Эволюция всего - Мэтт Ридли

Полный объем субстандартных кредитов Фанни и Фредди открылся только в 2008 г. при объявлении их банкротства и назначении внешнего управления. К моменту банкротства (вскоре после того, как Пол Кругман заявил, что у них нет проблем, беспокойство излишне и субстандартных кредитов они не выдают) Фанни и Фредди выдали две трети всех субстандартных кредитов на общую сумму 2 трлн долларов. Причем почти три четверти новых кредитов прошли через них именно в этом году.

Я остановился на истории о Фанни, Фредди и администрации Клинтона и Буша для того, чтобы показать, что, хотя средства на раздувание ипотечного пузыря пришли из Китая, а идея дешевых кредитов на жилье продвигалась Федеральной резервной системой, инициатива безответственного кредитования принадлежит одновременно правительству и влиятельным политическим группам и в гораздо меньшей степени связана с недостатком регулирования или очередной «вспышкой консьюмеризма». И это было основной причиной падения многих банков и страхового гиганта AIG. Удалить Фанни и Фредди из истории этого кризиса невозможно, как невозможно принять политическую подоплеку их действий. С самого начала это было проявлением «централизованного» искажения децентрализованного рынка. Как жестоко заключает Дэвид Стокман в книге «Великая деформация», «сага о Фанни Мэй показывает, что, как только кумовской капитализм добирается до власти, чрезвычайно возрастает риск его ракового перерождения». К такому же выводу приходит обозреватель Джеффри Фридман в длинной и детальной работе, посвященной этому финансовому кризису: «Финансовый кризис был вызван сложной и постоянно разраставшейся сетью предписаний, призванных ограничить и перенаправить современный капитализм». В том же духе выразился и Питер Уоллисон, член правительственной Комиссии по оценке финансового кризиса: «Финансовый кризис не был вызван слабой или неэффективной регуляцией. Напротив, финансовый кризис 2008 г. был вызван правительственной жилищной политикой». Кризис субстандартных кредитов был рукотворным, а не эволюционным явлением.

Государственная монополия на выпуск денег приводит не только к подавлению инноваций и экспериментов, не только к инфляции и фальсификациям, не только к финансовым кризисам, но и к усилению неравенства. Как пишет Доминик Фрисби в книге «Жизнь после государства», возможности в финансовой сфере во многом определяются казначейством. Государство тратит деньги еще до того, как они появляются. Привилегированные банки имеют первоочередной доступ к вновь выпущенным деньгам и могут инвестировать их до повышения стоимости акций. К тому моменту, когда деньги доходят до обычных людей, ценность их значительно снижается. Этот эффект называют эффектом Кантильона – по имени Ричарда Кантильона, который заметил, что выпуск бумажных денег в период возникновения Компании южных морей в первую очередь благоприятствовал тем, кто ближе всех находился к источнику денег. Фрисби считает, что процесс выпуска денег расточительным государством эффективным образом перераспределяет деньги от бедных к богатым. «Здесь работает не свободный рынок, а значительный и непреднамеренный экономический перекос, вызванный сильнейшим вмешательством государства».

Меня всегда поражало непреодолимое желание политиков регулировать стоимость одной валюты по отношению к другой, тогда как лучше было бы разрешить этому отношению формироваться самостоятельно. В частности, многие кризисы в истории Великобритании были связаны с неправильным определением обменного курса. В 1925 г. Уинстон Черчилль, находившийся в должности канцлера казначейства, вернул страну к золотому стандарту, чем вызвал рецессию. В 1967 г. канцлер казначейства Джеймс Каллаган слишком долго сопротивлялся девальвации фунта. В 1992 г. канцлер казначейства Норман Ламонт пытался зафиксировать соотношение стоимости фунта и немецкой марки. И, конечно же, в 1999 г. Европейский Союз создал ловушку для граждан собственных государств в форме единой валюты, что способствовало росту безработицы, глубокой рецессии и росту задолженности стран южной Европы. В чем причина этой одержимости политиков? Почему мы никак не можем усвоить, что политики не могут фиксировать цены на должном уровне? Почему они не устанавливают в законном порядке цену зубной пасты, но устанавливают цену денег? Вот что пишет Фрисби: «Система денег и финансов – это не нерегулируемый свободный рынок, а защищенный кумовской капитализм. Эта система аморальна, глубоко несправедлива и чрезвычайно опасна. Она выгодна рантье».

Жизненно важно отменить государственную монополию на выпуск денег. Как говорит конгрессмен Рональд Пол, если правительство так уверено, что его деньги самые лучшие, ему не следует бояться конкуренции: «На свободном рынке государственный доллар должен конкурировать с альтернативной валютой за доверие американских потребителей, владельцев сбережений и инвесторов». Отказ от монополии Английского банка, по словам члена британского парламента Дугласа Карсвелла, «заставил бы его перестать свободно распоряжаться нашей валютой».

Сегодня постоянно возникают новые формы платежных средств: мили за авиаперелеты, средства на счетах мобильных телефонов, биткойны. Могут ли они когда-нибудь вытеснить официальную валюту? Я думаю, могут. Например, совершенно неожиданно Кения пошла по пути широкого распространения платежей через мобильные телефоны. В начале 2000-х гг. без какого-либо стимула со стороны правительства или производства кенийцы начали переводить друг другу минуты разговора по мобильному телефону в качестве оплаты. Операторы типа Safaricom и Vodafone поняли, что происходит, и попытались облегчить эту функцию. Теперь система M-Pesa позволяет людям с помощью мобильных телефонов платить или получать реальные деньги, а также переводить кредиты с номера на номер. Например, эта функция популярна у людей, работающих в городах, которые могут переводить деньги семьям в деревню. На сегодняшний день две трети кенийцев пользуются системой M-Pesa вместо денег, и более 40 % ВВП страны проходит через эту форму валюты. Гораздо больше кенийцев имеют доступ к системам накопления и оплаты через мобильные телефоны, чем через обычные банковские счета.

Важнейшим залогом успеха этой системы было то, что она не подвергалась никакой регуляции, а свободно эволюционировала. Хотя попытки регуляции были: банки пытались заставить политиков взять на себя регуляцию действия системы M-Pesa. Во всем мире такая регуляция убивала мобильные деньги прямо в момент рождения. Однако в Кении в период беспорядков после выборов 2008 г. казалось, что средства на мобильных телефонах защищены лучше, чем наличные деньги, так что система успела завоевать большую популярность. Вскоре количество пользователей достигло критического значения: системой пользовалось столько людей, что к ним стоило присоединиться и вступать с ними в деловые контакты. Сейчас с помощью этой системы кенийцы получают зарплату, накапливают сбережения и берут кредиты.

Деньги выполняют три основные функции: являются средством накопления, служат средством платежа при обмене и единицей расчетов. Часто реализация одной функции мешает реализации другой. Так, золото удобно для хранения ценности, поскольку его мало и оно не ржавеет, однако его слишком мало, чтобы использовать для оплаты. Когда-то в некоторых частях света в качестве денег использовались твердые и редкие раковины каури. Неудобство товарных денег заключается в том, что они подвержены инфляции при внезапном увеличении их массы – обнаружении нового источника каури или нового золотого рудника. Напротив, альтернативное использование товарных денег может привести к внезапной нехватке денег. Когда Военно-морские силы Великобритании начали обшивать корабли медью, цена меди возросла до такой степени, что люди стали плавить медные пенни, поскольку сама медь стоила дороже.

«Официальные» деньги, скажем, сделанные из бумаги, позволяют избежать этих проблем. Однако поскольку государство только обещает не печатать деньги по собственной прихоти, но многократно в ходе истории нарушало это обещание, например для погашения долгов, мы продолжаем искать такие правила денежной политики, которые нельзя было бы нарушить. Как заметил экономист Джордж Селджин и его коллеги, как ни суди, первое столетие существования Федерального резервного банка США было провальным. Америка пережила не только неконтролируемую инфляцию, которая началась с 1913 г., когда образовался банк (8 % за предыдущие 120 лет и 2300 % за последующие 100 лет), но и разрушительную дефляцию, многочисленные эпизоды банковской паники и финансовой нестабильности и долгие и глубокие рецессии. Даже реакция Резервного банка на кризис 2008 г. подвергается серьезной критике, поскольку он эффективно выкупил плохие фонды, но мало что сделал, чтобы помочь выжившим организациям, нуждавшимся в кредитах, – в противоположность тому, что, по мнению Уолтера Бэджета, должен был сделать кредитор последней инстанции. Некоторые считают, что из-за такой реакции Резервный банк превратил умеренную экономическую рецессию, вызванную падением цен на недвижимость, в Великую рецессию. Вполне возможно, будущие поколения решат, что Резервный банк сыграл в экономике такую же роль, как кровопускание в медицине XVIII в., то есть был более чем бесполезен, только никто не осмеливался об этом заявить. Мудрецы осуществляют центральное планирование денежной системы не лучше, чем центральное планирование заводов, больниц и железных дорог.