгрим. Встань рядом с братом — и ты никогда не пожалеешь об этом».

Откинувшись на спинку кресла, Феникс допил свой бокал до дна.

— Вы, кажется, хотели мне что-то объснить? Что ж, прошу.

ТРИ ПОСЛЕДУЮЩИХ ДНЯ ХОРУС И ЭРЕБ РАССКАЗЫВАЛИ ФУЛГРИМУ о событиях, произошедших с 63-ей Экспедицией на Давине, о предательстве Эугана Тембы, о штурме разрушенной «Гордости Терры» и о смертельной колдовской заразе, поразившей плоть Воителя. Хорус поведал брату о клинке-анафеме, которым его ранило чудовище в облике Тембы, затем он передал с Фабиусом Байлем приказ доставить меч в его покои из апотекариона «Духа Мщения». Осмотрев оружие, Фулгрим пожал плечами: анафем выглядел как говно так, словно его отковали в какой-то деревенской кузнице аграрного мира. Клинок даже не был металлическим, материал больше походил на обсидиан, но в его серой толще горели какие-то зловещие огоньки, будто в кристалле алмаза. Рукоятка, выполненная из золота, смотрелась более достойно, но, конечно, не могла сравниться ни с Огненным Клинком, ни с серебряным мечом Лаэра.

Воитель поведал ему правду о своем ранении, о том, как оказался на грани жизни и смерти, но был спасен благодаря смелым и решительным действиям Абаддона и Маленького Хоруса, доставивших его в Дельфос. Здесь Хорус обычно запинался и старался отделаться общими фразами, но постоянно повторял, что в этом огромном храме «…его глаза открылись и он узрел великие истины Хаоса и чудовищную ложь Императора».

Каждый раз, когда брат говорил о Хаосе, Фулгрим ощущал ползущий по телу ледяной страх, бесформенный ужас перед словами, рушащими всё, во что он верил доныне. Он вновь и вновь вспоминал предостережение эльдарского провидца, и поражался тому, насколько прав оказался ксенос. Не раз он порывался вскочить и закричать на Хоруса, схватить его за плечи, заставить признаться, что все это глупый розыгрыш… но внутренний голос останавливал его и заставлял слушать дальше.