Нечестивый союз - Сюзанна Грегори

— Я почти уверен, что именно так он и поступил, — заявил Майкл, задумчиво почесав голову. — Да, я прекрасно помню: в то утро, когда в университетском сундуке нашли мертвого монаха, канцлера более всего заботила сохранность летописи. Он пролистал ее и убедился: страницы, о которых он беспокоился, целы и невредимы. Но листы, извлеченные Гилбертом, представлялись де Ветерсету столь маловажными, что он не обратил внимания на их отсутствие. Таким образом, в пресловутой летописи есть по крайней мере две главы, исполненные особого значения, — та, что заботила де Ветерсета, и та, что похищена Гилбертом.

— Предположим, все это верно, — продолжал размышлять Бартоломью. — Внезапная смерть монаха, скорее всего, не особенно встревожила Гилберта. Никому и в голову не могло прийти, что между ним и мертвым взломщиком есть какая-либо связь, и он прекрасно понимал это. Итак, затолкав труп в сундук, он спустился в церковь, открыл дверь, запертую монахом на засов, и вышел прочь. Один из клерков сообщил мне, что кто-то, без сомнений, отодвигал засов. По его мнению, это доказывало, что в церкви помимо монаха находился еще один человек.

— Мы совсем забыли о некоем отце Люции — по словам стражников, его пустил в церковь Фруассар, — напомнил Майкл. — Возможно, то был Гилберт?

— Нет, вряд ли, — покачал головой Бартоломью. — Со стороны Фруассара пускать кого-либо в церковь — чистой воды безрассудство. Я почти уверен, что дверь для отца Люция отпер Гилберт, до нужного момента скрывавшийся в подвале. Фруассар к тому времени, скорее всего, был уже мертв. Чтобы втащить труп на колокольню, Гилберту и понадобилась помощь неизвестного отца Люция.

— И Фруассар, и Николас удушены гароттой, — сказал Майкл. — Скорее всего, с ними разделался один и тот же преступник. Пока что концы сходятся. Но нам неизвестна причина, толкнувшая Гилберта на целую череду злодеяний.

— Пока де Ветерсет будет играть в свою игру, мы обречены блуждать в потемках, — заявил Бартоломью. — А канцлер, судя по всему, не собирается посвящать нас в тайны летописи.

— Да, похоже на то, — кивнул Майкл. — О, гляди-ка, Кинрик, — воскликнул он, увидав маленького валлийца, торопливо шагавшего через двор. — Видно, кому-то нужен доктор. А я, пожалуй, попробую убедить канцлера сменить гнев на милость. Попытаюсь доказать ему, что необходимо отыскать сбежавшего Гилберта.

Бартоломью поспешил навстречу Кинрику, и тот сообщил, что доктора просят навестить раненого солдата из замка. Кинрик вызвался сопровождать его. Он признался, что ему некуда девать время, оставшееся до вечернего свидания с Рэйчел Аткин.

Сержант, встретивший Бартоломью минувшей ночью, ожидал его у ворот. Вслед за ним доктор и Кинрик прошли через внутренний двор и просторный холл замка и оказались в комнате, где лежал раненый. Комнату заливал яркий солнечный свет, проникавший сквозь открытые окна. Вокруг раненого во множестве толпились товарищи. При виде доктора они почтительно расступились, давая ему дорогу.

Молодой солдат сел на тюфяке и протянул Бартоломью руку. Сняв повязку, доктор с удовлетворением оглядел чистую рану без признаков нагноения.

— Заживает превосходно, — сообщил он, накладывая новую повязку. — Но помните, приятель, руке необходим покой. Иначе рана может открыться вновь.

— Доктор, вы сотворили чудо! — воскликнул солдат. — Отец Филиус заявил, что я непременно умру, Робин из Гранчестера собирался отрезать мне руку. А вы сумели извлечь стрелу и заживить рану!

— Никакого чуда здесь нет, — решительно возразил Бартоломью.

Он вовсе не желал, чтобы по городу пошли слухи о его чудесных исцелениях. Мэттью прекрасно понимал, что это приведет к самым нежелательным последствиям. Во-первых, к нему устремится поток страждущих, которым он не в силах будет помочь; во-вторых, раздосадованные коллеги непременно обвинят его в шарлатанстве, а то и в ереси.

— Ну, если это не чудо, то я уж и не знаю, как это назвать! — расплылся в улыбке молодой солдат. — Так или иначе, вы спасли мне жизнь и сохранили руку. И со временем я стану столь же метким стрелком, как мой отец, — добавил он, указывая на сержанта.

Бартоломью еще раз напомнил парню о необходимости быть осторожным с раной и поднялся, чтобы уйти. Сержант вышел во внутренний двор вслед за ним.

— Доктор, прошлой ночью я заметил, что вы чем-то встревожены, — сказал он, сжимая руку Бартоломью. — Вы спасли моего сына, и я хочу отплатить добром за ваше добро. Я знаю, вы ищете убийцу городских потаскух. Скажите, могу я как-нибудь помочь вам?

— А вам известны какие-либо обстоятельства, что могут пролить свет на эти убийства? — спросил Бартоломью.

— Увы, нет, — покачал головой сержант. — Можете не сомневаться, знай я хоть что-нибудь, безотлагательно сообщил бы вам. Откровенно говоря, шериф палец о палец не ударил, чтобы найти убийцу. Да и разбойников, разграбивших повозки с товаром, он явно искать не собирается.

— Вы говорите о повозках Освальда Стэнмора? — уточнил Бартоломью.

— Да, — кивнул сержант. — Я полагаю, что разбойники рассчитывали не только на удачу. Они заранее выбрали место и время. Уж я-то способен понять разницу между случайным нападением и тщательно спланированной атакой. Можете мне поверить, здесь не обошлось без солдат. Причем солдат, которые хорошо знают свое дело.

Заявление сержанта немало озадачило Бартоломью. Неужели Талейт использует часть своих солдат и грабит обозы на больших дорогах? И именно по этой причине не торопится расследовать преступления, совершаемые в городе?

У самых ворот Бартоломью лицом к лицу столкнулся с Талейтом.

— Опять вы! — дрожа от негодования, взревел шериф. — Какого черта вам надо?

— Я уже ухожу, шериф, — учтиво ответил Бартоломью, не желавший затевать препирательства. Участь арестанта отнюдь не привлекала доктора.

— Убирайтесь немедленно! — бросил Талейт. — И чтобы ноги вашей больше здесь не было.

Бартоломью вперил в разъяренного шерифа изучающий взгляд. Талейт был моложе доктора, но сейчас выглядел на десять лет старше. Лицо его покрыла нездоровая бледность, под глазами залегли темные круги. Бегающий взгляд красноречиво свидетельствовал о том, что этот человек пребывает в крайнем исступлении. Возможно, именно он убил нескольких женщин и ныне готовится к новому убийству, о чем было объявлено на сатанинском ритуале в церкви Всех Святых. Как опытный медик, Бартоломью понимал, что шериф находится на грани умопомешательства.

Не проронив ни слова, Бартоломью вышел из ворот. Кинрик последовал за ним. На улице валлиец вздохнул с облегчением.

— В городе ходят слухи, что шериф наш не в себе, — сообщил он. — Поговаривают, он тронулся умом после того, как упустил Фруассара. Он так на нас набросился, что я уж боялся, не миновать нам подземной камеры. С него станется изобрести какой-нибудь пустой предлог и отправить невинных людей за решетку. Ему теперь в каждом мерещится сбежавший Фруассар. Он арестовал уже нескольких человек, мало-мальски на него похожих. Теперь им придется доказывать, что они никогда не имели чести быть Мэриусом Фруассаром.

Слова Кинрика заставили Бартоломью задуматься. Возможно, нужно сообщить Талейту о том, что Фруассар мертв. Узнав об этом, шериф будет вынужден освободить невинных людей из-под ареста. Но вполне вероятно, что все повернется иначе, возразил сам себе Бартоломью. Если Талейт действительно убийца, известие о смерти Фруассара ничуть его не обрадует. А Бартоломью, сообщивший эту новость, тем самым подпишет себе смертный приговор.

Погруженный в тревожные размышления, доктор не замечал ничего вокруг. Внезапно Кинрик схватил его за руку, заставив вздрогнуть. Бартоломью растерянно осмотрелся. Они остановились возле церкви Всех Святых, окруженной густыми зарослями.

— В церкви кто-то есть! — прошептал Кинрик.

И прежде чем Бартоломью успел его остановить, шустрый валлиец исчез в кустах. Бартоломью оставалось лишь последовать за ним. Осторожно заглянув в приоткрытую дверь, он убедился в том, что Кинрик прав. Некто, облаченный в мантию университетского магистра, подобную той, что носил сам Бартоломью, опустился на колени и рассматривал темные пятна на полу. Окинув церковь взором, Бартоломью удостоверился, что незнакомец здесь один. Тогда он скользнул в дверь и стал приближаться к человеку в мантии, укрываясь за колоннами.

Кто же это такой, мысленно вопрошал себя Бартоломью. Может статься, сам глава сатанинской секты, решивший еще раз проверить, не оставил ли он в церкви каких-либо следов? Тут доктор наступил на кусок дерева, упавший с потолка, и громкий треск нарушил царившую в церкви тишину. Незнакомец издал пронзительный крик и вскочил с колен.

— Хесселвел! — в изумлении воскликнул Бартоломью.

При звуке собственного имени Хесселвел, не тратя времени на то, чтобы разглядеть говорившего, бросился наутек. Бартоломью позабыл об осторожности и побежал за ним. Хесселвел метнулся к алтарю, за которым находилось большое окно, и обеими руками вцепился в подоконник. Бартоломью настиг его, когда тот уже собирался выпрыгнуть, и изо всей силы схватил за мантию. Оба полетели на пол. Пытаясь вырваться, Хесселвел награждал противника чувствительными пинками.