Чарлстон - Александра Риплей

Наступил октябрь. Опасность ураганов миновала. Ночи стали прохладными, и дни не были такими знойными и изнуряющими. Семья вновь перебралась в зимний дом. Джулия объявила конец купального сезона и вновь засадила Лиззи за уроки. Только трижды она освобождала девочку от занятий, чтобы ознакомить с важнейшими этапами уборки урожая: жатва, молотьба и веяние.

Жатва напомнила Лиззи прекрасный медленный танец. Мужчины и женщины терялись в золотом рисовом поле, будто в море солнечного света. Высокие стебли расступались и смыкались за ними, как волны. Серпы были почти невидимы в их руках, изредка сверкая на солнце. Казалось, золотые колосья отсекаются при помощи некоей магической силы. Жнецы без устали двигались ровным шагом и за работой пели. Зерно было спелым, погода стояла прекрасная, годовые труды принесли изобильный урожай. Окончание жатвы предстояло отметить пышным празднеством.

Колосья разложили на стерне для просушки, и на следующий день работники разделились. Женщины собирали рис в толстые снопы и перевязывали каждый жгутом из стеблей риса. Отработанные движения были быстры и красивы. Работники складывали снопы в стога.

Жатва длилась почти две недели. Большинство снопов сложили в сарае для плоскодонок, чтобы потом везти в город. Их повезут на барже, сказала Джулия Стюарту. Оставшуюся в поле солому срежут, и зимой ею будут кормить скот. Джулия ликовала. Урожайность была превосходна – до двухсот зерен в колосе. До сорока семи фунтов бушель. Средней величиной считалось сорок пять, сорок шесть было уже хорошо. Урожай в целом тоже был великолепен.

– Ручаюсь, мы получили сорок бушелей с акра. Цены в этом году приблизятся к доллару с четвертью за бушель, потому что от прошлого урожая уже ничего не осталось. Акр принес до пятидесяти долларов. Такого даже при папе не было.

– Тетя Джулия, мы снова разбогатеем?

– Нет, Стюарт. Не думаю, чтобы мы когда-нибудь опять стали богаты. Но мы покроем прошлогодние убытки и расходы этого года. У нас остались хорошие семена для новых посадок. Они-то и составляют наше богатство.

– Что дальше, тетя Джулия?

– Завтра предстоит молотьба. Мы всегда обмолачиваем рис вручную. Машина разрушает его.

Лиззи была счастлива, бросив на столе книжки, провести весь день в амбаре. Понаблюдав, как женщины хлещут кнутом копны, лежащие на длинном бревне посреди амбара, и взвизгивают от восторга, когда выбивают горсть зерен, она стала умолять, чтобы ей дали попробовать. Работа остановилась. Широко улыбающаяся негритянка, блеснув золотым зубом, показала Лиззи, что надо делать. Работа была куда трудней, чем казалось со стороны. Лиззи, безутешная, забралась обратно на помост. Наконец солому убрали, оставив на полу зерно. Женщин сменили мужчины с тяжелыми деревянными цепами. Цепами обрабатывали колосья, которые слишком прочно держали зерно. На этот раз решил испробовать себя Стюарт. Он устал еще больше, чем Лиззи. Девочка чувствовала себя гораздо лучше. Джулия отправила обоих ужинать. Она не сдвинулась с места, пока весь рис не был обмолочен и сложен на чердаке амбара, – до следующего года, когда его вновь обмажут глиной.

На следующий день Дилси веяла первый рис, и они съели его за обедом. Когда бы Лиззи ни вспоминала год, проведенный в Барони, именно веяние ей запомнилось лучше всего.

Сложного здесь ничего не было. Рис засыпали в глубокую ступку, выдолбленную из кипариса, и толкли пестиком с длинной деревянной ручкой, также вырезанным из кипариса. После того как шелуха лопалась, рис перекладывали в широкую круглую мелкую корзину. Дилси, напевая, трясла корзину из стороны в сторону, а затем плавным округлым движением подбрасывала рис вверх. Ветер уносил шелуху, а рис падал в ловко подставленную корзину.

И на плантации, и в городе каждый день за обедом подавали рис. Когда ветер был хорош, Дилси веяла рис на неделю вперед. Лиззи всякий раз завораживало движение корзины и сверкание белых, очищенных от шелухи зерен. Дилси пообещала научить ее, но руки девочки были слишком коротки, чтобы держать огромную корзину.

При первой попытке у Лиззи почти ничего не получилось. Но в ноябре, когда девочке исполнилось девять лет, Дилси подарила ей корзину, которую Соломон сплел специально для нее. Она была достаточно широка для ее рук, но не слишком. Это был лучший подарок – даже лучше, чем иллюстрированный атлас, который подарила Джулия, лучше, чем оленьи рога, которые преподнес ей Стюарт, – самые крупные из всех, что когда-либо добывал брат. Кухня была завалена олениной.

Дилси сдержала слово. Каждый день она подолгу занималась с Лиззи, обучая ее веять рис. Джулия не останавливала их. Год приближался к концу, и ей хотелось, чтобы девочка вдоволь насладилась жизнью на плантации. Она много потрудилась, и, если занятия на кухне отнимут немного времени у фортепианных уроков, большой беды не будет. Лиззи нельзя было назвать музыкально одаренной. Но из девочки, кажется, получится неплохая кухарка. В жизни это ей пригодится больше, чем музыка.

В середине декабря Джулия привезла Стюарта и Лиззи домой, на Митинг-стрит. Стюарт молчал, борясь со слезами, которые прорывались, несмотря на все его усилия. Лиззи напевала медвежонку рождественские гимны. В ее сундучке лежал костюм для верховой езды, который, девочка надеялась, ей больше не придется надевать, книга с высушенными листьями и цветами, которую она снабдила ситцевой обложкой и надписала для Джо Симмонса, и перочистка для Пинкни, на которой она вышила его инициалы. Матери она везла образцы вышивок, а Софи несколько банок земляничного варенья, крышки на которых, видимо, не были пригнаны достаточно плотно. За это время она научилась не слишком бойко играть на фортепиано, без визга убивать черепах, с усердием и довольно недурно вышивать, немного говорить по-французски, переменять блюда на обеденном столе, без страха плавать; к тому же девочка поняла две важные вещи: рис не только едят, ему поклоняются, и еще – мальчики предпочтительней, чем девочки. Всему этому ее научила тетя Джулия.

Элинор Олстон позволила Лиззи стать героиней дня, велев девочке показать, как искусно она умеет разливать чай и бегло говорить по-французски. Потом все потекло как обычно. Следующее утро Лиззи провела в углу за то, что послала Каролине Рэгг записку на уроке арифметики.

Стюарт торжествовал значительно дольше. Он тоже поступил в школу. С частными уроками у Уэнтвортов было покончено. В 1867 году преподобный доктор А. Тумер Портер, выдающийся чарлстонский проповедник, при поддержке епархии епископальных церквей открыл школу – Училище Святой Церкви.

Школа предназначалась для сыновей плантаторов, мальчики должны были жить и обучаться в ней. Плату за обучение назначили минимальную: немногие хозяева могли теперь найти деньги для обучения своих детей, так как все средства уходили на восстановление нанесенного Шерманом урона.