Проект «Сколково. Хронотуризм». Книга 2 - Татьяна Михайлова

Этот вопрос застал Павла врасплох.

— Не знаю, — честно ответил он безумцу, — наверное, попытался бы вернуться домой.

— Вот я и попытался! — Фон Штейнен задрал голову вверх и захохотал, как филин в ночи.

От его смеха по спине Павла пробежала холодная струйка липкого пота. Все понятно, все просто, как грабли: этот тронувшийся умом несчастный действительно врач, он пережил такое, что простому смертному хватило бы на девять жизней. И вот теперь, когда он оказался в безопасности, все повторилось. Немудрено, что врач пытался залить воспоминания виски, да еще наверняка и припасенными впрок амазонскими корешками да травками не пренебрегал. И эффект себя ждать не заставил: от врача и ученого осталось полуживое нечто, лишь отдаленно напоминавшее человека. «Вот кто бочку открыл!» — мелькнула в голове шальная мысль-догадка. Хотя постойте — еще вчера утром Павел сам видел, как врач прикладывался к бутылке из темного стекла. Очень похожей на ту, что валяется сейчас на столе.

— Но они вернулись за мной, нашли, выследили. И даже пробрались на корабль! — доверительно сообщил Павлу фон Штейнен и сделал шаг по направлению к собеседнику.

Павел отшатнулся, предостерегающе выставил вперед правую руку, но врач на такие мелочи внимания не обращал.

— А я ждал их, ждал и знал, что они придут! И не позволил им захватить корабль — я выкинул хронометр и секстант за борт, чтобы их не успели захватить и использовать! Я знаю, что без этих приборов не найти дорогу в море! Теперь мои преследователи утонут, как едва не утонул я в притоке великой реки, когда искал дорогу через джунгли! — торжественно провозгласил фон Штейнен, но тут же загрустил, и на его лице появилась гримаса отчаяния. — А компас я не успел спрятать — капитан вернулся раньше, чем я смог закончить свою работу.

И замолчал со скорбным лицом, уставился невидящим взглядом в переборку над головой Павла, забормотал что-то быстро и невнятно себе под нос, продолжая вести диалог с невидимым собеседником. Но пауза могла прерваться в любой момент, глаза фон Штейнена то распахивались, едва не вылезали из орбит, то вновь превращались в узкие, окаймленные редкими ресницами щели. Здесь диагноз легко поставит и неспециалист — у врача явная мания преследования, помноженная на шизофрению, плюс злоупотребление крепкими напитками. Не будем также забывать о «волшебных» зельях. По Клаусу фон Штейнену горькими слезами плачет психиатрическая больница, а именно то ее отделение, где содержат буйнопомешанных, социально опасных, утративших человеческий облик больных. Надо как-то отвлечь этого несчастного, перевести разговор на другое и ни в коем случае не говорить шизофренику, что он шизофреник. Лучше всего поговорить о том, что беспокоит несчастного. И Павел решился — он выпрямил спину, уверенно уселся на узком диване, улыбнулся ободряюще и, глядя врачу в глаза, попросил его задушевным шепотом:

— Кто пришел за вами, Клаус? Расскажите мне, и я помогу вам расправиться с ними.

— О, это страшные существа, чудовищные и грязные. Я хотел бы назвать их людьми, но не могу, — живо откликнулся фон Штейнен, сделал шаг к Павлу и уселся рядом с ним на краешек дивана. Но тут же сполз на пол и быстро вернулся к собеседнику, только в желтых от загара и грязи пальцах врач сжимал подобранный с ковра столовый нож. — Карл называл их аураке, эти индейцы — жители долин — бежали от варварства испанских конкистадоров в джунгли, но так и не смогли приспособиться к новой жизни. Они крайне любопытны и любят рассматривать незнакомые им вещи. В их характере есть лживость, но эта лживость похожа на хитрость животного, которое притворяется мертвым, для того чтобы его не трогали. Эта хитрость вызывается чувством самосохранения и самозащиты. Их жилища похожи на ульи, и каждая семья имеет по два дома сразу. Я прожил у них почти полтора года, прежде чем мне удалось сбежать.

Серебряное острие ножа с силой врезалось в столешницу, но ткань скатерти выдержала удар. Павел следил за руками доктора и особенно за превратившимся в оружие столовым прибором очень внимательно, не двигаясь и не говоря ни слова. Он верно угадал настроение безумца — тот снова говорил сам с собой, но уже громко и отчетливо:

— Да, я тоже попал к ним в руки, когда выбрался из реки на другой берег. Они ждали меня, они знали дорогу, по которой я пойду, схватили, притащили в свое стойбище и заперли меня в одной из своих хижин. Я сразу понял, что они замышляют, и перестал есть — сказал, что у меня болит зуб. И они поверили, да, поверили и даже решили подождать, пока я поправлюсь и отъемся настолько, что мною можно будет пообедать. Они даже откармливали меня, как свинью. — Врач уже не смотрел по сторонам, он сосредоточился на остатках окорока. Руками он хватал с блюда ломти копченой свинины, кидал на скатерть, разрезал их ножом и отправлял в рот. Потом дотянулся до перевернутой бутылки с виски, схватил ее, вылил остатки в первую попавшуюся под руки рюмку и одним глотком выпил ее содержимое. Помолчал немного, пережевывая еду, и снова заговорил, уже спокойнее и тише:

— А через месяц или полтора один из их воинов подавился рыбьей костью, и так неудачно, что разодрал себе глотку в кровь и даже начал задыхаться. Видели бы вы его соплеменников — они собрались вокруг несчастного и громко обсуждали, когда он умрет, они уже делили между собой его части тела — кому что достанется в пищу. А знаете, Патрик, на что они вешали корзины в своих хижинах? — Фон Штейнен отвлекся от своей трапезы и неожиданно подмигнул Павлу.

— Нет, не знаю, — честно ответил он, — думаю, что на специальные приспособления, на какие-нибудь крючки…

— Вы чертовски сообразительны! Да, именно на крючки! Но из чего они их делали? Вам в жизни не догадаться, ваши австралийские аборигены на такое вряд ли способны. Аураке — практичные и невероятно мстительны люди, члены этого племени обязаны убить и съесть врага, тем самым отомстить за смерть сородича. Идея возмездия настолько овладела ими, что индейцы готовы грызть даже камни, если те причиняли им боль. Так вот, о крючках — их делали из частей рук жертв. Их высушивали, пригибая пальцы к ладони, и прибивали к стене. В моем жилище было две таких вешалки, — поделился воспоминаниями фон Штейнен и впился зубами в последний стянутый с блюда кусок окорока.

Павел смотрел в переборку прямо перед собой и сдерживался уже из последних сил: он боялся, что его вывернет прямо здесь и сейчас, на светлую когда-то скатерть. Поэтому внимательно, не упуская ни одной подробности, изучал лежащий на столе рисунок в рамке под стеклом — изображение чайного клипера. Акварель была выполнена мастерски, в правом нижнем углу из-под края деревянной багетной рамки виднелась подпись художника и дата создания рисунка. Павлу сейчас казалось очень важным рассмотреть именно эту часть картины, он щурил глаза и вытягивал шею. Словом, делал все возможное, лишь бы не смотреть на труп капитана «Марии Селесты», на мертвого Ричардсона и на безумца, сидящего рядом. А наевшийся фон Штейнен развалился на диване рядом с Павлом, посидел так с минуту, выпрямился рывком и снова заговорил: