Последний Танцор - M. Поповец

Только полные невежды считают межпространственные туннели пустыми.

На самом деле в них присутствуют две различные формы. Чего? Вот вопрос!

Первая — струи, грациозно извивающиеся, словно змеи. Они струятся перед глазами, как будто стремясь проникнуть в подсознание наблюдателя и оплести его своими изгибами. Линии редко пересекаются; когда же такое происходит, две линии на некоторое время сливаются и движутся вместе, прежде чем снова разделиться. Дван понимал, что это глупости, но у него сложилось стойкое впечатление, что в момент слияния линии каким-то образом обмениваются информацией. Все они имели одну и ту же окраску: темно-серую, без вариаций.

Вторая форма — сфера — окрашена в тот же серый цвет, но уже различных оттенков, от совсем светлого до приближающегося к черному. Скорее всего, то была просто игра воображения, но однажды Двану показалось, что он увидел белую сферу. Варьировались они и по размерам. Иногда попадались гиганты, не уступающие величиной звездолету; такие огромные, что стены туннеля раздавались на их пути точно так же, как при прохождении корабля. Да и линии в этом плане тоже отличались разнообразием: одни толстые и мохнатые, как канаты, другие гладкие и тонкие, как луч лазера.

Линии и сферы двигались вместе, то и дело соприкасаясь и изменяя траекторию. Сначала их движение казалось Двану беспорядочным, но со временем он научился видеть ритм и своеобразный смысл в хаотических на первый взгляд, изгибах линий, пляске сфер и переливах серого на их поверхности. Его не покидало томительное ощущение ускользающей разгадки. Будь у него достаточно времени на наблюдение, возможно, он сумел бы что-то понять, но Дван был простым Защитником, получившим лишь необходимое для выполнения своих обязанностей религиозное и светское образование.

Если бы он стал Хранителем или Танцором, тогда у него действительно появился бы шанс познать Непознанное, как это сделали Зарадины три с половиной миллиарда лет тому назад.

Но это совсем другая история.

А Двану настало время возвращаться на дежурство.

Не так ли и мы все за суетой и рутиной порой упускаем то главное, ради чего только, может быть, и стоит жить? Места содержания восьмерых Танцоров-изгнанников размещались на максимальном отдалении друг от друга, насколько позволяли размеры пятой палубы.

Мэй'Арад'Мара, старейший и опытнейший из всех Защитников на борту тюремного транспорта, сидел у периметра внутри защитной пентаграммы, ограждающей узилище Танцора Седона. Его иссиня-черный плащ скрепляла на плече застежка с эмблемой его ранга — золотое колесо Стража.

На поясе у него висел китжан.

У его ног стояла небольшая чаша с черными чернилами.

Мара поднялся, завидев приближающегося Двана, и встал на границе ограждения. Они коротко соприкоснулись лбами, причем младшему пришлось низко наклониться, чтобы выполнить церемониал приветствия.

— Принимаю долг, — первым произнес ритуальную фразу Дван.

— Отдаю долг, — откликнулся Мара.

Носком сапога Страж стер часть периметра, вышел из пятиугольника и передал сменщику китжан. Тот вошел внутрь, окунул палец в чашу с чернилами и восстановил нарушенный отрезок. Закончив, посмотрел на Мару и тихо спросил:

— Как он?

Страж покачал головой и сплюнул:

— Со мной он общаться не желает. И правильно делает.

Дван кивнул, прикрепил китжан к поясу и уселся на пол, скрестив ноги. Лицом к лицу с заключенным.

Мара ушел.

Мертвая тишина окутывала обе сидящие друг против друга фигуры. Двана и Седона.

До ушей Двана доносился отдаленный гул голосов мятежников из ближайшей камеры. Силовые поля не позволяли им вырваться наружу, но не препятствовали делать это звукам.

Танцора, разумеется, не в состоянии удержать взаперти ни двери, ни стены. Особенно если ему уж очень сильно приспичит выбраться на волю. Поэтому их содержали на открытом пространстве, внутри защитных пентаграмм, начертанных специально подобранными командами Хранителей. В некоторых местах периметра заговоренные чернила лежали в десять-двенадцать слоев.

Над пентаграммой Седона трудились особенно тщательно. Ее начертали, сопровождая процесс соответствующими заклинаниями, более тридцати раз. В результате граница периметра выглядела не просто чернильной чертой, а представляла собой реальную преграду, возвышающуюся почти на миллиметр над поверхностью палубы. Бледные язычки пламени плясали в каждой из оконечностей пятиугольника.

Седон беспокойно зашевелился. Он был обнажен, бугры тренированных мышц рельефно выделялись на идеально сложенной фигуре. Внутри пентаграммы хватало места, чтобы свободно двигаться, заниматься упражнениями и даже Танцевать, если такое вдруг взбредет в голову. Но за все время полета, насколько было известно Двану, ни один из Танцоров ни разу не позволил себе этого.

На освещении пятой палубы сознательно экономили, а в местах содержания Танцоров вообще было темно, как в сумерках. Дван так и не узнал, к чему эти меры. Возможно, для поддержки охранных частиц Пламени, горящих по углам пентаграммы, а возможно, просто для того чтобы сделать период заключения еще более невыносимым для вожаков мятежников.

Голос Седона, звучный и проникновенный, как всегда неожиданно резанул по ушам Защитника:

— Как ты себя сегодня чувствуешь, мой друг?

Дван не сделал замечания узнику за фамильярное обращение.

— Спасибо, все хорошо. А как ты?

— Как может чувствовать себя насильно заточенный пленник? Сегодня похоже на вчера, а завтра будет похоже на сегодня.

Глаза Седона — карие, хотя при таком освещении у Двана не было полной уверенности, — остановились на собеседнике.

— Как тебе обед? Понравился? — поспешно спросил Дван, стремясь избежать чувства неловкости, всегда возникавшего у него под пристальным взглядом Танцора.

— Я выше того, чтобы жаловаться на качество пищи, но протестую против оскорбления моего достоинства. Я вынужден отправлять естественные надобности в металлическое судно под неусыпными взорами моих тюремщиков, затем накрывать его металлической крышкой и проталкивать за черту. Для человека моего ранга терпеть подобное положение вещей унизительно.

— Увы, я не в силах изменить установленный порядок. Мы стараемся не задевать без нужды чувства заключенных, но только в тех случаях, когда это не угрожает безопасности корабля и его экипажа.

Седон замер как изваяние, внимательно разглядывая Защитника и словно оценивая, насколько тот искренен.

— Я понимаю, — произнес он лишенным эмоций голосом. — И не Питаю за это вражды к тебе, мой друг.

— Польщен, — честно признался Дван.

— Продолжим вчерашнюю беседу?

— Если пожелаешь.

— Ты родился близ Кюльена?

— Да. Обучение проходил в Пруфаке.

— Среди твоих предков были Танцоры. — Последняя фраза прозвучала как утверждение, а не вопрос.

— В большом количестве. В шестнадцатом колене, к примеру, Танцорами стали шестеро из восьми мужчин моего рода. А еще двое — Хранителями.

— Прекрасная родословная линия. И я удивлен, что потомок столь славных предков предпочел Щит и теперь охраняет эту вонючую космическую тюрьму.

— Еще в раннем детстве медики определили, что я вырасту необыкновенно крупным мужчиной. Хранитель Кюльена посчитал, что это помешает мне на стезе Танцора.

— Среди Танцоров хватает крупных мужчин, что отнюдь не мешает им успешно Танцевать.

— Все верно, — кивнул Дван. — Но фактор размера, являющийся недостатком для Танцора, дает несомненное преимущество избравшему карьеру Защитника. Став на этот путь, я обеспечил себе достойное будущее и уважение окружающих.

— А ты никогда не задумывался, что существуют и другие способы достичь того же и даже неизмеримо большего.

— Нет, — медленно покачал головой Дван, — никогда. Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду существующий порядок вещей. Почему ребенок лишен права выбора собственного будущего? Почему он не может заявить: я хочу стать тем-то или тем-то? И почему не помочь ему осуществить этот выбор?

— Мне странны твои речи, Седон. Не знаю, какие порядки в клане Джи'Суэй, но в моем клане, Джи'Тбад, все по-другому.

— Ничего подобного! — с жаром воскликнул Танцор. Он вскочил на ноги, дрожа всем телом и устремив на Защитника горящий внутренним пламенем взор. Голос его понизился до яростного шепота: — Среди моих приверженцев есть представители обоих кланов. А кроме того, еще кланов Джента, Керси, Альвен и даже Мэй, хотя последних немного. Спроси у них, если не веришь мне. По всему нашему Миру везде одно и то же. Будь ты Танцором, ты бы об этом знал. Мы много путешествуем и видим гораздо больше, чем какой-нибудь провинциальный Хранитель, не говоря уже о Защитнике. Да что говорить! Нам, странствующим Танцорам, известно такое, о чем понятия не имеют большинство из элиты, включая наших бывших коллег, что предпочли принять ранг Старейшин Анеда и взвалить на свои плечи бремя правления Миром. Поверь мне, Дван, повсюду царит один и тот же порядок, — настойчиво повторил Седон. — Куда ни сунься, везде полное отсутствие выбора, свободы воли, права на собственное мнение. И везде раболепное пресмыкательство перед Анеда, как будто они не те же Танцоры, Хранители и Защитники, только облаченные в белые одеяния Храма Зарадинов,