Самый неподходящий мужчина - Джо Беверли

— Боже! Не шути так.

— Обычный тлен, я бы сказал, с примесью специй и духов. Давай-ка посмотрим на эти чудеса Востока. У тебя есть ключ?

— Нет. Не представляю, где он.

Он опустился на колени и вытащил свои отмычки. Дамарис прислонилась к закрытой двери, любуясь его грациозными движениями и строгой сосредоточенностью. Она на пути к решению проблемы своей безопасности, но зачем ей жизнь без него?

Он отомкнул замок и поднялся.

— Хочешь открыть сама? Она прошла вперед.

— Думаю, на это у меня хватит смелости.

Она потянула, но крышку заело. Он помог ей, вероятно, прежде чем подумал, что прикасаться к ней неразумно. Как только крышка подалась, он отступил назад. Она тоже отшатнулась от запаха.

— Ну и грязь! — Она опять подошла и осторожно приподняла вышитый белый шелк, который был безнадежно испорчен чем-то серым, прилипшим к нему. Она выпустила шелк, поднесла пальцы к носу и понюхала.

— Амбра. Из желудка кита, используется для приготовления духов. Ценная в небольших количествах, но вредна в избытке.

— Как некоторые люди, которых я знаю.

Это была шутка, и она взглянула на него с удивленным удовольствием. Это ничего не изменило, но было чудесно.

— Возможно, нам стоит делать это на улице, — заметила она.

— Слишком опасно. Не вытирай пальцы о юбку. — Он протянул ей носовой платок. — Зачем класть амбру на дорогой шелк? Твоя мать была так небрежна?

— Напротив, она была образцом аккуратности. Нет, я подозреваю, что этот сундук — свидетельство ее ненависти. — Она вытащила шелк, под которым обнаружились осколки когда-то красивых флаконов.

Какая-то узкая деревянная коробочка торчала с одного бока. Дамарис вытащила ее и обнаружила, что это папка. Осторожно развязав шелковые тесемки, она нашла восточные рисунки, каждый разорван на четыре части.

— А потом она аккуратно сложила их. — Дамарис бросила папку обратно в сундук. — Моя мать была сумасшедшей.

Он обнял ее и притянул ближе. Она в тот же миг прильнула к нему, но он ее не оттолкнул.

— Она была глубоко уязвлена, — сказал он, потирая ей спину. — Любой, если его оскорбить и уязвить, может съехать с катушек.

Думает ли он о своем брате?

Она набралась силы от его нежности, достаточно, чтобы отстраниться.

— Он присылал эти вещи, чтобы причинить ей боль. Как напоминание о том, что его мир — Восток, а не Уорксоп. Она отплатила тем, что уничтожила их. Но зачем их хранить? Зачем жить в зловонии? — Потом сама ответила себе: — Боже милостивый, чтобы никогда не исцелиться. И возможно, она надеялась: однажды он узнает, что она с ними сотворила! Она прямо-таки обезумела, когда получила известие о его смерти. Я подумала, она любила его. Но это только потому, что он снова убежал от нее, на этот раз навсегда. Она была сумасшедшей! Он взял ее лицо в ладони:

— Не надо, любимая. Они исчерпали свою ненависть друг к другу. Пусть она умрет вместе с ними. — Она подумала, что, быть может, он поцелует ее, и молилась об этом, но он отступил назад и закрыл сундук. — Позволь мне избавиться от него.

Его предложение было разумным, но она воспротивилась:

— Нет. Может, там есть что-то, что можно спасти.

Он посмотрел скептически, но снова поднял крышку.

Дамарис наклонилась и вытащила какой-то дорогой предмет одежды, заляпанный и вонючий, — но все, что она нашла под ним, была каша из разорванных свитков, осколков статуэток и флаконов.

— Ниже может быть только хуже.

Она выпрямилась и потянула за золотистый шнур, который свисал с одной стороны. На свет показалась позолоченная кожаная сумка для бумаг. Кожа была в пятнах, но когда Дамарис открыла сумку, содержимое оказалось неиспорченным.

— Документы. — Она отступила назад и высыпала бумаги на ровную поверхность. Развернула одну и прочитала. — Копия письма, которое она посылала ему. Все те же старые жалобы на заброшенность и жестокость. Какой был смысл?

— Она не могла бросить кость, какой бы горькой она ни была.

Дамарис взглянула на него.

— Как когда-то я с Эшартом.

Открыв еще одно письмо, она обнаружила то же самое. Фитц забрал у нее бумагу.

— Размышление над этими вещами — еще одна разновидность отравы. Порой поступки людей не имеют смысла, и беспокоиться из-за них губительно. Давай я просмотрю этот сундук вместо тебя.

— Спасибо, — сказала она, но сложила бумаги обратно в сумку.

— Тебе лучше избавиться от них.

— Я не стану хранить их, но чувствую, что должна взглянуть на них, прежде чем сжечь.

Они вышли из комнаты и почти столкнулись с лакеем.

— Ваш поверенный спрашивает о вас, мисс Миддлтон.

— Спасибо. — Когда слуга ушел, Дамарис повернулась к Фитцу: — Я прилично выгляжу?

Он улыбнулся:

— Не для двора, но для стряпчего вполне сгодится.

Еще одна маленькая шутка. Она вернула ему платок и не смогла удержаться, чтобы не сказать то, чего не должна была:

— Я люблю тебя, Фитц. Что бы ни вышло из всего этого, люблю. Это само по себе сокровище, и я не позволю его испортить.

— Но бесценное масло может погубить шелк. Некоторые сочетания просто невозможны. — Он коснулся ее щеки. — Сердца ведь не разбиваются, Дамарис. Они могут слегка треснуть, но со временем заживают. Как трещины на коже.

Она застонала от этого возвращения с небес на землю и поспешила прочь. Можно сражаться со всем миром, но как бороться с ним, самым сильным человеком из всех, кого она знает?

Только подойдя к гостиной, она заметила, что все еще сжимает сумку, от которой исходит аромат амбры и специй. Она отдала ее похожему на изваяние лакею, чтобы отнес к ней в спальню.

В гостиной она обнаружила, что ее завещание готово к подписи. Родгар уже находился там с двумя мужчинами, которые, судя по всему, были старшими слугами. Она прочла документ и подписала его, мужчины засвидетельствовали ее подпись. Теоретически она в безопасности, но на деле все зависело от того, услышит ли ее сводный брат о завещании. И окажется ли достаточно разумен, чтобы принять поражение.

Когда мистер Динвидди и свидетели ушли, она спросила Родгара:

— Не слышно ли еще чего-нибудь о моем брате?

— Вы были правы насчет того, что они с матерью жили на Розмари-Террас. Под именем Миддлтон. Однако после ее смерти он уехал и продал дом. Его новое местонахождение я пока не обнаружил. Но сомневаюсь, что он будет ждать нас там.

— Как он может надеяться, что ему это сойдет с рук? — Если бы ваша смерть выглядела случайной, все было бы хорошо. Выстрел из лука более любопытен. Подозреваю, что он имеет алиби.

— Это означает лишь, что у него есть кто-то еще для этой работы. Напиток в Тикмануэлле был, вероятно, делом рук того типа с кривыми зубами. Вы не знаете, так ли выглядит мой брат?