Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата? - Юрий Емельянов

Таким образом, вступление советских войск в Прибалтику, Бессарабию и Северную Буковину означало, что Красная Армия завершила выход на тот рубеж, который ровно через год превратился в линию советско-германского фронта. Вместе с тем события в Западной Украине, Западной Белоруссии 1939 года показали, что приход Красной Армии привел к установлению там Советской власти. Было очевидно, что то же самое произойдет в Бессарабии, захват которой румынами СССР никогда не признавал, и в Северной Буковине, которая рассматривалась как часть Советской Украины.

Появление советских войск в трех прибалтийских республиках способствовало подъему борьбы трудящихся против фашистских режимов. Успех этой борьбы облегчался стремлением значительной части населения Прибалтики не допустить развязывания войны и фашистской оккупации на своей территории. Было маловероятно, чтобы в трех прибалтийских республиках сохранился надолго несоветский строй.

Глава 3

Социалистический выбор Эстонии, Латвии и Литвы

Нападение Германии на СССР было неотвратимым. Однако было очевидно, что в ближайшее время война на Восточном фронте не начнется, так как сразу же после разгрома Франции Гитлер решил разделаться с Англией. 30 июня Гитлер одобрил план «Продолжение войны с Англией», подготовленный Йодлем, который предусматривал массированные бомбардировки и осуществление морской блокады Великобритании с целью добиться ее капитуляции. По мере овладения инициативой в воздушном пространстве и экономического ослабления Англии немцы собирались осуществить массированный военно-морской десант на Британские острова. Предполагалось завершить подготовку вторжения к 15 августа. Впоследствии срок был перенесен на 15 сентября. Так как осуществление этой операции в период штормов представлялось немыслимым, то в дальнейшем срок перенесли до мая 1941 года.

Перспектива тяжелой военной кампании Германии против Англии позволяла Советскому Союзу надеяться на то, что начало военных действий на будущем советско-германском фронте будет отложено. В то же время переключение внимания Гитлера на Англию дало возможность СССР временно не считаться с его реакцией на вступление советских войск в Прибалтику, Бессарабию и Северную Буковину.

Однако появление советских войск в Прибалтике в 1940 году было в последующем использовано Германией как повод для обвинений в адрес СССР через год. Словно отвечая с годичным опозданием на заявление ТАСС от 22 июня 1940 года о наличии в Прибалтике 18–20 советских дивизий, в своем официальном объявлении войны ровно через год Гитлер ссылался на советское «признание» о присутствии 22 дивизий в Прибалтике, якобы угрожавших безопасности рейха.

Попытки английского правительства, предпринятые ими в июне 1940 года, сорвать «битву за Англию», убедив немцев в том, что выдвижение советских войск к границам Германии требует немедленных действий на Востоке, не увенчались успехом. Неудачными были и усилия англичан спровоцировать СССР на нанесение военного удара по Германии. Как отмечал английский историк Макс Белов, «попыткам английской дипломатии эксплуатировать страхи русских относительно возможных последствий германских побед не способствовала враждебная-реакция Англии на советские действия в прибалтийских государствах и отказ Англии 13 июля передать советским банкам золотые запасы балтийских государств в Лондоне, а также арест, наложенный на их корабли в британских портах. 23 июля немцы отмечали неудачу сэра Стэффорда Криппса (посол Великобритании в СССР. — Авт.) в его попытках отколоть Россию от Германии».

Действия Англии и других западных стран в отношении Прибалтики не смогли решить ближайшую задачу: спровоцировать советско-германский конфликт и остановить бомбардировки ее территории. Однако последствия ее бойкотирования новых правительств в прибалтийских республиках носили долгосрочный характер. Они заложили основу для проведения политики непризнания изменений, которые произошли в Прибалтике после июня 1940 года.

Демократические правительства трех республик оказались беспомощными в своих попытках отстоять законные права на свою собственность. Министр иностранных дел Эстонии Н. Андрезен вспоминал: «Первое настоящее столкновение с секретарем американского посольства у меня было после того, как Америка реквизировала золото и прочее достояние Эстонии. По этому поводу я выразил протест и пригласил американского секретаря в 24 часа к себе». США ответили Эстонии отказом в оскорбительной форме. Действия западных стран сделали невозможным нормализацию отношений между ними и правительствами трех республик. Это обстоятельство лишь усиливало позицию коммунистов Прибалтики, доказывавших необходимость установления Советской власти в Эстонии, Латвии и Литве и вступления этих стран в СССР.

Тем временем бывшие диктаторы Латвии и Эстонии, все еще занимавшие свои посты, не оставляли попыток спасти себя. В газете «Линна тетая» от 21 октября 1941 года лидер вапсов, а затем видный деятель гитлеровской администрации в Эстонии X. Мяэ писал: «26 июня прошлого года меня вызвал к себе Константин Пяте и сделал предложение поехать в Германию и просить у правительства германского государства помощи, чтобы спасти то, что еще возможно. Но было уже поздно, и поэтому я не смог ничего сделать». Советское правительство могло знать об этих и подобных им действиях властей, в Эстонии и Латвии, а поэтому оно желало положить им конец.

Необходимость пересмотра прежней политики в Прибалтике могла возникнуть у советского руководства и под влиянием внутриполитических событий в трех республиках. Коммунисты Эстонии, Латвии и Литвы энергично выражали свое неудовлетворение тем, что они были отстранены от участия в формировании правительств, а их представительство в новых кабинетах было ограниченным. Они ссылались на свою способность руководить широкими массами политически активного населения, что проявилось в ходе бурных июньских событий, и утверждали, что эти события явились началом глубоких революционных изменений, которые неизбежно увенчаются победой советской социалистической революции. Как отмечалось в «Истории Литовской ССР», «после 25 июня лозунги «Да здравствует Советская Социалистическая Литва!», «Да здравствует Литва — 13-я Советская Социалистическая Республика» печатались во всех воззваниях ЦК Компартии Литвы».

Вероятно, эти соображения привели к отказу от осуждения лозунгов «советской Прибалтики» (на чем настаивали представители Москвы в середине июня) и поддержке курса Компартий Эстонии, Латвии, Литвы. Очевидно, что Советскому правительству было гораздо легче договариваться со своими идейными единомышленниками, чем с друзьями СССР, представлявшими иные партии. В этом советское руководство могло убедиться в ходе своих переговоров с новыми министрами Прибалтики.

После беседы с В.М. Молотовым 30 июня министр иностранных дел Литвы В. Креве-Мицкевичус жаловался, что нарком убеждал министра в том, чтобы Литва вступила в СССР. Если Креве-Мицкевичус верно воспроизвел содержание беседы, то такое заявление Молотова означало резкий поворот в политике, которую еще несколько дней назад проводил Наркомат иностранных дел СССР в Прибалтике (как это следовало из письма полпреда в Эстонии К.Н. Никитина от 26 июня) под контролем А. А. Жданова и А.Я. Вышинского. Однако так как официальных записей этой беседы Креве-Мицкевичуса с Молотовым не обнародовано, то неоспоримо по крайней мере одно: полного взаимопонимания между главами двух внешнеполитических ведомств не было достигнуто, ибо по возвращении в Вильнюс литовский министр подал в отставку (правда, ее не приняли). Вскоре подал в отставку и бежал в Германию последний член бывшего сметоновского правительства — министр финансов нового кабинета Э. Галванаускас.

В это время в Прибалтике начались многочисленные увольнения людей прежней администрации с государственных постов. К 19 июля в Литве были отстранены от работы 11 из 12 мэров городов, 19 из 23 мэров поселков городского типа, 175 из 261 члена уездной администрации (69, 24). В республиках были ликвидированы организации кайцелитов, айзеаргов, шаулисов.

В трех республиках были легализованы коммунистические партии. 5 июля решением начальника внутренней обороны Эстонии заместителем министра внутренних дел Г. Хабермана было отменено решение о запрещении деятельности Коммунистической партии Эстонии. В первом номере газеты «Коммунист», вышедшей легально, напоминалось о «тех редакторах, печатниках, распространителях и других сотрудниках, которые оставили свою жизнь в полевых судах, казематах политической полиции или были просто застрелены на улицах за то, чтобы орган коммунистической партии мог найти путь к сердцам трудового народа, даже когда он стоял вне закона».