Стена - Мэри Райнхарт

Лидо его приняло обиженное выражение.

— Его не совсем нашли, — повторил он, с трудом выпрямляясь. — Как я понял, он сам явился в здание суда в Клинтоне и сдался, мисс.

Я сидела и тупо смотрела на него. Видимо, он обращался ко мне, и я что-то отвечала. Но я ничего не помню— до того момента, когда Мэгги нашла меня с нетронутым чаем и посеревшим лицом и с помощью Уильяма отвела меня наверх, в мою комнату. Там она уложила меня в постель, пристроив электрогрелку у моих ног — «да они совсем ледяные, мисс» — и принесла мне немного виски в стакане.

Она ни о чем не спрашивала. Просто окружила меня материнской заботой. Когда я немного успокоилась, она встала подле кровати и положила руку мне на лоб, как часто делала, когда я была ребенком.

— Думаю, с ним будет все в порядке, — произнесла она своим невыразительным голосом. — Этот Рассел Шенд не дурак. Если бы не он, Артура наверняка бы арестовали. А еще столько всякой всячины, никому пока не известной. Когда это выплывет наружу…

— Ох, Мэгги! — воскликнула я и расплакалась так, как не плакала долгие годы, прижавшись головой к ее жестко накрахмаленной груди.

Постепенно дошли до нас и подробности. В тот день, в два часа, какой-то человек вошел в здание суда. Место было ему незнакомо, и он поинтересовался, где находится кабинет шерифа. Шерифа на

месте не оказалось, и после некоторого колебания человек спросил, где находится кабинет окружного прокурора. Выглядел он усталым и каким-то пропыленным, и секретарша в приемной Булларда посмотрела на него косо.

— Он занят, — отрезала она. — У него совещание.

Аллен улыбнулся, словно что-то его позабавило.

— Вообще-то вы можете назвать ему мое имя— или же бросить туда брусочек динамита! — предложил он. — Вот увидите, эффект будет примерно одинаковым.

И он оказался прав. У Булларда в кабинете как раз находилась уйма народу: два помощника шерифа, один или два репортера, детектив из округа и представитель из Нью-Йорка. Стол был завален бумагами, которые в результате последовавшего стремительного рывка к двери оказались разбросанными по всему полу. Первыми выскочили из-за стола двое помощников шерифа и схватили Аллена за руки. Он же стоял совершенно спокойно, так что они выглядели несколько глуповато.

— Не меня ли вы разыскиваете, джентльмены? — спросил он. — Меня зовут Пейдж. Лэнгдон Пейдж.

— Ах ты, такой-сякой, мерзавец! — в бешенстве вскричал нью-йоркский представитель. — И что это ты себе воображаешь? Если думаешь, что чистеньким выберешься из этой грязной истории…

— В комнате находится молодая леди, — перебил его Аллен, улыбаясь. — Не забывайте об этом. Полагаю, найдется какое-нибудь другое место, куда мы могли бы отправиться и где можно было бы поговорить по-мужски?

— Ну, еще бы! — иронически заметил нью-йоркский детектив. 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Всего этого я в то время не знала. Как бы плохо все ни складывалось, я ни на секунду не верила, что Аллена смогут обвинить в этих убийствах. Он нарушил условия, на которых был досрочно освобожден из тюрьмы, теперь же сам сдался властям. Его снова посадят, пройдут годы, а он все еще будет в тюрьме, отрезанный от свободы, от просторов, которые так любил. Если я о чем и мечтала, то все мои мечты умерли в ту ночь.

Вдобавок ко всему, в доме снова начали твориться странные вещи. После нескольких ясных дней спустился туман, пополз вдоль поверхности залива и постепенно скрыл от нас близлежащие острова. Как всегда, он принес с собой промозглую сырость, и, несмотря на электрогрелку, я, лежа в постели, дрожала от холода.

Я почти не спала, только иногда дремала, просыпаясь словно от толчка, что говорило о сильном нервном переутомлении. Было всего одиннадцать вечера, когда я услышала рычание Чу-Чу и села в постели. В доме стояла абсолютная тишина, слуги спали. А когда я села, до меня вдруг дошло, что снова растрезвонились звонки.

Я до сих пор не знаю объяснения этому. Было еще не поздно. Возможно, Сэмюэль Данн вместе со своим жутковатым кружком проводили в тот вечер сеанс и получали сообщения от Верны, или от Эмили, или от Джин. Возможно, они даже высвободили какие-то силы, которые и достигли Сансет-Хауса. Как бы все это ни объяснялось, знаю только, что, окончательно пробудившись после столь недолгого сна и вслушиваясь в наступившую тишину, когда звонки умолкли, я вдруг вспомнила то, что прежде никак не могла вспомнить— насчет мышиной клетки, сделав, таким образом, первый шаг по направлению к разгадке нашей тайны.

Пришло ко мне это внезапно, словно озарение — так неожиданно порой возникает в памяти какое-нибудь забытое слово. Я снова была ребенком, лежащим в постели в изоляторе. Вокруг свирепствовала скарлатина, а у меня заболело горло, и я была сослана наверх. Захватив куклу, шла я туда крайне неохотно.

— Мама, и сколько же я там на этот раз пробуду?

— Недолго, если будешь умницей.

Даже сейчас меня задевает несправедливость этого замечания— как будто что-то зависело от того, буду я умницей или нет! Как следует намочив простыню в растворе карболки, мама завесила ею вход в_ карантинный отсек наверху лестницы, и Артуру строго-настрого было запрещено туда заходить. Оказалось, правда, что у меня всего лишь обычная простуда, и в свое время мне было позволено вновь вернуться в круг семьи. Однако в промежутке между этими событиями кое-что произошло.

Чтобы развеселить меня, Артур притащил мне своих мышек. Как-то вечером он залез ко мне по водосточной трубе, зажав в зубах какую-то веревку. Забравшись внутрь, он принялся осторожно втягивать в комнату какой-то предмет, который мне пока не был виден, и наконец предмет этот торжественно явился моему взору. Это была клетка с мышами.

— Я подумала, что тебе понравится за ними наблюдать, — сказал он с показным равнодушием. — Они слегка воняют, но очень веселые.

Это был поистине королевский жест старшего брата по отношению к младшей сестре. В течение долгих часов в ту ночь я наблюдала за мышками. А потом решила открыть дверцу и выпустить их. Это было роковое решение. Я сумела поймать всех, кроме одной, и когда на следующее утро пришла Мэгти, она не на шутку разбушевалась. До сих пор помню, как она ползала по полу, заглядывая под кровати в поисках блудного мышонка и грозясь все рассказать маме.

Уже ближе к обеду я вдруг услышала тихий шорох и увидела, как из большой дыры в углу стены, над старым плинтусом, появился мышонок. Мэгги поймала его, а маме так ничего и не сказала.

Теперь я поняла—Мэгги стояла на коленях в том самом углу в ту ночь, когда на нее напали. Возможно, во сне она вдруг заново пережила то давнее происшествие. Но сейчас я вспоминала не об этом. Дырка исчезла, стена была совершенно целой! Долгие годы мне это даже не приходило в голову.

Едва рассвело, я набросила пеньюар и снова отправилась наверх. Туман навис густой пеленой, и тусклый серый свет едва пробивался сквозь его вату. Включая свет, я сильно нервничала, но ничего не произошло— звонки не звенели, все было тихо и спокойно. Я остановилась, пристально вглядываясь в угол и отказываясь верить собственным глазам. Дыры не было. Никакому мышонку не удалось бы спрятаться за плинтусом, стена была аккуратно оклеена все теми же знакомыми обоями, которым уже больше двадцати лет.

Это казалось невероятным. Ведь не придумала же я тот случай. Я отчетливо видела перед собой Мэгги, которая, борясь с отвращением, держала это крохотное создание за хвостик.

— Ты нехорошая девочка, Марша. Вот возьму и утоплю эту тварь. Все равно от них только грязь да неприятности.

Разумеется, топить мышонка она не стала.

Я вернулась обратно в постель, но заснуть не смогла: тогда-то я вспомнила о миссис Кертис. В половине восьмого я позвонила ей и, кажется, несколько ее удивила.

— Послушайте, — сказала я. — Когда мистер Кертис обнаружил протечку в крыше над карантинным отсеком?

— Три года назад. Весной это было. Весь угол возле одной из кроватей целиком промок.

— И что же вы сделали?

— Но я же обо всем вам тогда сообщила, мисс Марша, — с упреком ответила она. — Вы оплатили счет. Нам пришлось распорядиться, чтобы стену заново оштукатурили. А я отыскала рулон старых обоев и велела оклеить ими стену.

— А плинтус они сдирали?

— Откуда сдирали?

Когда смысл моего вопроса дошел до нее, ничего определенного она сказать не смогла. Просто не знала. Ей казалось, что плинтус не трогали. Только вот штукатурка оказалась поврежденной. Я положила трубку и в задумчивости опустилась в кресло. Три года назад кто-то влез в дом через подвальное окно. Миссис Кертис обнаружила это и вызвала своего мужа. Обойдя весь дом, они наткнулись на протечку, и позднее штукатурка была восстановлена.

Что тут меня смущало? Кто же проник в дом той весной? Приехал на машине, влез через подвальное окно и ничего не взял?