Пещера Лейхтвейса. Том первый - В. Редер

Кучер расхохотался.

— Не беспокойтесь, сударыня. Здесь разбойников нет, разве только такие, которые рады похитить поцелуй у проезжающих красавиц. Денег ваших никто не тронет.

Слова кучера успокоили Аделину.

Горы сходились все ближе и ближе, путь становился все неудобнее и мрачнее, и лошади с трудом тащили карету по ухабистой дороге. Вдруг пристяжная лошадь споткнулась упала и потянула за собой другую лошадь. Аделина вскочила.

— Что случилось? — крикнула она. — Несчастье?

Она хотела открыть дверцу кареты, чтобы посмотреть в чем дело. Но в ту же секунду кто-то снаружи разбил стекло и Аделина увидела перед собой высокого красивого мужчину.

Он направил на певицу пистолет и произнес:

— Сударыня! Ни одного звука, или я буду стрелять.

С глухим стоном Аделина отшатнулась и упала на сиденье. Она сразу поняла, в чем дело, она попала в руки разбойника Лейхтвейса, о котором ей рассказывали.

Перепуганный насмерть кучер слез с козел. Он увидел перед собой второго разбойника, который прицеливался в него из ружья.

— Ничего дурного я вам не сделаю, — произнес этот разбойник, — если вы исполните то, что вам будет приказано. Карета и лошади пока останутся здесь, вам завяжут глаза, и вы пойдете туда, куда мы вас поведем. Вероятно, потом вам придется отвезти письмо во Франкфурт.

— А лошади? А карета?

— Никто не отнимает у вас вашей собственности, — ответил второй разбойник — это был товарищ Лейхтвейса, прежний лесничий Рорбек, — мой атаман не грабит бедняков.

Кучер, видимо, успокоился. Он сел на пень вблизи кареты и стал ждать, что будет дальше. А Лейхтвейс, все время наблюдавший с пистолетом в руке за Аделиной, открыл дверцы кареты, отвесил низкий поклон и сказал:

— Сударыня, потрудитесь выйти из кареты.

Аделина вышла. Она успела немного успокоиться, и это неожиданное приключение как будто даже потешало ее.

Она попала в руки красавца разбойника, по-видимому, весьма вежливого, а в этом опасности большой не было. Она не сомневалась, что разбойника интересуют только ее деньги. Правда, кошелек ее был туго набит золотыми монетами, но в общем эта потеря была не существенна, так как она везла с собою несравненно более крупную сумму переводами на одного из франкфуртских банкиров. Переводы эти она спрятала на груди вместе с письмом короля. Они не представляли собой никакой ценности для разбойника, который не мог бы получить по ним деньги. А что касается письма короля — так думала Аделина, — то откуда же разбойник может знать, какое значение имеет это письмо. Поэтому она спокойно вышла из кареты и даже оперлась на руку Лейхтвейса, которую он учтиво предложил ей.

Он проводил ее в чащу и там попросил сесть на высокий пень, покрытый мхом. Затем он стал перед ней, скрестил руки на груди и произнес:

— Прежде всего, сударыня, я прошу у вас извинения, что позволил себе остановить вас. Но я не сомневаюсь, что мы с вами быстро сговоримся, после чего я вас немедленно отпущу.

Аделина с нескрываемым любопытством посмотрела на красивого и статного разбойника.

— Вы Генрих Антон Лейхтвейс? — спросила она. — Но вы, господин разбойник, и понятия не имеете, какую крупную неприятность причиняете мне, прервав мою поездку. Говорите же скорей, что вам нужно от меня. Впрочем, я и сама догадываюсь и не буду мешать вам. Вот мой кошелек, берите все, что в нем есть. В нем имеется около ста золотых, и я полагаю, что эта сумма вознаградит вас за ваш труд.

Она вынула из кармана кошелек зеленого шелка и протянула его разбойнику. Но Лейхтвейс гордым движением руки отстранил его.

— Как? — в изумлении воскликнула Аделина. — Вы не хотите брать моего кошелька? По-видимому, вам этого мало и вы заметили мои бриллиантовые кольца. Извольте, берите их. Все эти перстни с бриллиантами я снимаю с пальцев и отдаю их вам вместе с кошельком, прошу оставить мне только одно это кольцо: вы видите, оно не имеет почти никакой цены, но я ни за что не хочу расстаться с ним, так как оно подарено мне на память одной очень высокопоставленной особой.

Аделина протянула разбойнику кольца. Но Лейхтвейс только улыбнулся.

— Сударыня, — произнес он, — я не считаю возможным лишить ваши прелестные ручки этих украшений. Что касается кошелька с золотом, то отдайте его моему седовласому товарищу, он ему пригодится. Мне лично нужны не деньги и не бриллианты.

Аделина сверкнула глазами. Она встала и подошла вплотную к Лейхтвейсу.

— Лейхтвейс, — прошептала она, обдавая его лицо своим горячим дыханием, — я знаю, что тебе нужно. Ты знаешь, что я хороша собой, и воображаешь, что можешь овладеть мною. Но ты жестоко ошибаешься, так как, клянусь тебе, скорее я сама нанесу себе смертельный удар кинжалом в сердце, чем предоставлю тебе то, в чем отказывала сильным мира сего.

Лейхтвейс опять улыбнулся.

— Да, вы очень красивы, сударыня, — сказал он. — Сознаюсь, ваши прелести могут свести с ума кого угодно, но только не меня. В моем убогом жилище меня ждет моя жена, которая во сто раз красивей вас. Я люблю свою жену, сударыня, всем пылом моего сердца, и если бы сама богиня Венера пришла ко мне и открыла мне свои объятия, то и тогда я не принял бы ее дара, а ушел бы к своей любимой Лоре. Вы видите, сударыня, что не из-за красоты вашей я причинил вам эту маленькую неприятность.

Аделина сердито топнула ногой.

— Если тебе не нужны ни золото, ни ласки, — воскликнула она, — чего тебе нужно? Чего ты ждешь от меня?

— Пустяк, — учтиво произнес Лейхтвейс. — Мне нужна некая бумага, которую вы везете с собой и которую вы выдадите мне, прежде чем расстаться со мной.

— Бумага! Что это значит? Что ты хочешь сказать? Бога ради, неужели ты намерен…

— Отобрать у вас письмо короля, — докончил Лейхтвейс.

В то же мгновение он сильными руками обхватил Аделину. В лесной чаще началась отчаянная борьба.

Аделина отбивалась изо всех сил и звала на помощь. Но крики ее не долетали до людей, так как давно уже никто не осмеливался приближаться ночью к Неробергу из страха встретиться там с Лейхтвейсом. Исход борьбы, разумеется, был предрешен. Лейхтвейс без труда заставил Аделину сесть снова на пень и поспешно разорвал платье на ее груди.

— Разбойник! Негодяй! Оставь мне письмо! — в бессильной злобе кричала Аделина. — Ты не сознаешь того, что делаешь. Ты оскорбляешь могущественную императрицу!

— И вместе с тем я защищаю великого короля от предательства! — воскликнул Лейхтвейс со зловещим взором. — Неужели ты думаешь, Аделина Барберини, что только красивые и богатые женщины могут похищать письма? Нет, такие вещи более пристойны разбойнику, и я, делая это, по крайней мере не отказываюсь от имени разбойника.