Вторая колыбель - Игорь Ласьков

Процедура обмена пленными прошла без осложнений, если не считать маленького инцидента с унижением Фишера. Обе стороны договорились обменяться на нейтральной полосе, разделяющей Украину и ее ренегатную восточную часть. Это была малоиспользуемая грунтовая дорога, что было как раз кстати для обеих сторон, не желающих афишировать свои контакты. Три армейских джипа миротворцев подъехали к месту с востока, и остановились в ста метрах от километражного знака. С запада подъехали украинские стрельцы, и тоже встали в ста метрах от знака. Из машин вывели Фишера и полевого командира бандитов. Вкратце напомнив обоим о правилах обмена и их поведении, с обоих сняли наручники, и велели идти вперед, к своим. Фишер и командир пошли навстречу по раскисшей от дождей грязной грунтовке, выбирая места посуше. На полпути они встретились, остановились, глядя друг на друга. Если Фишер смотрел на командира без каких-либо эмоций, то тот просто сочился ненавистью к Фишеру. Миротворцы сильно "пощипали" отряд командира в том бою, в котором его самого взяли в плен. Cмерив Фишера ненавидящим взглядом, командир пошел вперед, прямо на него. На узком перешейке между двумя огромными лужами густой грязи было едва-едва разминуться двоим, и то бочком. Фишер слегка повернулся боком, пропуская командира, и рассчитывая, что тот сделает то же. Но тот попер, как танк, и не думая уступать; и намеренно сильно толкнул Фишера вбок своей коренастой тушей. Фишер не удержался на ногах, и упал правым боком в месиво грязи. Едва зажившее плечо пронзила дикая боль. Встать, опираясь на правую руку, не получилось из-за огнем полыхнувшей боли в плече. Пришлось перевалиться через спину на левый бок, и вставать, опираясь на левую руку. Когда поднялся, он весь, естественно, был в холодной мерзкой грязи. К тому же, ныло едва поджившее плечо. Обернувшись, он увидел ржащую толпу бандитов, и своего злорадно ухмыляющегося обидчика. С десяток солдат-миротворцев, стоящих на другой стороне, было сделали попытку рвануть навстречу Фишеру для помощи, но их остановил криком командир. По правилам обмена, никто из встречающих не должен был заступать за стометровую отметку. Бандиты соблюдали его, миротворцам тоже не пристало нарушать. Пришлось ждать, пока Фишер подымется сам, весь извалявшись в мерзкой жиже. Когда он подошел к своим, весь грязный с головы до ног, едва волоча ноги, облепленные толстым слоем грязи, задыхаясь от злости и ноющей боли в плече; никто не решился ни обнять его, ни даже похлопать по плечу. Командир отделения оказался догадливее других: приказал двоим бойцам раздеть Фишера, быстренько обмыть, поливая прямо из канистры, и переодеть в чистое. Благо, пара комплектов обмундирования оказалась под рукой в одной из машин. Пока ехали на базу, Фишер, вместо того, чтобы успокоиться, только еще больше внутренне распалял себя. У него все стояла в глазах наглая ухмылка его обидчика и смеющиеся над ним рожи бандитов. После этого он просто возненавидел славян.

На базе после осмотра врачами ему дали еще две недели поваляться в госпитале, подлечить раненое плечо. Он хотел остаться в армии, но на медкомиссии ему сказали что он более негоден к строевой. После ранения у него часто болело плечо, что ограничивало подвижность руки. Госпитальный врач в госпитале для миротворцев сказал, что Фишеру страшно повезло остаться в живых после такого ранения, и, особенно, лечения. Через месяц с небольшим после освобождения его комиссовали, и отправили домой, в Германию. Немалую роль в становлении нацистских взглядов Фишера сыграло именно увольнение из армии. Ему нравилось служить, это была настоящая мужская работа. А на "гражданке", помыкавшись месяца три, поискав сначала работу по специальности (а до армии он работал автомехаником высшего разряда на заводе BMW), и не найдя ничего по своей квалификации, он "сел" на "социал" (пособие по безработице). В общем-то, можно было устроиться механиком в какую-нибудь частную автомастерскую, но там платили гроши на старт, а это его не устраивало. К тому же, ему страшно не по душе было работать с иммигрантами, которых было пруд пруди среди автомехаников в таких местах. Школьный приятель, работавший в департаменте соцобеспечения, помог ему "сесть" на неплохое пособие, как военнослужащему, раненому на службе. Потеряв стержень, Фишер стал "прожигать" жизнь, шляясь по кабакам и борделям. Однажды, после кутежа в кабаке он с приятелем отправился к девкам, в бордель "маман" Изабель. Изабель, эмигрантка из Испании, сама поначалу была проституткой; и прошла через все круги в своем деле, прежде чем открыла свой бордель. У нее работали, в основном, иммигрантки-нелегалки; и в основном, из Восточной Европы. С ними было проще, они не смели никому жаловаться, будучи сами на птичьих правах. Ему приглянулась одна новенькая симпатичная шлюшка по имени Алиса, как оказалось, из Украины. Она была хороша собой, еще не затаскана, и неплохо владела техникой секса. Но когда он стал переходить через грань оговоренного, и проявлять садистские причуды, ей это не понравилось, и она прямо высказала ему. Фишер тогда был в изрядном подпитии, а в нем он часто зверел без особой на то причины. Непокладистость украинской шлюхи подействовала на него, как красная тряпка на быка. Он сильно ударил ее по лицу, разбив ей в кровь губу. Она стала кричать, звать на помощь. Он тогда вообще рассвирипел, и сильно врезал ей кулаком в живот. Она осела на пол, ловя воздух ртом, как рыба на суше. От боли она как-то неестественно ухмыльнулась, что напомнило ему ухмылку пленного полевого командира, столкнувшего его в грязь. В мозгу его как-будто сорвало какой-то стоп-кран, и он стал бить ее ногами куда придется, в том числе и по голове. Остановился только тогда, когда она затихла, уже не закрываясь от ударов. Он присел, дотронулся до нее; она не пошевелилась, и не издала ни звука. Повернув ее окровавленную голову, он наткнулся на ее остекленевший взгляд. Тут до него дошло, что он… убил ее. Он моментально протрезвел от ужаса, но вовремя взял себя в руки. Пока никто не обнаружил, надо было заметать следы. Он схватил полотенце, смочил его, и наспех стал вытирать свои отпечатки там, где мог их оставить сегодня. К счастью, они только начали, и он не успел пооставлять их во многих местах. И заплатил он вперед, и наличными, а не кредиткой, так что тут его отследить не смогут. Вытерев все за собой, он внимательно осмотрел комнату на предмет своих личных вещей. Нет, все его было при нем. Можно было уходить. Он уже открыл дверь, но тут вспомнил, что внизу сидит охранник. В его обязанности входило проверять, все ли осталось в порядке после ухода гостей. Так скоро быть "засвеченным" не входило в планы Фишера, и он решил поискать другой путь. Открыв окно, он обнаружил, что совсем рядом, метрах в двух, слева по стене проходит пожарная лестница. Если сильно оттолкнуться ногами и прыгнуть, запросто можно допрыгнуть до ее обратной стороны. Надо только не промахнуться в полутьме, и схватиться за ступеньки. А дальше, перебирая руками, уже нетрудно было добраться до перил лестницы, и перелезть на ее пролет. Он вылез на подоконник, примерился, и, сильно оттолкнувшись, прыгнул. Армейская сноровка не подвела, он схватился за стальную перекладину точно в том месте, где планировал. Но тело по инерции качнулось маятником вперед, и он сильно ударился правым коленом о перекладину пониже. Застонав от дикой боли в колене, он восстановил равновесие, и стал переползать, вися на руках, к перилам лестницы. От напряжения заныло раненое плечо, но он уже добрался до перил. Зацепившись еще и ногами, он перелез через перила на рабочую сторону лестницы. Спустившись с четвертого этажа, ему пришлось спрыгнуть на землю, повиснув на руках, но это были уже мелочи. Встав на ноги, он побежал, прихрамывая, к себе. Надо было забрать вещи из маленькой квартирки, которую они снимали вдвоем с приятелем, бывшим сейчас в отъезде. Тут его осенило: а что, если… "мадам" вызовет полицию, а они "потрясут" Вернера, его приятеля, который пришел в бордель с ним?! Всем остальным Вернер, конечно же, догадается наплести, что он не знает его, что они только познакомились, и тому подобное. Но тут он припомнил разговор с этой… как ее бишь, Алисой. Когда они сидели внизу в баре, потягивая дешевое винище, она проболталась, что не может съездить домой проведать больную мать, так как она нелегалка. А раз так, то Изабель не станет вызывать полицию, ей ни к чему проблемы с властями из-за нелегалок. Алису уже все равно не вернуть, а других ее девочек депортируют, и заведение прикроют. Сама же она в лучшем случае отделается очень крупным штрафом. Изабель, скорее всего, постарается поскорее и тихо избавиться от трупа. Надо только не шляться к ней больше. Но Вернера на всякий случай все же надо предупредить. Он достал мобильник, набрал номер Вернера. Тот долго не брал телефон, видимо, еще был в борделе. Наконец он отозвался: