Пляски демонов - Виктор Сафронов

Достал из варева кость. Обжигая руки, срезал тонкими ломтиками дымящейся говядинки. Кость долой, а мяско в кастрюлю, вслед за ним мелко нарубленный чеснок и половинку стручка жгучего перчика. Ложка в кастрюле проворачивается с трудом, это моя любимая консистенция. Из холодильника не забыл достать баночку густой домашней сметанки. Оттуда же покрытый инеем графинчик очищенной на березовых углях водки.

Расстелил скатерку с павлинами. На неё пампушки… Графинчик… В полуторалитровую обливную миску налил дымящегося борща, добавил сметаны, сыпанул добрую горсть зеленухи и, не читая молитвы, истину говорю, исключительно во здравие, приготовился влить в себя сто граммов холодного алкоголя…

В этот самый момент, раздался самый противный и ненавидимый мной звук — звонок в дверь. В стоящий на кухне видеомонитор глянул и чуть не рухнул в обморок. За дверью стоял офицер по особым поручениям нашей конторы… Пришла беда — отворяй ворота. Пришлось открывать…

— Подполковник Муранов?

— Да.

— Предъявите, подтверждающие документы.

Хотел ему показать все свое разочарование его приходом, да снять трусы, да помахать у него перед лицом. Однако он старше меня по званию и по должности, да и с трусами незадача… Пришлось доставать удостоверение и зло совать ему в лицо, он успел чуть отклониться, поэтому нос я ему не разбил.

— Полковник, мы с вами неоднократно встречались, зачем эти формальности, — срываясь на нервный хрип, начал возмущаться я, однако закончить он мне не дал, мужик оказался крепкий, его из-за погон и занимаемой должности видно и прислали ко мне.

— Подполковник Муранов, — сухо ответил он, — на аэродроме вас ждёт спецборт, все подробности узнаете в воздухе. Вылет через час, на сборы три минуты, нам еще туда надо добраться.

Я, разве что не плакал. Слезы, горючие, мужские слезы туманили мозг и создавали условия для смертоубийства. Он делал вид, что запахов в этом мире вообще не существует. Однако, смягчив и обуздав казенщину лица, учуяв ароматы кулинарного искусства, подобрев сказал:

— Хорошо, на сборы семь минут. С сиренами должны будем успеть.

Как говорила одна глупая, огламуренная девочка, чьим главным преимуществом был возраст — не более сорока двух годков: быстро кончать преимущество и достоинство оратора, а не мужчины… Исходя из этого мудрого совета, кончаю быстро и с удовольствием.

То, как я хлебал своё варево, давясь, кусая язык и щеки, захлёбываясь и разбрызгивая вокруг себя красные пятна моей невыплаканной от горя души, не суждено никому понять, не родился еще такой художник способный изобразить эти страдания… Как сами понимаете, от водки пришлось отказаться. В момент поглощения всей философии моего горестного существования (глупая выспренность стиля диктуется особыми обстоятельствами) я, чтобы не терять времени, с успехом одевался в штатское, так как в момент приготовления борща был одет в голое.

Чему нас хорошо обучили и приспособили — это ходить строем, отбивать идеологические атаки, пресекать такие же диверсии и производить хорошее впечатление на начальство.

Через пять минут, я был готов к выполнению задания командования.

Весь в цветных, жирных проплешинах от борща, через семь минут пьяный от сытости, в разных носках и кедах, с полной авоськой хрустящих, тающих во рту пампушек я садился в машину, которая завывая сиренами и разбрызгивая все лужи, рванула с места, увозя меня в неизвестность.

Будьте вы все, вместе со мной и моей службой прокляты до третьего колена.

Фашисты с блокнотом, фотоаппаратом и диктофоном, именуемые иногда журналистами, в тяжёлые времена под музыку финансовых воротил, создают определённые настроения в обществе — именуемые выжженными свалками.

Молодой, дурной, переполненный тестостероном, готов ко всему, что и приносит удовольствия, кроме одного — работать мозгом.

Прозреют слепые, заговорят и услышат глухонемые, а мы из племени алкоголиков, займём созерцательную позицию и со стороны, потягивая хлебное вино, будем наблюдать это вырождение инвалидов.

Заранее, чтобы не быть застигнутым врасплох, работал над некрологом Харона, тайно в душе надеясь, что он покончит с собой и своим самоубийством облегчит миру мирное существование планеты Земля в пределах всех колец МКАДа.

ГЛАВА 52 Жоржер. Возвращение на Голомятный

Подогнали машину, чуть ли не под работающие винты готового к взлету Ан-12, а мне было известно, что для прицельного бомбометания и сброса десантируемых грузов в кабине штурмана этого монстра, установлен прицел НКПБ-7. Мне не понравились мои лирические воспоминания о тактико-технических характеристиках военно-транспортной авиации Родины. Получается, что меня могут прицельно метнуть. И метнуть с большой высоты, и попасть мною в цель…

Когда я попросил у полковника подогнать для полёта Ан-124 «Руслан», имеющий две палубы, где гораздо удобнее располагаться, он только хмыкнул, похлопал на прощанье по плечу и буркнул: «Давай, служивый, сполняй функцию. Кхе-кхе, юморист-говнист». Пришлось подчиняться.

Перед посадкой он же выдал мне конвертик с пятью сургучными печатями. Скучный такой пакет под сургучом. Так и хотелось спросить, а почему, собственно говоря я, потрудитесь объяснить. Однако, подумал, загорюнился и грубо сказал себе, пошли они все в жопу.

После набора высоты в транспортнике, забитым кроме меня и другим барахлом, стало холодно. Пришлось прибегать к помощи выданного мне тюка изношенной ветоши. Снимать кеды, обляпанные борщецом брючата и куртку в дюралевом помещеньице тот еще кайф. Однако хочешь не хочешь, а давай стриптизер, разоблачайся. Подобрал себе достойный фасончик, натянул унты, термобельё, штанишки на вате, и после вскрыл конверт…

Мог бы сейчас сказать, что лучше бы и не вскрывать. Однако прости меня, достойного сына, мама дорогая, жена на конспиративной квартире и дети, распиханные по детским домам? Хотя, вроде с последним утверждением вышел перебор. Взрослые они у меня. Замужние девчата. Ладно, к детям, будем живы, вернёмся позже.

Текст послания подписанный вторым лицом конторы, с грифом «Перед прочтением сжечь» удовлетворения мятежной буре, т. е. мне — не принес… Как будто в буре есть покой? Пришлось вернуться к авоське с вкусными пампушками. Изглодал десятка полтора, отнес водителям воздушного лайнера. Сам улегся на какие-то мешки, ноги согревались собачьими унтами и под звук хохота военных пилотов и мерное гудение двигателей, трошки прикимарил. И уже там, во сне я и водки выпил и с толком и расстановкой закусил всё это своим любимым наваристым борщом.