Мужики - Владислав Реймонт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все в доме уже легли, а Мацей все сидел, писал мелом на лавке, подсчитывал и до глубокой ночи размышлял.
На другое утро, тотчас после завтрака, приказал он работнику запрягать лошадей в сани.
— Ягуся, я еду в Волю, присматривай тут за домом, а если будут спрашивать, всем говори, что мне непременно надо было ехать. Да зайди к жене войта.
— Поздно вернетесь? — спросила Ягна с тайной радостью.
— К вечеру, а может быть, и еще позднее.
Он стал одеваться, а Ягна приносила ему из чулана разную одежду, завязала ленты у ворота рубахи, помогала собираться и с лихорадочным нетерпением гнала Петрика запрягать. Ее бил озноб, она не могла устоять на месте, радость шумела в ней, радость, что муж уедет на целый день, вернется поздно, может быть, ночью, а она останется одна и в сумерки… в сумерки выйдет за стог… Выйдет! Эх! Уже рвалась душа туда, смеялись глаза, сами тянулись вперед руки, грудь поднималась, и жаркими молниями вспыхивала в ней страсть и заливала всю ее блаженной мукой… Но вдруг непонятный страх сжал ей сердце, она притихла, ушла в себя и блуждающими глазами следила за Борыной, пока он опоясывался, надевал шапку и отдавал какие-то распоряжения Витеку.
— Возьмите меня с собой! — сказала она вдруг тихо.
— Как так? А на кого же дом останется? — возразил он, очень удивившись.
— Возьмите! Сегодня праздник, день Святого Стефана, делать дома нечего, возьмите! Скучно мне что-то! — Она просила так горячо, что Борына уступил и велел ей собираться.
Через несколько минут она была готова, и они помчались так быстро, что облако снежной пыли вилось за санями.
VI
— А я уж думал, что ты где-то в снегу увязла! — сказал Борына едко.
— Да разве дойдешь скоро в этакую вьюгу! Я ощупью шла, — снег так сыплет, что глаз открыть нельзя, на дорогах — сугробы, метель, в двух шагах ничего не видно.
— Мать дома?
— Дома, конечно, — куда же она пойдет в такую собачью погоду? Утром была у Козлов — с Магдой совсем худо, на ладан дышит! Мать ничем ей помочь не может, — рассказывала Ягна, стряхивая с себя снег.
— А на деревне что слыхать? — спросил Борына с усмешечкой.
— Ступайте, расспросите, так узнаете, а я за новостями не бегала.
— Не знаешь, помещик приехал?
— Собаку в такую вьюгу не выгонишь, а помещику, ехать захочется, как же!
— Кому ехать надо, того и метель не испугает.
— Конечно, кому нужда… — недоверчиво усмехнулась Ягна.
— Он сам обещал, никто его не просил, — сказал Борына сурово. Он отложил рубанок, встал с табуретки и, подойдя к окну, выглянул наружу, но на дворе нельзя было разглядеть даже плетней и деревьев.
— Кажется, снег перестал сыпать, — заметил он уже мягче.
— Перестал. Только ветер так и хлещет, метель такая, что дороги не видно, — сказала Ягна. Отогрев руки, она принялась перематывать лен с веретена на мотовило, а старик опять сел за свою работу, но все нетерпеливее поглядывал в окно и прислушивался.
— А где же Юзька? — спросил он немного погодя.
— У Настки, должно быть, — все туда бегает.
— Вот егоза, пяти минут дома не усидит!
— Говорит, скучно ей здесь.
— Еще чего! Будет бегать забав искать!
— Это она только для того и делает, чтобы от работы отлынивать.
— А ты что ж ей не прикажешь?
— Говорила не раз и не два, а она на меня орет, как на собаку. Покуда вы ее не приструните, ей плевать на мои приказы.
Борына пропустил эти жалобы мимо ушей. Он все настороженнее прислушивался, но ни один звук не доходил со двора, только вьюга выла и толкалась в стены так, что дом трещал и покряхтывал.
— Пойдете? — тихо спросила Ягна.
Он не ответил; в эту минуту отворилась дверь в сенях, в комнату, запыхавшись, влетел Витек и уже с порога крикнул:
— Пан приехал!
— Давно? Закрывай скорей дверь!
— Только что. Еще бубенчики слышны.
— Один ехал?
— Не знаю. Так метет, что я только лошадей разглядел.
— Беги сейчас же и разузнай, где он остановился.
— Пойдете к нему? — спросила Ягна, притаив дыхание.
— Подожду, пока позовут, напрашиваться не стану. Ну, да они без меня ничего не надумают.
Оба замолчали. Ягна мотала пряжу, считая нитки и связывая их в мотки, а старик, у которого работа из рук валилась, встал и начал одеваться; он еще не успел надеть тулуп, как примчался Витек.
— Пан сидит у мельника, в той комнате, что окнами на улицу, а лошади стоят во дворе.
— Ты где это весь в снегу вывалялся?
— Меня ветер в сугроб свалил.
— Врешь небось. С мальчишками, верно, в снежки играл.
— Нет, ей-богу, ветер меня свалил.
— Рви одежу, рви, сукин сын! Вот огрею ремнем, так будешь помнить!
— Да я же правду говорю! Такая вьюга, что на ногах не устоять.
— Отойди от печи, ночью будешь выгреваться! Скажи Петрику, чтобы шел молотить, а ты ему помоги. Не гоняй по деревне, высунув язык, как собачонка!
— Сейчас, я только еще дров принесу, хозяйка велела… — жалобно сказал Витек, огорченный тем, что ему не дали рассказать обо всем виденном. Он повертелся еще в избе, свистнул Лапу, но тот свернулся в клубок и даже не подумал встать, так что пришлось идти одному. Борына, уже совсем одетый, слонялся из угла в угол, поправлял огонь в печи, заходил в чулан, поглядывал в окно или выходил на крыльцо и нетерпеливо ждал, но никто не приходил его звать.
— Может, забыли, — предположила Ягна.
— Ну да — обо мне забудут!
— Вы кузнецу верите, а он — плут первейший.
— Дура! Не говори о том, чего не понимаешь!
Обиженная Ягна замолчала, и тщетно он после этого ласково заговаривал с ней — она не отвечала. В конце концов он и сам разозлился, надел шапку и вышел, хлопнув дверью.
Ягна наладила кудель и, сев у окна, пряла, время от времени поглядывая в окно.
Ветер выл страшно, снежные вихри высотой с дом или дерево крутились повсюду и налетали на стены, все в избе дрожало, бренчала в шкафике посуда, качались у потолка украшения, вырезанные из облаток. От окон и дверей тянуло таким холодом, что Лапа то и дело искал себе местечка потеплее, а Ягна куталась в платок.
Тихонько вошел со двора Витек и позвал робко:
— Хозяйка!
— Чего тебе?
— Пан на каких конях приехал! Не кони — дьяволы! Вороные, в красных сетках, с перьями на головах, а на дуге бубенчики так и сияют золотом, как образа в костеле! А мчались как — ветру за ними не угнаться!
— Эко диво! Лошади-то панские, не наши деревенские.
— Господи Иисусе! Я таких орлов никогда и не видывал!
— Еще бы, ничего не делают и один чистый овес едят!
— Наверное, оттого. А что если бы нашу кобылку откормить хорошенько, подрезать ей хвост, гриву заплести и запрячь ее в пару с войтовой Сивкой — они так же скакали бы, как эти, да?
Лапа вдруг сорвался с места, насторожил уши и залаял.
— Глянь-ка, кто на крыльце?
Но, раньше чем Витек успел это сделать, в дверях появился какой-то человек, весь в снегу. Поздоровался, похлопал раз — другой шапкой о сапог, чтобы стряхнуть снег, и обвел глазами комнату.
— Пустите погреться и отдохнуть! — попросил он.
— Садитесь. Витек, подбрось в огонь хворосту, — в замешательстве сказала Ягна.
Незнакомец сел перед огнем и, немного отогревшись, закурил трубку.
— Это Борыны дом, Мацея Борыны? — спросил он, достав из кармана какую-то бумажку и заглянув в нее.
— Да, Борыны, — ответила Ягна встревожившись, — она решила, что это кто-нибудь из начальства.
— Отец дома?
— Муж он мне. На деревню пошел.
— Я его подожду. Позвольте посидеть у печи — промерз я сильно.
— Сидите себе, ни лавки, ни огня не убудет.
Незнакомец снял тулуп, — он, видимо, очень озяб, весь дрожал, потирал руки и все ближе придвигался к огню.
— Тяжелая, тяжелая зима в этом году, — сказал он вполголоса.
— Да, не легкая. Может, молока горячего вам принести — скорее согреетесь?
— Нет, спасибо. А вот если бы чаю…
— Был у нас чай, был, — осенью, когда мой животом маялся, я привезла из города. Да весь вышел. Не знаю, у кого и спросить.
— А ксендз постоянно чай пьет, — вмешался Витек.
— Ну что же, побежишь у него занимать, что ли?
— Не надо, не надо, чай у меня с собой, вы только воду мне…
— Кипятку, значит?
Ягна поставила на огонь кастрюльку с водой и опять села прясть, но не работала — только время от времени для виду вертела веретено, а сама украдкой разглядывала гостя с любопытством и смутным беспокойством, строя догадки, кто он и чего ему надо. Уж не из волости ли приехал перепись делать — что-то он все в свою книжечку заглядывает? Он и одет был почти как господа: на нем был серый с зеленым костюм, какие носят егеря в усадьбе, но тулуп и шапка крестьянские. "Чудак какой-нибудь или бродяга! А может быть, и кто иной", — размышляла Ягна, переглядываясь с Витеком, который подкладывал дрова в печь, но занят был больше наблюдением за незнакомцем. Он очень удивился, когда тот подозвал Лапу.