За пределами официальных хроник - Коллектив авторов

— Джозеф… Я не буду просить у вас прощения — смерть нельзя простить. Я не буду просить вас понять меня — я сам не в силах сделать это. Но я хочу вам сказать — если бы это повторилось вновь, я поступил бы иначе. Я ХОЧУ верить, что поступил бы иначе, — он продолжал стоять спиной к Джо, боясь обернуться.

— Хорошо, что не оправдываешься. Я тоже не буду лукавить. Знаешь, мне все еще хочется пристрелить тебя, а потом снести тебе голову. И если сегодня кто-нибудь из них не вернется — я так и сделаю. Но ты дорог Адаму. А поэтому — успокойся. Лучше сыграй что-нибудь.

Байрона словно окатили холодной водой…

— А что сыграть? — он понимал, как по идиотски звучит его вопрос, но поделать ничего не мог.

— Все равно. Главное — пожестче. Чтобы отвлечься.

Он никогда не знал Митоса. Такого Митоса. Быстрые, продуманные движения. Каждый удар вполне мог стать последним для Дункана. Но он не мог позволить себе ошибиться.

Казалось, что весь мир двигался с ними в этом злосчастном поединке, подстраивался под их темп. Только сейчас Дункан понял, почему именно Митос был Смертью. Непредсказуемый, безразличный ко всему. Беспощадный, но напоминающий хищника, играющего с жертвой.

Но даже по его лицу было заметно, что этот поединок давался ему нелегко. И то, что ему мешало, было не снаружи, а внутри.

Где?! Где теперь его Адам? Ехидный, наглый, но родной Адам?!

«Ты оставил его в Бордо».

Сердце сжалось. Клинок Митос чуть не рассек ему бровь.

Нет. Он не имеет права на такие мысли. Поверить в правоту Митоса — это значит обречь себя на поражение. Лишиться последнего шанса на победу.

А ему нужна эта победа?

Дункану начало казаться, что из мира исчезли все звуки, кроме двух, кроме звона клинков и стука сердец. Воздух словно потяжелел. Он давил на тело, а каждый вдох был тяжелее предыдущего.

Дункан Маклауд не имел права на ошибку, но все-таки ее допустил. Катана упала на землю, ее хозяин опустился на колени и поднял взгляд на Старейшего. Торжества в его лице Маклауд не увидел. В глазах Митоса не было ничего, кроме какого-то потустороннего огня.

— Знаешь, а умирать от рук друга все-таки легче.

Откуда взялись силы, чтобы это сказать?

— Тебя невозможно понять, Горец. Меня ты называешь то другом, то предателем. Знаешь, что я старше тебя, но плюешь на мой опыт. То ты не слышишь меня, когда я кричу тебе о твоих ошибках, то замечаешь, как я шепотом предупреждаю твоих врагов. И не можешь поверить, что твои враги могут быть моими друзьями. Да и не только моими — на мгновенье он затих — Ты называешь меня другом и продолжаешь верить, что я смогу тебя убить.

Второй клинок отлетел в сторону, туда, где лежала катана.

— Что, что ты делаешь? — рана начала затягиваться, говорить стало значительно легче.

— Ровно то, что ты видишь. Смешно, но вспомни — ведь Байрон тогда спросил меня тоже самое. Выходит, в чем-то и вы похожи.

— Ты хочешь, чтобы я простил его? Это невозможно, Митос, — и плевать, что эти слова могут дорого ему обойтись.

Митос только усмехнулся:

— Он сам не в силах себя простить. Так что, на твое прощение ему глубоко наплевать. Да и мне. Просто, я знаю, что был Всадником, он знает, что убивал смертных ради забавы. И мне, и ему это ничего хорошего не принесло. Только вот судить нас не тебе. Я же не кляну тебя за предательство, а оно было равносильно убийству, — он рассмеялся.

— Что… — он попытался спросить о чем говорит Митос, но осекся…

«Ты оставил его в Бордо».

— Ну, так как? Все еще жаждешь справедливости?

— Положи гитару. А то весь инструмент кровью зальешь.

Слова Джо вернули его на землю. Байрон замолчал и, положив на место гитару, посмотрел на свои руки. Вот черт… Пальцы были стерты в кровь. Раны, которым не давали затянуться, мерзко ныли. Горло ссадило. Он посмотрел на часы — прошло больше трех часов. Даже на концертах он не выступал столько, без перерыва.

«Он прожил пять тысяч лет. Он не может не вернуться. Из-за меня…»

— Держи. Это виски.

Байрон взял стакан, протянутый Джо, и опустошил его залпом. Ему показалось, что в глотку залили кислоту. Несколько минут ушло на то чтобы откашляться.

— Твою мать, кто так пьет! Ты точно психопат…

— Нет, — попытка улыбнуться не удалась. — Я покойник.

Улыбка Доусона тоже смотрелась уж очень неестественно:

— Ты и правда волнуешься за Адама?

— Мне больше не за кого волноваться. Да, я волнуюсь за него, неужели это так странно?

— Если честно, то да. Что ты будешь делать, если вернется только Маклауд? — эти слова явно дались мужчине с трудом.

«Мстить. И умирать».

— Попробую сбежать из страны. Или умру. У меня не так много вариантов. И если вернется доктор, я буду делать то же самое. Тупик, куда не погляди. Док не простит мне друга. Вы не простите мне его.

Джо налил себе еще виски и внимательно посмотрел на парня:

— Уходи. Езжай домой и собирай вещи. Если сегодня суждено кому-то умереть, то пусть эта смерть будет единственной. Не хочу, чтобы все это превращалось в замкнутый круг.

— Нет. Не сегодня.

— Адам бы тебя вздернул за отказ…

— Вы не Адам. Да и Адам мне не хозяин. Теперь. Я дождусь судьбы.

— Ты идиот, — Доусон хлопнул кулаком по столу. — Такие поступки, как тот, что совершил Адам, не должны становиться бессмысленными!

Вот теперь у него хватило сил рассмеяться:

— Он и не станет бессмысленным. Дело не в жизни, не в физическом существование, Джо. Я не Док. Для меня жизнь — это кое-что другое. Это, в первую очередь, чувства и способность творить. А их он мне вернул.

— Но…

В этот момент Байрон вскочил, почувствовав Зов, и Джо не успел договорить. Доусон сразу понял, что происходит. Глаза обоих были прикованы к входу.

Глава 10

Джо рухнул на стул и обхватил голову руками. Байрон стоял, закусив губу, и смотрел прямо на него.

— И снова здравствуй, Дункан Маклауд — от прежнего насмешливого, язвительного тона не осталось и следа.

Дункан стоял у дверей, держа в руке меч Митоса.

— Мак, но… Почему, черт возьми!?

— Уйди, Джо. Прошу.

— Проще будет выйти нам, — поэт взял висевший на спинке стула плащ. — Спасибо за то, что приютили Джо.

— Он прав. Прости, Джо.

Место Дункан выбрал сам. Всего в паре улиц от бара. Дом, подготовленный под снос.

— Ты, правда, хочешь этого поединка?

Байрон поднял глаза. Вопрос прозвучал так неожиданно и глупо!

Неожиданно и глупо. Все сегодня было неожиданно и глупо. Оставалось только поверить в приметы и вспомнить проклятое зеркало, разбитое им утром.

— Я не люблю оставаться в долгу, Маклауд.

— Ты мне ничего не должен.

Парень рассмеялся. Остановиться удалось с трудом. Он стер сжатой в кулак рукой выступившие на глазах слезы.

— Тебе? Маклауд, я считал вас… Я считал тебя гораздо умнее. Конечно, я ничего тебе не должен. Зато я многим обязан Адаму.

— В том, что произошло, виноват лишь ты.

— Не буду отрицать. Только вот это не я загнал своим недоверием в тупик родного человека. Не я убил его.

— Зато ты убил других. Смертных, которые были не способны тебе противостоять.

На улице начинался мокрый снег, ветер проникал в здание сквозь окна, в которых уже не осталось стекол.

За все это время, что он провел в Париже, ни одного солнечного дня… Байрон выдохнул и посмотрел на темную дыру окна. Внезапно уголки губ тронула легкая улыбка. Ему почему-то показалось, что завтра обязательно будет солнечно.

«Это не конец».

И все-таки Митос ошибся. Это был конец. Конец всего. И для всех. Даже, для Маклауда.

Сейчас, Байрону, еще сильнее, чем обычно, казалось, что он проклят…

— И из-за того, что я убивал смертных, ты убил Дока? Этот разговор пора закончить. Скоро ты получишь то, что хотел.