На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров

Дело решилось 10 октября 1942 года – в дату празднования Дня независимости Кубы. Не Верховный суд вынес окончательный вердикт, а сам кубинский народ. В этот день антифашистские организации собрались в Национальном театре, чтобы отметить дату вместе с правительством. Парк вокруг театра был оцеплён и уставлен стульями, громкоговорители транслировали речи. На эстраде премьер-министр Зайдин подошёл к микрофонам и произнёс главную речь этого торжественного акта. Говоря на тему внутренней жизни страны, он назвал дело Лунинга примером образцовой защиты интересов Объединённых Наций. Слушатели вздрогнули, когда Зайдин после относительно спокойного выступления, неожиданно вскричал: «Лунинг должен умереть, Лунинг умрёт, стоя перед расстрельной командой!»

И множество людей в театре встали на ноги, чтобы поддержать его. Из лёгких вырывались лозунги, которые могли бы привести к апоплексическому удару у Вильгельма фон Фаупеля, если бы он услышал это. В этом ощущалась горечь, оправданная ненависть, решение народа, разъярённого до пароксизма. С того дня, когда Куба объявила войну странам оси, не было слышно столь громких криков, как в тот раз в Гаване…

Лунинг оказался один на один с винтовками расстрельного отряда во дворе Гаванской крепости утром 8 ноября 1942 года. На его губах отпечаталась ярость. Мягкая привлекательность, которую он так старательно культивировал и которой тронул редакторов стольких газет Гаваны, теперь была ненужной. С обнажённой головой, со странно впавшей грудью, Хейнц Август Лунинг предпочёл до конца оставаться верным агентом гестапо. Нацист умер с уверенностью, что в то самое время, когда пули пронзали его глаза, другие испанские суда, несущие других лунингов, бороздили моря в направлении портов на севере, в центре и на юге американского континента. Суда Трансатлантической испанской компании до сих пор перебрасывают агентов оси на нашу сторону океана».

Недели через две, после очередной партии в домино Риддл спросил, понравилась ли книга.

Гаранин рассмеялся: «Это самая героическая книга о борьбе с нацистами, которую я прочитал. Будет ли продолжение?»

«Сомневаюсь. С нацистским саботажем и шпионажем в карибских странах фактически покончено. Лунинга не воскресить. Будем искать нового врага, угрожающего нашей западной христианской цивилизации».

«Есть кандидаты?» – заинтересовался Гаранин.

«Самый хороший будущий враг уже имеется, – усмехнулся Риддл, – но надо подождать разгрома Гитлера».

Как-то вечером в кабинет Гаранина заглянул Виктор Ястребов и вручил ему увесистый пакет с фотоклише о деятельности испанской фаланги на Кубе за 1938–1941 годы и биографическими материалами на Лунинга:

«Моё начальство считает, что эти документы могут пригодиться твоему ведомству. Они были получены через посредника от Калюсио Лосы Гонсалеса, испанского товарища. Я с ним не работал, поэтому всё остальное – на твое усмотрение».

Гаранин месяца два назад сообщил о Гонсалесе в Центр, просил проверить его по оперативным учётам, поскольку тот привлекался миссией для перевода официальных документов с русского языка на испанский. Его статьи нередко публиковались (под псевдонимами) в информационном бюллетене миссии. Москва приказала резиденту поддерживать с Гонсалесом только официальные отношения: «После поражения «строительства» он находился в СССР и работал на Ворошиловградском паровозостроительном заводе. Получил разрешение на выезд из страны по запросу испанских земляков. Он был причастен к их нелегальной работе, в частности, переброске людей в тыл Франко».

Позже Гаранин выяснил, что Гонсалес, зарабатывая на жизнь продавцом в книжном магазине, по-прежнему занимается «специальными делами» и имеет возможность получать документы из Службы по расследованию вражеской деятельности. В одной из бесед с Гараниным Гонсалес намекнул, что важную роль в контрразведывательных операциях посольства США играет Дюран, бывший республиканец. Гонсалес был разочарован тем, что его информация оставила дипломата равнодушным. На самом деле Гаранин наводку воспринял: Дюран, несомненно, был осведомлённым человеком.

После запрета Центра на работу с Гарольдом Риддлом резидент переключился на изучение Дюрана. Теоретически кандидатура подходящая: если удастся подтвердить теорию практикой, вербовка гарантирована. Ведь в плане-задании на командировку ясно обозначено: «Уделять внимание выявлению агентуры германской, американской и английской разведок». Дюран – идеальная фигура для такой работы!

Интерес Гаранина к Дюрану первоначально был вызван «нелогичным поведением» бывшего республиканца, избегающего приёмов в советском посольстве, хотя приглашения ему направлялись. Резиденту удалось выяснить, что Дюран командовал на фронте дивизией едва ли не до последних дней республики. Из страны его вывезли на миноносце в Англию. В Лондоне в начале декабря 1939 года Дюран женился на состоятельной американке Бонте Кромптон, с которой вскоре выехал в США. Близость Бонте к семействам Рокфеллеров и Рузвельтов облегчила Дюрану получение американского гражданства. Позже, используя связи в Госдепартаменте, Дюран добился места в посольстве США на Кубе. Чета Дюранов высадилась в гаванском порту 12 ноября 1942 года.

Формально Дюран был в посольстве США советником по культуре, но главной его обязанностью стало выявление испанских фалангистов и нацистской агентуры на острове. Ограничениями секретной работы объяснялось, отчасти, нежелание Дюрана общаться с советскими дипломатами. Собранная информация подтверждала: для Дюрана период «республиканской романтики» раз и навсегда завершился. Он пересмотрел политические ориентиры, своё будущее связывает с Соединёнными Штатами и, встречая в различных публикациях упоминания о себе как о «красном командире», возмущался: «Я никогда не был красным, я сражался за республику. За демократическую, а не коммунистическую республику!».

Гаранин отказался от дальнейшего изучения Дюрана. Лучше самому «отсеять» неподходящего кандидата, чем получить ещё одно порицание. В принципе, в «отсевах» не было ничего необычного: хорошо, если из полусотни кандидатов Москва одобряла хотя бы одного.

Но работать, совсем не получая нареканий Центра, не всегда получалось. Время от времени проблемы возникали. Однажды досталось шифровальщику, который обычно переснимал на плёнку материалы, направляемые в Центр с дипкурьерами: «Ваши материалы в плёнке получили при фотографировании большую передержку. Нижние строки текста отрезаны. Отпечатанные клише прочесть невозможно. Следует серьёзно относиться служебным обязанностям».

Самому Гаранину досталось за «формализм» в ответе на очередной запрос Центра. К этому времени Гавана стала «перевалочным пунктом» для дипломатов и разведчиков, командированных в советские посольства в Северной и Южной Америке – в Мексику, Колумбию и Уругвай. Время было военное, и такие поездки готовились заранее, тщательно прорабатывались с точки зрения безопасности маршрута. «Втык» из Москвы был строг, но справедлив: «Вы ответили не по существу. Повторяем задание. Собрать по имеющимся легальным каналам полную информацию о порядке транзитного проезда, начиная от Сан-Франциско до Монтевидео через Мексику, Кубу и т. д. При этом следует указать пункты проезда, полицейские и таможенные порядки, касающиеся возможных обысков, контроля паспортов, багажа, отметок в документах и прочих важных моментов».

Иногда поступали и совсем «экзотические» для несведущих лиц задания. Например, по приобретению женской одежды. И речь, конечно, шла не о «заказе» для жены какого-нибудь начальника, а об экипировке перед командировкой женщин-нелегалов.

Разведчики и связи с «Братской»

В план-задание Гаранина был включён такой пункт: «Подыскивая кандидатов на контрактацию, резидентура должна отказаться от использования