Голубой Марс - Ким Робинсон

Но, как указали участники конференции, хорошо видимые месторождения уже разработаны. А открытые горные работы больше нельзя было проводить, как раньше: теперь почти все заросло растениями, и во многих местах на поверхности образовывался пустынный панцирь – результат увлажнения, деятельности бактерий и химических реакций, протекающих в глине. Эта корка здорово помогала ослабить пылевые бури, все еще остававшиеся постоянной проблемой, поэтому вскрывать ее, чтобы добраться до нижележащих отложений сырья, теперь считалось неприемлемым – ни в экологическом, ни в политическом смысле. Красные члены парламента требовали запрета данного вида открытых горных работ и имели на то веские причины, даже с точки зрения терраформирования.

Однажды ночью, выключив свой экран, Надя размышляла о том, как трудно оценить противоречивые последствия их действий. Экологические проблемы так тесно связаны между собой, что тяжело отделить их друг от друга и решить, что делать. Тяжело было и оставаться скованными собственными правилами: индивидуальные организации более не могли вести одностороннюю деятельность, потому что многие из их действий имели глобальные последствия. Поэтому и существовала необходимость экологического регулирования, а Мировой природоохранный суд уже рассматривал целый ворох дел. А потом суду еще предстояло оценить и программы, принятые на этой конференции. Время беспрепятственного терраформирования осталось в прошлом.

И как члену исполнительного совета Наде полагалось заявлять, что наращивание парниковых газов – это хорошая идея. В остальном она была вынуждена не вмешиваться, иначе это расценивалось бы как вмешательство в дела природоохранного суда, что Иришка воспринимала весьма ревниво. И Надя проводила время перед экраном с группой разработчиков новых автоматизированных горных комбайнов, которые минимально раздирали бы поверхность, или с группой, работающей над фиксаторами пыли, которые можно было бы распылить над поверхностью или вырастить и которые прозвали «тонким быстрым панцирем», но все же их разработка представляла сложную задачу.

И такую степень вовлеченности в дела конференции в Сабиси Надя взяла на себя сама. А поскольку все эти технические проблемы так или иначе были переплетены с политическими факторами, можно было сказать, что она вообще ничего не пропустила. Реальная работа ничуть не сдвинулась с места – ни она, ни кто-либо другой так ничего и не сделали. В Шеффилде тем временем совет столкнулся со множеством собственных проблем: непредвиденными трудностями в установлении эко-экономики, жалобами на превышение МПС своих полномочий, жалобами на новую полицию и систему уголовного правосудия, необузданным и неразумным поведением членов обеих палат парламента, Красными и другими силами сопротивления в необжитых районах и прочими. Вопросы возникали бесконечно и охватывали диапазон от весьма значительных до крайне мелких, отчего Наде стало тяжело различать отдельные проблемы в общем потоке.

Например, она потратила много времени на разрешение внутренних перебранок в совете, которые считала обыденными, но неизбежными. Большинство из них сводилось к противостоянию попыткам Джеки собрать большинство, которое будет каждый раз голосовать вместе с ней, чтобы Джеки могла использовать совет как марионеток партии «Свободный Марс» или, другими словами, самой Джеки. Поэтому нужно было лучше узнать остальных членов совета и придумать, как с ними сработаться.

Зейка Надя знала давно, и он ей нравился, представляя серьезную силу среди арабов, будучи главным представителем их культуры после того, как сместил с этой роли Антара. Добрый, умный, любезный, он был с Надей заодно во многих вопросах, в том числе в ключевых, что делало их отношения приятными и даже располагало к дружбе. Ариадна была одной из богинь матриархата региона Дорса Бревиа и блестяще исполняла свою роль: властная и верная своим принципам, она была мечтательницей, что, пожалуй, являлось единственной причиной, по которой она не могла иметь такого же признания среди местных уроженцев, как Джеки. Мэриан, представлявшая в совете Красных, также была мечтательницей и, хотя она сильно изменилась со времен своего прежнего радикализма, все же оставалась многоречивой спорщицей, которую не так легко одолеть. Питер, малыш Энн, вырос до видного представителя сразу для нескольких слоев марсианского общества, включая космическую команду в Да Винчи, Зеленое подполье, техников провода и, в некоторой степени и благодаря Энн, умеренных Красных. Эта разносторонность была частью его натуры, и Наде оказалось нелегко наладить с ним связь. Он был скрытен, как и его родители, и, казалось, подходил к ней с опаской, как и ко всей первой сотне, желая соблюдать с ними дистанцию, – нисей до мозга костей. Михаил Янгель был одним из первых иссеев, прибывших на Марс вслед за первой сотней, и с самых давних пор работал вместе с Аркадием. Он помогал поднять мятеж 2061-го, и в то время Надя считала его одним из наиболее радикальных Красных – отчего подчас до сих пор на него злилась, что было глупо и препятствовало ее общению с ним, но ничего поделать она не могла, хотя он также сильно изменился, став богдановистом, стремящимся к примирению. Его присутствие в совете оказалось для Нади неожиданностью – можно сказать, напоминанием об Аркадии, что она находила довольно трогательным.

И Джеки – весьма вероятно, самый популярный и влиятельный политик на Марсе. По крайней мере, до возвращения Ниргала.

И Надя встречалась с этой шестеркой каждый день, наблюдая за тем, как они проходили по пунктам повестки дня. От важных до мелких, от абстрактных до частных – это казалось Наде частью полотна, на котором все связано между собой. Участие в совете было не то чтобы полноценной работой – оно отнимало даже все свободное время. Оно поглощало ее жизнь. А прошло пока только два месяца из трех М-лет ее срока.

Арт понимал, что это ей досаждало, и, чем мог, помогал Наде. Он поднимался к ней в квартиру каждое утро, принося завтрак, как в гостинице. Часто он готовил его сам, и у него неплохо получалось. Входя с подносом над головой, он включал джаз на ее искине, как саундтрек к их утру, что они проводили вместе: не одна Надя любила Луи. Хотя Арт, чтобы доставить ей удовольствие, не только выискивал необычные записи Сачмо вроде «Дай миру шанс» или «Воспоминания о звездной пыли», но и включал поздние джазовые направления, которые ему никогда не нравились прежде из-за своей несдержанности, зато теперь вполне отвечали ритму их жизни. Как бы то ни было, Чарли Паркер, как ей казалось, разносился вихрем более выразительным, чем когда-либо, а благодаря Чарльзу Мингусу его многочисленная группа звучала, как оркестр Дюка Эллингтона на пандорфе, что, по мнению Нади, было как раз тем, чего не хватало Эллингтону и остальным исполнителям свинга и что создавало весьма забавную, приятную музыку. Или еще лучше: Арт часто по утрам включал Клиффорда Брауна, которого открыл для себя, когда искал для нее музыку, – впоследствии он очень этим гордился и считал его логическим преемником Армстронга. Чувственный трубач, радостный и мелодичный, как Сачмо, но вместе с тем потрясающе быстрый, ловкий и мудреный – как Паркер, только бодрый. Это был идеальный саундтрек к этим безумным временам, сводящим с ума от напряжения, но позитивным, насколько это возможно.

И Арт заносил завтраки, напевая «Всего меня», довольно приятным голосом, с той глубиной Сачмо, из-за которой слова американских песен казались лишь глупыми шутками: «Всего меня, возьми всего меня. Видишь, мне без тебя плохо». Затем он включал какую-нибудь музыку, садился спиной к окну, и утро наполнялось весельем.

Но независимо от того, как хорошо начинались дни, совет поглощал ее жизнь. У Нади росло отвращение ко всему этому – пререкания, переговоры, примирения, совещания, взаимодействие с какими-то людьми каждую минуту. Она начинала это ненавидеть.

Арт, разумеется, ее состояние замечал и уже выглядел обеспокоенным. А однажды после работы привел Урсулу и Влада. Они поужинали вчетвером в Надиной квартире – причем Арт сам готовил. Надя была рада оказаться в компании старых друзей, приехавших в город по делам. Пригласить их на ужин было идеей Арта, и весьма удачной. Он очень мил, думала Надя, глядя, как Арт суетится на кухне. Хитрый дипломат в обличии наивного простака или наоборот. Как Фрэнк, только добродушный. Или как смесь умений Фрэнка и веселости Аркадия. Она улыбнулась про себя тому, что оценивала людей по первой сотне, – будто каждый был своего рода рекомбинацией признаков той, изначальной семьи. Такая оценка стала ее дурной привычкой.

Влад и Арт обсуждали Энн. Судя по всему, Сакс, вне себя после разговора с ней, звонил Владу из своего шаттла, летящего на Марс. Он хотел узнать, не могли бы Влад и Урсула предложить Энн повысить пластичность мозга, процедуру, которую он проходил после инсульта.