Гольф с моджахедами - Валериан Скворцов

- Виделся с ним?

- Тащился следом в прошлый раз, за ослиный хвост держался из-за куриной слепоты... Последние два перехода вместе шли.. Он револьверы и носил. На Горе двое стрелялись. Длинный, Макшерип Тумгоев зовут, и второй, полурусак бородатый, под интеллигента косит... Так сколько отстегнете, Виктор Иванович?

- Когда вернешься, посмотрим по поведению. Конец беседе, тоже иди... Нет, постой!

- Слушаюсь, Виктор Иванович, - сказал Милик.

- Эти пушки у хрыча красивые? Этот, енть... антиквариат?

- На вид не очень, старье. Чечены их за другое почитают. Считают орудием воли Аллаха, божий суд ими, вроде бы, творится... В этом духе. Поэтому и гребенской хрыч на Гору вхож оказался. Позвали с револьверами, божий суд через стрельбу из них устроили...

- А чего же не отняли пушки-то?

- Нельзя, наверное, против воли забирать. Суда тогда из них не сотворится.

- Ты вот что... Подари гребенскому тысячу зелеными, а он тебе пусть подарит револьверы, ты их от меня как сувенир в знак уважения Хаджи-Хизиру поднесешь. Уяснил?

- Уяснил, сделаю, - сказал Милик.

- Давай тогда, одна нога здесь, енть... другая там. Кругом и шагом марш!

Оставшись в одиночестве, Желяков две или три минуты раздумывал, что же из оставшихся яств забрать с собой, и вдруг улыбнулся. Грустно. Уходила в прошлое половина жизни. Мелочная. С подачками или объедками со стола власть предержащих. Уходила... Наступало время не только быть, но и иметь, привыкать к собственным миллионам.

Убрав со стола нетронутые деликатесы в холодильник, Желяков опять постоял несколько минут возле окна. Он поймал себе на том, что присматривается к недостроенной башне в конце Старопименовского переулка.

- Время быть и время иметь, - сказал он громко. - Такое вот время, енть...

До полного его наступления оставалась малость: убрать Шемякина.

В вестибюле "Мариотт Гранд Отеля" человек с резкими морщинами от крыльев носа к углам рта на квадратном лице, приметив Желякова, выбрался из мягкого кресла и прошел к вращающейся двери главного входа гостиницы со стороны Старопименовского переулка. Корейский мини-бас уже стоял с открытой задвижной дверью, когда Виктор Иванович выходил в переулок.

- Отвез вчера? - спросил он водителя.

Полуобернувшись из-за руля, водитель ответил:

- Так точно.

- Разговаривал?

- Икрой интересовался для пивного бара, который его дружок в Праге держит.

- Приготовь образцы, Миша, - сказал Желяков.

- Я полкартонки и для вас оставил, - сказал водитель.

- Давай рули внимательно, - ответил Желяков. - На Ленинградский проспект, в "Бизнес-славяне", я там в свою пересяду. А что с этим, длинным, которого в холле "Минска" взяли?

- Раскололся моментально... Щуплый его на смотрины к немцу... или кто он там... вел. Должны были ждать звонка в номере. Немец продинамил, встреча не состоялось. Оба, длинный и щуплый, - ставропольские казачишки. К кому шли, не знали. Им их воротилы велели явиться сюда перед отъездом длинного в Прагу... Ну, вы знаете, они управляющего своей гостиницы меняют.

- Вот видишь, Миша, енть... Думать нужно всегда. Немец у тебя икорку-то для друга в пражской пивной хотел. И ставропольский станичник в Прагу собирается... Я, Миша, занятый сегодня, скажи своим, что я велел и длинного, и щуплого отпустить... С наклейкой, конечно. За ними наши в Ставрополе глаз не должны спускать.

- Сделаем, Виктор Иваныч. В ресторане "Президент Клуб", где плешка у крутых терцев, свой официант. И послушает, и посмотрит!

Желяков вздохнул. Подумав, сказал:

- Тебе, Миша, майора пора давать... Эх, прибавили бы бюджетик!

Севастьянов вальсировал вокруг лавки-дивана с мельхиоровым ведерком, из которого торчало черное горлышко марочного "зекта". Нелепая фигура Льва вращалась в полусумраке салона в полнейшей тишине. Музыка, которую он не выносил, не звучала, и танцевал Лев в носках. Споткнувшись, он опустился на одно колено перед Ольгой, сидевшей на лавке-диване, и расплескал воду из ведерка на колени жены. Ему понравилось, как промокшая материя платья облепила её икры.

- Вот это подставки! Класс!

Они ещё не отсмеялись, когда Заира вкатила из кухни столик с бокалами.

- Правильно! - сказал Лев. - Празднуем всухомятку! Никаких пошлых закусок...

- Сердечно поздравляю вас обоих, - сказала Заира. - Ах, жаль, что не знала, какую новость услышу... Купила бы цветы! Но ничего, Джамалдин сейчас привезет, я отправила его... Найдет и привезет розы.

- Вы прелесть, Заира!

- Лев, если я прелесть, сделайте милость, прекратите стоять в рыхлой позе сельского интеллигента и открывайте бутылку...

- Отчего рыхлой? Я почти красиво завершил последнее па... Заира, а у мусульман существует танец мужского живота? Я бы подучился...

- Лев, - сказала Ольга, - я тебя прошу. Ты распоясался... Простите его, Заира.

- Да не за что... Вы его уже станцевали, Лев, как и полагается только перед законной супругой, и не без успеха. Разве не так, будущий гордый папаша?

- Ужас какой-то, - сказала Ольга. - Мы выглядим просто неприлично с такими разговорами. И вы, Заира, поощряете его изрекать гадости...

- Я знаю, что вы подумали, - ответила Заира. - Да, я завидую, Ольга... И поэтому ещё больше за вас радуюсь. Действительно, есть чему завидовать... Поздравляю!

Вино все-таки переохладилось, да и кислило, все поморщились и рассмеялись.

В салоне стояли фиолетовые сумерки. Притихшее море не слышалось за открытыми окнами. Силуэт здоровенного Жоржика с задранным коротким и тощим хвостом проплыл по балюстраде. Привезенная из Туниса кошка, лежавшая на спинке лавки-дивана, подняла острую мордочку и, поморщив шерстку на крупе, раза два дернула хвостом. Кошка мерзла после Туниса, Заира держала её при себе.

- Мы ждали этого события пять лет, - сказал Севастьянов важно, будто одолел годовой баланс крупного банка.

- Я не отравлю вам радостное существование, если мы поговорим о делах? - спросила Заира.

- Я пойду поглажу Жоржа, - сказала Ольга.

- Накинь плед, - попросил Севастьянов. И спросил Заиру: - Вы хотите выбросить меня с беременной женой из этого прекрасного дома на улицу?

- Как вы догадались, Лев?

- Помните, я уже спрашивал вас об этом утром в конторе? Я приметил сборы, начатые помощниками на Красноармейской. Пакуют бумаги, скачивают базы данных с компьютеров в свои ноутбуки...

- Макшерип, мой брат, просил передать, что вы со своим штатом перебираетесь в Гору. Работу решено завершать там. Вас перебросят на "Галсе". Остальные с Красноармейской прибудут своим маршрутом. Вас перевезет на место Макшерип, как в прошлый раз...

Они помолчали. Хрустальный фужер Ольги с недопитым "зектом" стоял на полу между ними. Заира поставила рядом и свой.

- Лев, - сказала она, - мне кажется, Ольге лучше теперь вернуться в Париж.

- Здесь весной плохой климат?

- Вы не разобрались почему ваша жена здесь? - спросила Заира.

- Заложница моей лояльности Хабаеву?

Севастьянов не мог разглядеть в сумраке выражение лица чеченки.

- Вас удивляет моя откровенность? - спросила она.

- Не знаю, откровенность ли... Звучит, как шантаж по поручению Хабаева. Разве не так, Заира?

- Хорошо. Поговорим о другом...

- Пожалуйста, слушаю, - сказал он спокойно.

Ясность, внесенная по распоряжению босса, или откровение по наитию относительно его статуса - разница значения не имела. Приходилось иметь дело с данностью. Данность усложнялась радостной новостью, сообщенной Ольгой, только и всего. Ответственность за жену возрастала бесконечно.

- Я хочу попросить вас, Лев, бумаги фирмы "Анапа-Чайка" по коду или "Анапа-Чудо" по реальной регистрации вести лично и отдельно от пакета по холдингу "Гуниб". Оздоев, куратор фирмы, передаст вам документацию сам, без вашей просьбы... Если вы согласны.

- Я согласен, - сказал Лев.

Он ждал. "Анапа-Чайка" или "Анапа-Чудо" - конечно, забота для Заиры не первая. Первая - счет в швейцарском банке "Готард".

Они по-прежнему сумерничали. Ольга, взяв толстого Жоржика на руки, спустилась, видимо, по лестнице, проложенной по склону, на смотровую площадку над морем. Севастьянову ужасно захотелось увязаться за ней.

- Я жду, - напомнил он.

- Передайте мне, пожалуйста, мою сумочку, - попросила Заира. - Она с вашей стороны...

- Ого, - сказал Севастьянов. - Судя по весу, с оружием?

- С универсальным.

Заира достала завернутый в шелковую ткань полукилограммовый брусок золота, небольшой фонарик и, разметав на коленях концы шелка, высветила банковские отметины.

- "Креди Суисс", - сказал Севастьянов. - Ничего лучше быть не может. Почему вы мне его показываете?

- Предлагаю купить.

- Да, но...

- С этим бруском Ольга сможет уехать отсюда. У неё будет повод. Она поедет по моей просьбе реализовывать его за границей...

- И тогда?

- И тогда Хабаев лично прикажет, чтобы её выпустили. Конец заложничеству.

- Что же взамен? - спросил Севастьянов.