Голубой Марс - Ким Робинсон

Но она прибегла к угрозам, чтобы подпереть одну из балок, и из-за этого весь результат оставлял неприятное послевкусие.

– Я хочу заняться чем-нибудь настоящим.

– Например, строить водопроводы?

Она кивнула, ничуть не улыбнувшись.

– Да, гидрологией.

– А меня с собой возьмешь?

– В помощники водопроводчика?

Он рассмеялся.

– Мне уже приходилось этим заниматься.

Надя внимательно на него посмотрела. Благодаря ему она чувствовала себя лучше. Это было необычно и старомодно: идти куда-то только затем, чтобы быть с кем-то. Теперь так редко кто поступал. Люди шли туда, куда было нужно им, и общались с любыми знакомыми, которых там встречали, или же заводили новых друзей. Таков был марсианский обычай. А может, обычай первой сотни. Или просто ее обычай.

В любом случае было очевидно, что такое совместное путешествие – это больше, чем дружба, а может, и больше, чем любовный роман. Но это не так уж плохо, решила она. И даже совсем не плохо. Хотя к этому, пожалуй, надо будет привыкать. Но ведь людям всегда приходится к чему-то привыкать.

К новому пальцу, например. Держа ее за руку, Арт слегка массировал его.

– Болит? Можешь его согнуть?

Он действительно немного болел, и она могла тихонько его сгибать. Ей ввели несколько клеток суставного хряща, и теперь он был чуть длиннее первого сустава другого мизинца. Кожа оставалась розовой, как у ребенка, без каких-либо мозолей или шрамов. И с каждым днем он становился все больше.

Арт мягко сжал его кончик, ощутив кость внутри него. У него округлились глаза.

– Чувствуешь?

– О да, так же, как другие пальцы, только он, может, немного чувствительнее.

– Это потому что он новый.

– Да, наверное.

Однако он был каким-то образом связан со старым пальцем. Из той части кисти исходили сигналы, словно подаваемые фантомным пальцем. Палец в мозгу, как называл его Арт. И несомненно, в мозгу существовала группа клеток, отвечавших за мизинец, который все это время был фантомным. За годы отсутствия раздражителей они зачахли, но теперь отрастали обратно либо снова активизировались и укреплялись. То, как этот феномен объяснял Влад, звучало слишком сложно. Но в последнее время, когда она чувствовала этот палец, ей иногда казалось, что он такой же крупный, как мизинец на другой руке. И это ощущение не пропадало, даже когда она смотрела прямо на него. Словно на него был надет какой-то невидимый щит. Но случалось и так, что она чувствовала его маленьким, каким он и был, коротким, тонким и слабым. Она могла сгибать его в основной фаланге и еще чуть-чуть – в средней. Ногтевой же фаланги пока не было. Но ждать оставалось недолго. Она отрастала. Надя пошутила: она теперь будет расти и не остановится, – хотя мысль эта казалась жуткой.

– Было бы здорово, – отозвался Арт. – Тебе тогда придется завести собаку.

Но сейчас она уже чувствовала, что этого не случится. Палец, казалось, сам знал, что делает. С ним все будет хорошо. Да и выглядел он нормально. Арт же вовсе был от него в восторге. Но не только от него. Он массировал ей кисть, которая немного побаливала, – а заодно всю руку и плечи. Он сделал бы ей массаж всего тела, если бы она ему позволила. А судя по ощущениям в пальце, руке и плечах после массажа, ей определенно стоило дать ему волю. Он здорово ее расслаблял. Жизнь для Арта все еще была каждодневным приключением, полным чудес и веселья. Люди каждый день вызывали у него улыбку – это был большой дар. Крупный, круглолицый, полнотелый, в чем-то похожий на Надю, но и лысеющий, невзыскательный и любезный. Он был ее другом.

Да, конечно, она любила Арта. Еще со времен Дорсы Бревиа, если не раньше. Она чувствовала к нему примерно то же, что к Ниргалу – своему любимому племяннику, ученику, крестнику, внуку или ребенку. Арт, таким образом, был одним из друзей ее ребенка. Хотя на самом деле он был несколько старше Ниргала, но они все равно казались братьями. И это было проблемой. Впрочем, все эти расчеты теряли свое значение с увеличением их продолжительности жизни. Когда он будет всего на пять процентов младше нее, разве это еще будет важно? Когда они провели вместе тридцать насыщенных лет как равные друг другу, как коллеги, архитекторы декларации, конституции и правительства, как близкие, задушевные друзья, во всем помогающие друг другу и даже делающие массаж, – разве играло какую-то роль то, что их молодость длилась разное количество лет? Нет, не играло. Если так подумать, это становилось очевидным. Но это нужно было еще прочувствовать.

В Каире Наде больше нечего было делать, и в Шеффилде прямо сейчас она тоже была не нужна. Скоро возвращался Ниргал, который сдержал бы Джеки, – приятного в такой работе мало, но это была его задача и помочь в ней ему никто не мог. Тяжело, когда сосредотачиваешь всю свою любовь на одном человеке. Как она не могла расстаться с Аркадием на протяжении стольких лет, пусть он и был мертв. Это не имело смысла, но она по нему скучала. И до сих пор на него сердилась. Он даже не прожил столько, чтобы понять, как сильно она скучала. Счастливый дурак. Арт тоже был счастливым, но не дураком. Или не таким дураком. Для Нади все счастливые люди были дурковаты по определению – иначе отчего им быть такими счастливыми? Но они все равно ей нравились, она в них нуждалась. Они были как музыка ее любимого Сачмо, а, учитывая общее состояние мира, для такого счастья требовалась большая храбрость – ведь его рождало не стечение обстоятельств, но отношение к жизни.

– Хорошо, давай будем водопроводчиками, – сказала она Арту и крепко его обняла – так крепко, словно хотела, сжав его, завладеть его счастьем. А отпустив, увидела, что глаза у него стали такими же круглыми от удивления, как в тот момент, когда он держал ее за мизинец.

Но она по-прежнему оставалась президентом исполнительного совета и, вопреки своему желанию, с каждым днем ее все сильнее затягивало в работу над всякого рода «усовершенствованиями». Иммигранты из Германии хотели построить на полуострове, что делил Северное море пополам, новый порт под названием Блохс-Хоффнунг, а затем вырыть поперек полуострова широкий канал. Красные экотажники выразили неодобрение этого плана и взорвали там железную дорогу. Также они взорвали дорогу, что вела к вершине патеры Библис, обозначив тем самым протест и против нее. Экопоэты в Амазонии намеревались устроить крупные лесные пожары. Другие экопоэты хотели в каньоне Касэй уничтожить пожарозависимый лес, что Сакс высадил в большой излучине долины (их петиция стала первой, что получила единогласное одобрение МПС). Красные, живущие в районе Уайт-Рок, белой столовой горе в восемнадцать километров шириной, желали объявить ее «местом ками» и запретить доступ людей к ней. Проектная группа из Сабиси рекомендовала построить новую столицу на побережье Северного моря на нулевой долготе, где находилась глубокая бухта. Нью-Кларк заполнялся людьми, подозрительно похожими на шпионов, работающих на наднационалов. Техники из Да Винчи хотели отдать контроль над марсианским космосом несуществующему пока агентству в структуре мирового правительства. Сензени-На стремились заполнить свой мохол. Китайцы запрашивали разрешение на строительство совершенно нового космического лифта, достигающего кратера Скиапарелли, чтобы наладить процесс своей эмиграции и заключать контракты с другими странами. Объем иммиграции рос с каждым месяцем.

Надя занималась всеми этими вопросами, проводя по ним получасовые совещания согласно расписанию, составленному Артом, и каждый день походил на предыдущий. В этой обстановке стало трудно замечать, что одни вопросы были важнее других. Например, китайцы забили бы Марс иммигрантами, стоило дать им хоть малейшую поблажку… Красные экотажники становились все более наглыми и даже угрожали убить саму Надю. Теперь, когда она покидала свою квартиру, ее сопровождали телохранители, и сама квартира тоже втайне охранялась. Надя не обращала на это внимания и продолжала работать над проблемами и сотрудничать с советом так, чтобы, когда проводились значимые для нее голосования, большинство было на ее стороне. Она наладила хорошие отношения с Зейком, Михаилом и даже с Мэриан. С Ариадной, правда, уже не было так, как прежде, и это стало для Нади хорошим уроком.

И она работала, пусть ей и постоянно хотелось покинуть гору Павлина. Арт видел, что ее терпение тает с каждым днем, а она по его глазам понимала, что сама становится несдержанной и властной. Она это понимала, но ничего не могла с собой поделать. После встреч с людьми, которые выдвигали необоснованные требования или чинили препятствия, она нередко извергала поток ругательств низким злобным голосом, который Арт находил пугающим. К ней обращались делегации, требовавшие отмены смертной казни, права на застройку кальдеры горы Олимп или восьмого места в исполнительном совете, и, как только дверь за ними закрывалась, Надя возмущалась: «Ну что за кучка дебилов! Они даже не думают ни о вероятности равенства голосов, ни о том, что лишение жизни другого человека подрывает собственное право на жизнь…» – и далее в том же духе. Новая полиция задержала группу Красных экотажников, пытавшихся снова взорвать Гнездо, но при этом был убит охранник, и теперь перед Надей стоял сложнейший выбор.