Нешкольный дневник - Антон Французов

Заметки капитана Никифорова

Я никогда этого не понимал. Больше всего меня злило, что законодательство наше само подсидело проституцию. Ни законов соответствующих, ничего. Вместо законов нужных — сплошная голая жопа, которую нашему брату разнюхивать приходилось. В смысле — ни сутенеров, ни проституток толком к ответственности не притянешь. Была худо-бедно одна статья за сводничество, да и ту отменили в девяносто седьмом. В то время с проституток вообще спрос небольшой был — штраф полтинник, и — ноги в руки, из «обезьянника» сваливай хоть обратно на точку. Рожи наглые, пьяные, ухмыляются, юбки задирают и говорят: «Ты, мусорок, поди, сласти такой и не видал? Жена, поди, под одеялом в полной темноте на ощупь дает, в позе по стойке «смиррно!» Обидно. Конечно, «демократизатором» влепишь пару раз, легче становилось. Но все равно, баб бить… хотя блядей я за баб долго и не считал, как не считаю за мужиков падаль всякую: маньяков, гомиков, пьянь и наркоту беспробудную, которая даже в протоколе расписаться не может. А про «демократизатор», палку резиновую, у нас в РОВД в Саратове, когда я еще в Москву не перевелся и назад потом вернулся, байка была. Реальная, без туфты. Был в ОМОНе один старшина, Федором звали. Правильное для него имя — типичный такой Федя, рожа утюгом, лобик в два пальца, а дальше кость.

Башка у того Феди из плеч торчала, потому что он все время за косяки задевал, когда в дверь входил. Здоровый парень. Только беда у Феди с мозгами, ничего не соображает и даже не обозначает мыслительные усилия. Мышление, как говорил начальник училища МВД, в котором я учился, не подковано. Однажды этот Федя рассказывал историю: «Ну, значит, заловили мы одну путану. Я ее к нам в автобус, она и там продолжает нас крыть. Борзая. Я ей тово, грю: «Слышь, подруга, а че ты такая борзая-то? Голова очень крепкая, что ли, или между ног ведро со свистом проходит? Ты сколько палок-то выдержишь?» — «Да хоть двадцать!» На этом месте все обычно оживлялись и Федю спрашивали:

— Ну и что, ну и как?

А он:

— Ну я ее двадцать раз резиновой дубинкой и охреначил.

А вообще, конечно, с вопросом проституции у меня большие сложности были. Не в том смысле, что у меня, значит, с этим делом плохо или никак, просто я, так сказать, думаю: сейчас с блядью, а потом теми же руками хлеб брать. Я, можно сказать, примерный семьянин, дочери вот семнадцать лет, и когда этакая наглая сопля, моей Иринке ровесница, начинает губешник накрашенный кривить и нагло выеживаться, меня это злит. Конкретно злило. Не двадцать палок, как тот Федя-, а разик дубинкой по заднице оделить запросто мог.

По этому вопросу у меня с женой выходило непонимание. Она у меня врач. Медики, говорят, вообще народ разнузданный, такой либеральный. Общежитие мединститута у нас вто-роде самое мягкое публичным домом называют. Даже анекдот в тему есть: «Сколько потребуется денег, чтобы общежитие превратить в бордель?» — «Да рублей сто!» — «?!»— «Ну табличку заменю, и все дела». Нет, я не к тому, что у меня и жена в студенчестве такая была, она в этом смысле прекрасного поведения, к тому же с папой-мамой выросла, а не в общаге обшарпанной. Просто моя Вероника работает в кожно-венерологическом диспансере заведующей отделением. Место работы не ахти какое, я даже оговаривался первое время. Жена — Вероника, диспансер — венерологический, вот я однажды и ляпнул, что мою супругу зовут Венерика и работает она в кожно-вероническом диспансере. Вот она, Вероника, проституток жалела всегда. Не знаю уж почему. Наверно, потому, что видела их в самых жалких позах. То есть позициях. Я хотел сказать — в обстоятельствах самых жалких. Говорит, привезут им вот такие же менты, как я, несколько проституток, только что с угла снятых, на принудительную проверку, проститутки все нашей Иринке в ровесницы годятся, некоторые даже моложе. Худенькие, взбаламученные, пытаются наглость из себя выдавливать. У кого получается, а у кого и нет. А не получается. Все равно видно — бодрятся, но боятся. Вероника у одной такой девчушки спросила:

— Зачем тебе оно надо?

Вопрос, конечно, интересный.

Провел однажды опыт — выдергивал навскидку путан из числа задержанных и к себе в кабинет. Нет, не затем, что можно подумать, если кто морально подпорченный, как говорит наш полковник. А в кабинете я их спрашивал: по-честному, без протокола если, говори, что родители, где работаешь, учишься, все такое. Предупредил, если вздумает врать и на жизнь-злодейку жаловаться, то переведу в распоряжение старшего сержанта Гориленко. Такого у нас не было, а был такой ходячий прикол, «сержант Гориленко» всем представлялся таким волосатым, кривоногим, здоровенным и злобным, что-то вроде гориллы, обпившейся горилки и нацепившей милицейскую форму. Все этого Гориленки ужасно пугались, даже смешно. Так вот, выяснилось, что большинство задержанных из вполне благополучных семей, кое-что в университетах, институтах учится. Что ж на панель-то, что дома не сидится, с однокурсниками не гуляется? Причины смешные называли. Одна со своим молодым человеком поссорилась, бедовая Другая зарабатывала себе на дубленку, что ли. Из мединститута, кстати. Иринка тоже у матери дубленку просила, жена сказала, что папа получит зарплату, тогда и посмотрим. А Иринка в истерику, сказала, что на папину зарплату только на нашего хомяка дубленку можно купить. Цаца! Хлопнула дверью, в свою комнату пошла. Но ведь не на панель же!

Третья, самая расфуфыренная, просто так, нервишки пощекотать. Зажралась. Она плакала, просила до родителей не доводить. А я как узнал, кто ее папаша, так у меня аж погоны от ужаса зашевелились. Этот чинарь, ее папаша, запросто мог весь состав нашего РОВД разогнать и назначить на наше место любых козлов. А что? Козлов. Мне дочь рассказывала, что один римский император назначил сенатором свою собственную лошадь. Римский… а чем наши, саратовские, хуже?

Вот такие дела.

Как в Москву меня перевели, там я, конечно, побольше стал получать, купили Иринке дубленку, но это, конечно, к делу не относится. В Москве я еще поднасмотрелся, думал: куда мы катимся? То ли дело при коммунистах было, когда я еще участковым работал, молодой был совсем. Помню, на моем участке было всего три достопримечательности,-

1. Самогонщик Борзов, к которому очень любили ходить все наши, да и я пару раз заглядывал. С обыском, с ордером, как полагается. Приходить приходили, но не все уходили своим ходом. Я-то, конечно, не пил, так, иногда, а вот Саша Прянишников так уставал в ходе обыска, что обычно прямо в туалете, обняв унитаз, и засыпал.

2. Проститутка Сидорова, которая раз в неделю, но имела привод, каждый раз ее предупреждали «в последний раз» и отпускали. Присуждали ее к общественно-полезным работам, на субботники отправляли. Не на те субботники, к ссученной братве, на какие сейчас путан кидают, а там их «быки» рвут, как Тузик грелку. На коммунистические субботники. Дворик там подмести, бревно перетащить. Я с этой Сидоровой намучился, однако. Наглая она. Я ей говорю: «Очисти вот эту территорию от мусора». А она мне что в ответ? Говорит: «Да идите потихоньку, товарищ лейтенант, я вас и не держу на этой территории». Вот с тех пор я ихнего брата, сестру то есть, на дух не переношу. Хоть дух от Сидоровой был — «Шанель номер сколько-то», когда у честных людей только «Шипр» да «Тройной», и то для внутреннего употребления.

3. Хулиган Левка Брежнев, на которого боялись оформлять протоколы. Бока только немножко мяли, приводили к папаше, а папаша его, Ванька, только руками разводил, когда узнавал об очередной выходке сына. И ведь протокол на него не напишешь, на Левку, сволочь. Представляете себе: «За разбитие стекол в подъезде и распитие спиртных напитков, а также отравление естественных нужд в общественном месте задержан гражданин Брежнев Л. И. При задержании оказывал сопротивление и нецензурно выражался, а потом полез целоваться». Ну чистый генсек! За такое и в парткоме могли загнуть жучкой. Провести разъяснительную работу

А теперь что? Все превратились в таких Сидоровых и Левок Их жалеть — себе потом дороже. И когда жена в очередной раз говорила, что бедные девочки не по своей охоте на панель идут, то у меня ничего хорошего, кроме мата себе под нос. Я уже тогда начал думать, что с проституцией бороться бесполезно, как с пьянством бесполезно бороться. Если нельзя ее, гидру, победить, то хоть как-то поцивилизованнее сделать надо! У меня знакомый в Голландии на стажировке был по обмену опытом, говорит, что божья благодать, а не работа у тамошних ментов, полицейских. Все разрешено: наркота легкая, проститутки на каждом углу, педики жеманятся, все-все! И, говорит, не поверишь — улыбаются все, довольные и счастливые. Знакомый решил на собственном опыте проверить, обкурился анаши, там ее на прилавке двадцать сортов в открытую лежало. Сидит курит, вдруг видит, приближается к нему голландец-по-лисмент. У нас мент, у них — полисмент. Знакомый сжался весь, у него в руке косяк недокуренный и дымовал стоит, а голландец начинает ему что-то лопотать, а потом бумажку совать стал какую-то. Ну все, думает, обманули, что все можно, — протокол! А оказалось, что голландец этот спрашивал, не заблудился ли господин турист, и карту Амстердама совал, предлагал проводить. Вот так!