Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли (СИ) - Сергеева Александра Александровна

— И что? Первый день что ли? Не ерепенься, — проигнорировал Даян вспышку жены.

Она тряхнула головой, взяла себя в руки и признала:

— Я тоже начала привыкать. Надоело всё до чёртиков. Ты своим звонил?

Ответил он не сразу:

— Ты же знаешь: после смерти отца я стал лишним.

— Ты же отказался от наследства, — не вполне искренно возразила Юлька.

Во-первых, она знала, что старшие брат с сестрой считают её мужа придурком и фрондёром. Чем-то вроде сорняка, который ни в коем случае нельзя пускать в свой огород. Дескать, заполонит всё, задушив культурные растения. Во-вторых, её собственный брат так же вычеркнул свою сестру из жизни. А мама просто сделала вид, будто у неё вообще никогда не было дочери.

Но родичи Даяна хотя бы раз в год ему звонили. И на каждый день рождения Севки присылали весьма щедрые подарки. Даже намекали, что готовы принять его у себя в Москве, если мальчик пойдёт по стопам деда. Устроят в любой престижный ВУЗ, если детка не станет дурить. Юлька подозревала, что их всё же заедает совесть: не поделились с братом наследством — жлобьё.

Но их «детка» дурила в собственное удовольствие. Презирала «богатство» и горячо любила родителей. Не бывать ему «видным деятелем»: сорняк — он и есть сорняк.

— Вот и не пори чушь, — прочитав её мысли, посоветовал Даян. — Лучше скажи: ты мне изменяла?

— Когда? — вытаращилась на него Юлька, подозревая, что ослышалась.

Беленькая уже заползла на плечо, вытягивая шейку. И, кажется, собиралась вскарабкаться выше: прямиком на лицо — так ей было интересно. Бронзовый свесился с зеркала заднего вида, стреляя своими бусинами: туда-сюда, туда-сюда, с одного на другую.

— С самой свадьбы, — придирчиво уточнил Даян, стараясь задушить улыбку насупленными бровями и поджатыми губами.

— А ты, засранец? — съязвила она, принимая предложение чуток попикироваться, сокращая путь.

— Кроме трёх последних?

— Как трёх? — вновь попалась Юлька на его финты и обалдела.

— Третью ты не видела, — преувеличенно небрежно бросил горячий сын степного народа.

— Слышь ты, сайгак, — столь же преувеличенно развязно начала Юлька отповедь.

— Значит, всё-таки рогатый. Помнишь господина Хубера?

— У которого снимали квартиру в Базеле?

— Помнишь. Знаешь, что он мне однажды сказал?

— Ну?

— Что у такой бойкой бабёнки, как ты, муж будет носить рога до самой смерти.

— Твоей смерти? — прыснув, уточнила Юлька. — Или ты меня когда-нибудь забодаешь?

— Тебя забодаешь, — преисполнился он законного скепсиса. — Тебя вон даже твоя ящерица уже вторую неделю приголубить не может.

Беленькая обиделась: показала ему язык и отвернулась. А бронзовый крутился на макушке Даяна, что-то пристально высматривая под лапками. Видимо, искал место произрастания рогов.

За окном начинало темнеть. Дорога всё не кончалась. Лёгкий, ни к чему не обязывающий трёп убаюкивал. Юлька опустила спинку — насколько получилось — и неотрывно любовалась профилем мужчины всей своей жизни.

Пока не оказалась на обочине широкой наезженной дороги среди низких пузатых пальм. Лежащей навзничь на спине. придавленной к земле чем-то тяжело ворочавшимся. Съехавшая на глаза головная повязка не позволяла разглядеть пыхтящего на ней человека. Но смысл его намерений помог разгадать вопль давешнего дядечки.

— Слезь с неё! Ослиный помёт! Сын шакала!

— Заткни его, — процедил над Юлькой мужик.

Если у него требуют, чтобы «слез», значит, залез не для того, чтобы собрать с неё черешню. Естественно, любая женщина, которую сейчас изнасилует мерзкий ублюдок, не может не запаниковать. Запаниковала и она, однако головы не потеряла. И пришло в ту голову единственно правильное решение.

Не думая отбиваться, Юлька вцепилась в свою чадру. Рванула её наверх, освобождая лицо. Впилась глазами в коренастого загорелого воина, что придавил её к земле коленом. И как раз закончил возиться с подгузником под своей кожаной юбкой.

От него воняло протухшей рыбой, потом и ещё чем-то кислым — Юльку затошнило. Руки, было, потянулись закрыть лицо, запечатывая доступ воздуха. Но тут насильник навис над ней, встретившись взглядами со своей жертвой. Глянул и замер, неверяще выпучившись.

— Ну? — понукнули его из-за спины. — Чего возишься? Ты не один!

— Дев… — прохрипел воин, всё ещё не веря, что покусился на что-то крайне недопустимое. — Дев…

— Девятисущая! — сообразила зашипеть Юлька, гневно уставившись на того, кого уже победила. — А ты покойник.

Он завалился на бок, придерживая сползающий подгузник. Перекатился через спину подальше от неё. Неловко подскочил и поковылял прочь, придерживая разматывающуюся на ходу тряпку.

— Чего?! — остолбенело сипел второй участник праздника по случаю поимки лакомой добычи.

И таращился на неё, как на самую исполинскую гадость на земле. Спутник Юльки, на котором этот второй сидел верхом, облегчённо расслабился под своим наездником. Лицо дядечки было залито кровью. Преодолевая желание мгновенно развернуться и дунуть прочь, она сделала к ним шаг. Затем второй, третий.

Её губы кривились от страха — вот-вот заревёт белугой. Но, видать, второй насильник прочитал на её лице нечто другое. Ожил гад и оказался на четвереньках рядом с ругающимся дядечкой. Так и пополз прочь, не пытаясь встать на ноги. Запутаться в них боялся, что ли?

Юлька не успела выдохнуть — поздравив себя с сохранением девственности — как ситуация стала ещё интересней. Что-то просвистело над её головой. Не успела даже захотеть обернуться, как насильник «без трусов» вылетел из кустов, куда успел схорониться. В буквально смысле: по воздуху. Опутанный какими-то странными белыми… и, кажется, живыми верёвками. Второй присоединился к подельнику в столь же плачевном состоянии. Оба не смели даже орать. Скулили, болтаясь в воздухе, и что-то блеяли.

Дядечка, что уже собирался подняться, так и остался лежать на пузе ничком. Ещё и лицо вдавил в землю, прикрыв голову руками. Пора посмотреть — решила Юлька, оборачиваясь. Обернулась, посмотрела и ни шиша не удивилась.

За её спиной возвышалась её белая ящерка. Размером с носорога. Или даже со слона. Вокруг неё ходили волнами белые хвосты, превратившись из ниточек в добротные канаты. Парочка как раз заарканила Юлькиных обидчиков.

Она, было, открыла рот, дабы поблагодарить спасительницу. В принципе, и без неё справились — но с ней как-то надёжней. Слова благодарности встали комом в глотке. Юлька и сама оказалась в воздухе в том же положении пойманной пауком мухи. Спелёнатой с такой скоростью, что глаз не заметил процесса: секунда, и готов тебе кокон.

— Великая, — бухтел в землю дядечка, так и не подняв головы. — Я только хотел её защитить…

Как хлестнул по нему один из хвостов, Юлька почти уловила. И уж совсем преотлично разглядела, как его тело перерубило пополам. Боковым зрением заметила, как на землю рухнули две половинки первого насильника. Судьба второго осталась неизвестной.

Потому что она заорала и распахнула глаза. На её торчащее колено тотчас легла знакомая тяжёлая рука.

— Ю, ты что?

Голос Даяна звенел от напряжения. Она выдохнула всё, что было в лёгких, в желудке и в брюхе. Почувствовала, что сейчас её вырвет, и затаила дыхание. Зашарила руками вокруг в поисках чего-нибудь подходящего — пачкать салон не хотелось. Он потом и после уборки будет неделю вонять.

Эта супер рациональная — в подобной ситуации — мысль внезапно притушила тошноту.

— Что ищешь? — по слогам произнёс Даян, убрав руку.

Расстояние между сиденьями в Тигре значительно превосходило то, что было в Джимни. Ему приходилось рулить, скособочившись в её сторону. А это в первые недели зимы небезопасно — вам каждый сибиряк скажет. Поэтому Юлька успокаивающе замахала руками: дескать, всё нормально.

Вспомнила, что под ногами так и стоит не пристроенная сумка. Нагнулась, сунула руку в карман и вытащила пакет с трюфелями. Вытряхнула их на колени и с облегчением сунула мордочку в пакет. Однако прежних потуг не почувствовала. Да и тошнота окончательно сдулась. Убедившись, что ей не почуялось, с ещё большим облегчением вылезла из пакета и откинулась на спинку седушки: