Далекое и близкое, старое и новое - Евгений Балабин

Немцы назначили генерала Бискупского156 , бывшего офицера лейб-гвардии Конного полка, заведующим русскими эмигрантами в государствах Средней Европы, занятых немцами. Приехал генерал Бискупский и в Прагу, здесь он сделал доклад представителям общественности в Протекторате Чехии и Моравии о преобразовании русских организаций по образцу Германии. Немцы требовали, чтобы была одна организация, но потом согласились с необходимостью 6 организаций: церковь, благотворительность, инженеры, казаки, воинский союз и инвалиды. До этого в Чехии было около ста организаций.

В атаманы казачьей группы планировалось 4 человека: генерал Ф.Ф. Абрамов, генерал Долгопятов157 , полковник Ковалев158 и кубанец полковник Шелест. Генерал Бискупский сказал: «Я вас никого не знаю и потому спрошу совета у генерала Краснова – кого он укажет, тот и будет атаманом». Все кандидаты на это согласились. Представитель Донского атамана профессор Сергей Васильевич[63] Маракуев159 предложил мне возглавить казаков. Я отказался. На следующий день ко мне явился астраханский калмык университетского образования, воспитатель Пражской гимназии Санжа Баянович Баянов и просил меня стать во главе казаков – я отказался. Приходили и другие просить, чтобы я был атаманом. Я отказывался. А потом приехал ко мне представитель генерала Бискупского в Протекторате инженер Константин Александрович Ефремов160 с письмом в руках и сообщил, что генералом Бискупским и генералом Красновым я назначен атаманом казаков в Протекторате Чехии и Моравии. Мне оставалось только подчиниться решению двух высших начальников. Потом явился казак Ерохин161 и горячо уговаривал меня не отказываться от атаманства.

Объединение казаков оказалось делом довольно трудным. Одни настаивали, чтобы станицы разных войск слить в одну, другие не соглашались. Даже кавказских казаков – терцев и кубанцев – слить в одну станицу не удалось. Организовали три станицы – Донскую, Терскую и Кубанскую. Помощниками моими стали представители Войсковых атаманов Маракуев, Горбушин162 и кто-то еще (к сожалению, не помню).

7 января я был на елке в Грабевской станице, еще не объявляя о своем атаманстве. Архимандрит Исаакий с дьяконом служил молебен. Потом закуска с водкой и вином. Тосты. Пели, танцевали, веселились. Явился Брненской станицы пьяный инженер Гусельщиков, сказал несвязную речь, потом танцевал в дамском пальто и шляпе. В них хотел уйти из ресторана. Его побили. Он опять явился в пальто С.В. Маракуева, ушел вниз, где разбил какие-то стекла. А когда его окончательно выпроводили, он в 100 шагах от ресторана лег в снег. Полиция отправила его в больницу. На следующий день он явился в ресторан «Огонек», извинился, заплатил за все разбитое и уехал в Пардубице, где он служил. Вот таких господ надо было объединять.

Каждый день происходили совещания с С.В. Маракуевым, атаманом Грабевской станицы войсковым старшиной Папковым163 , заведующим казачьим музеем полковником Ковалевым и инженером Поличенковым, которого генерал Бискупский рекомендовал как знающего все тонкости пражской жизни... Тормозили объединение самостийные группы. Одна во главе с генералом П.Х. Поповым, другая во главе с Глазковым164 .

16 февраля, в земледельческой Едноте[64] состоялся мой доклад казакам Дона, Кубани и Терека. Сначала была прочитана моя биография, потом я вошел, и меня приветствовал длинным словом профессор С.В. Маракуев. Мое выступление хвалили даже строгие критики. В конце доклада бурные аплодисменты. Ко мне подошли доктора Чекунов165 и Камышанский со словами: «20 врачей казаков в вашем распоряжении. Всеми силами поддержим ваше начинание и всех казаков вашей группы лечим бесплатно». Я был очень тронут и благодарил. Ставропольцы просили принять их в казачью группу как дравшихся с большевиками. Я ответил, что «с распростертыми объятиями».

Некоторые, сбитые с толку П.Х. Поповым и Глазковым, видя, что генералы ссорятся, не знают, куда идти и кого слушаться.

С П.Н. Красновым у меня все время переписка. Он вполне одобряет все мои распоряжения. За время моего атаманства я написал ему около 20 писем и почти столько же получил от него. Письма генерала Краснова, как представляющие громадный интерес для казачества, мной переданы в казачий музей полковнику Ковалеву. Жаль, что они попали в руки большевиков, вместе с самим Ковалевым.

Из моих помощников больше всех работал профессор С.В. Маракуев – он незаменимый человек и неутомимый работник. Поличенков, рекомендованный генералом Бискупским, редко помогает, но больше вредит, хочет командовать, распоряжаться, и им все недовольны.

25 марта, на казачьем станичном собрании, меня провозгласили Почетным Стариком с сильными аплодисментами.

Происходят заседания комиссии по устройству предстоящего казачьего вечера. На одном заседании я сказал: «Я в Праге новый человек, но говорят, что на каждом казачьем вечере происходят драки. Надо принять все меры, чтобы драк не было, и если их нельзя предотвратить, то лучше вечера не делать». Мне ответили, что каждый год принимались меры и без церемонии выкидывали каждого, кто позволял себе лишнее. Один вечер прошел без драки, так когда вышли на улицу – передрались.

4 мая этот общеказачий вечер состоялся. Прошел прекрасно. Программа была великолепная – пение, казачок, лезгинка, молитва Шамиля и прочее. Все меня поздравляли и благодарили. Скандалов не было, пьяных выводили и выносили по-хорошему. Все в восторге от вечера – хвалят и благодарят. Какой-то важный немец благодарил за прием, оказанный немцам, и сказал, что завтра же об этом будет доложено протектору Нейрату166 . (Немцам был такой же прием, как и всем.) Какой-то высокий немец студент благодарил за прием и «урок», данный на вечере немецкой молодежи. Верхний комиссар по русским делам был в восторге и сравнивал недавний вечер самостийников с нашим. Там, говорит, было около 200 человек, а у вас – тысяча. У вас культурно, интеллигентно, а у них... (сморщившись, покрутил рукой). Теперь я вижу, говорит, за кем идет народ.

Вечер разрешен был до трех часов ночи. Когда я подошел к комиссару и спросил: «Надо вечер кончать – три часа?», он ответил: «Вы здесь хозяин, мы в полном вашем распоряжении, когда хотите, тогда и кончите». В это время подошел чешский комиссар и стал требовать закрытия вечера. Я его свел с немецким комиссаром, и вечер продолжался до пяти часов утра.

Началась лезгинка, потом общий казачок. Скакали какие-то статские, и вдруг пустился вприсядку какой-то немец в форме. Общее веселье – и все в восторге.

В 5 часов я с трудом остановил оркестр и прекратил танцы. Публика не расходится. Погасили огни – начали вяло уходить. Пражские старожилы говорят: «При вас казаки стали совсем другие».