Двуликая луна - Татьяна Величкина

— Лерочка, — прервал ее сладостные мысли Селезнев, — это тебе, посмотри.

Он протянул ей красивую красную коробку. Валерия, разорвав упаковку, подняла крышку и увидела, под тончайшим листком расписной бумаги, нежное кружево шелкового белья, цвета пьяной вишни.

— Мм — да, — протянула она, — впечатляет, — Валерия вынула красивый пеньюар из упаковки, а так же весьма откровенные бюстгальтер и трусики. Она подняла на него глаза и, улыбаясь, спросила:

— Думаешь, в моем возрасте это еще позволительно?

— Хотел бы я, чтобы все так выглядели в твоем возрасте, тебе не дашь больше тридцати двух, моя прелесть, а в этом, — он окинул ее жадным взглядом, — ты будешь вообще неотразима. Примерь, чтобы все впору было.

— Хорошо, — сдержанно улыбнулась Валерия.

— Тебе помочь? — привстал Сергей.

— Потом поможешь… — промурлыкала она и добавила, — снять…

Бледно-голубые стены и грязно-белый потолок навевали тоску. Решетки на окнах и запах лекарств, а за окном серое дождливое небо.

— Как быстро прошло лето, — пробормотала Катя, смотря, как капли сбегают по стеклу. — Бедный мой малыш, — она погладила себя по животу, — нас разлучили навсегда и даже небо плачет по тебе, — она снова почувствовала, как комок подкатывает к горлу. Подняв забинтованные руки, Катя, заплакала, ощущая себя такой беспомощной и одинокой. — Почему ты мой брат, так не должно быть, — продолжала она вслух разговор сама с собой.

— Теперь мне становится жутко при мысли, что он целовал меня, как мы могли!..а сегодня ночью ты мне приснился, малыш… ты был такой хорошенький с ямочками на щечках… я жду не дождусь ночи, когда ты…

— Катя, вы опять? — прервал ее вошедший доктор, — к вам кое-кто пришел…

— Я же сказала, Иван Никифорович, что ни кого не хочу видеть!

— К вам приехал отец, он…

— Папа? — Катя не знала, радоваться ли его приходу или нет, но он должен все рассказать, почему так все вышло, и неужели он ни о чем не догадывался. — Пускай…

— Вы себя хорошо чувствуете? — озабоченно спросил доктор, на что Катя выдавила из себя подобие улыбки.

— Сейчас подождите немного.

Выйдя из Катиной палаты, Иван Никифорович направился в свой кабинет, где его ждал Арбенин и, собираясь с мыслями, теребил в руках папку с историей болезни Кати.

— Ну, — привстав, спросил Арбенин, — как она?

— Пока все относительно спокойно, однако, она по-прежнему разговаривает сама с собой и с… потерянным ребенком.

— Как вы думаете, что будет с ней, она… поправиться?

— Психиатрия такая непредсказуемая вещь, что сегодня я могу сказать одно, а завтра она снова может совершить попытку суицида. Катя была очень подавлена, когда попала к нам, сейчас ей значительно лучше, но я бы посоветовал вам оставить ее еще на пару недель.

— Я живу и работаю в Москве, — Арбенин с надеждой посмотрел на Ивана Никифоровича, и по этому хотел бы увезти ее с собой, там у меня есть хорошие знакомые специалисты, где ей помогут и к тому же смена обстановки пойдет ей на пользу.

— Возможно, — задумчиво пробормотал врач, — может вы и правы. Москва не наш маленький городок… провинция есть провинция. Да, — спохватился доктор, — пойдемте, я предупредил Катюшу, она не против, видеть вас, и если не обрадовалась, то хотя бы не высказала бурное «нет», как в случае с несостоявшимся женихом. Бедный парень, он день и ночь дежурил под окнами, но она не желала его видеть.

Иван Никифорович отошел от окна и, направившись к двери, добавил, чтобы Арбенин был аккуратен и как можно спокойнее общался с ней.

— Конечно, Катя все-таки моя дочь, — уверил он врача и последовал за ним.

Катя стала еще худее и бледнее, как будто бы из нее вытрясли всю душу.

— Она потеряла много крови, — шепнул Арбенину врач, — по этому мы даже делали переливание.

— Папа, — она протянула к Арбенину руки и, заплакав, кинулась ему на шею, — папочка, тут такое произошло!

— Успокойся, родная моя девочка, успокойся, не плачь, — он погладил ее по спутанным волосам. — Все совсем не так, это… моя вина, что… все так получилось. Сережа не твой брат, не мой сын, просто я не мог… ну девочка моя, — он обнял ее за трясущиеся от рыдания плечи, — я не мог ему сказать, ведь Сережа все эти годы считал меня своим отцом. Я бы все рассказал, если бы знал, что его мать так поступит с вами.

— Но я сама видела и мама… да все… что анализ ДНК подтверждает наше родство…

— Ты веришь мне, Катя? — он посмотрел в ее покрасневшие от слез глаза, — я никогда бы не подумал, что Валерия совершит такую подлость, но это ложь, я никогда не был отцом Сережи.

— Мне теперь все равно, — она отвернулась к окну, — я не хочу больше их видеть ни его, ни его мать… особенно ее.

— Но Сергей ни в чем не виноват, он такая же жертва, Катенька, он любит тебя!

— Может быть, когда нибудь я захочу говорить о нем, но только не сейчас, папа, сейчас мне больно даже думать о нем, — она снова заплакала и, опустив голову на колени отца, обняла его. — Не хочу больше ничего, забери меня и маму, и уедем к тебе, — она подняла голову и, замолчав, посмотрела на него, — ты же обещал, что теперь мы одна семья, и мы будем вместе. Или…

— Я знаю, и как раз хотел тебе предложить это. Пройдет время, тебе станет легче, я, мама, мы будем вместе и поможем справиться тебе со всем.

— А когда мы уедем отсюда?

— Думаю скоро, я поговорил с твоим врачом и он согласился, что в Москве ты гораздо быстрее пойдешь на поправку…

— Но со мной все в порядке, я не больна! — в ее голосе звякнули металлические нотки, словно натянутые струны и она, кинувшись на кровать, обхватила руками подушку, — я не сумасшедшая, просто мне сейчас очень плохо!

— Ни кто и не считает тебя сумасшедшей, — серьезно продолжил отец, — но поверь мне, тебе нужно мысли привести в порядок, чтобы снова стать прежней.

— Я никогда не стану прежней, — процедила сквозь зубы Катя, — я уже большая девочка и теперь нет той глупенькой снежной королевы, так можешь и передать ему.

Арбенин не стал спорить, он видел, что его дочь немного не в себе и понимал, что сейчас не лучшее время что-либо доказывать, а тем более спорить. Он ласково поцеловал ее в затылок и сказал, что завтра они приедут с мамой и наверняка заберут ее домой, если она будет здесь хорошо себя вести.

— Доктор сможет тебя отпустить, только если ты будешь стараться вести себя спокойно, я все понимаю, но если ты хочешь домой, тебе нужно взять себя в руки.

— Хорошо, пап, — Катя, повернувшись к нему, взяла Арбенина за руку, — я люблю тебя, папа.