В глухом углу - Сергей Снегов

Леша тоже удивился, почему Виталий прогуливается в рабочее время.

— Не прогуливаюсь, а по делу, — сурово сказала Виталий. — До каких пор вы будете тянуть резину? Мне старикам надо отвечать, остаюсь или выезжаю, они же волнуются!

Леша бросил мастерок и отошел от корыта с раствором. В комнате, кроме него, работали Надя и Лена. Лену мало интересовало, о чем говорят парни, а Надя скосила на Виталия злые глаза.

— Выйдем в коридор, — сказал Леша радостно. — Ситуация ясна!

Ситуация, в самом деле, была ясна. Раньше Светлана твердила, что никуда не уедет, пока Валя не поправится, теперь ей вовсе расхотелось ехать. Вслед за деньгами пришло письмо от отца. Он не скрывал, что иного, кроме бегства, от дочери не ждал. В институт, как и следовало ожидать, она не попала, для чего-то умчалась в тайгу, там тоже не прижилась — все, как он предсказывал. Он встретит ее с радостью, но прежней воли ей не будет. Она доказала неспособность жить своим разумом, придется, хоть и запоздало, признать его правоту. Светлана до того расстроилась, что тут же побежала на почту и отослала деньги обратно.

— Короче — остаемся! — ликовал Леша. — Я завтра тоже отошлю назад деньжата.

Виталий хлопнул Лешу по плечу и захохотал. Они обменивались тычками и так громко смеялись, что Надя крикнула из комнаты — с чего их развезло?

Виталий предложил отметить поворот событий вином — спрыснутое держится крепче. Леша побаивался выпивок. Виталий посмеялся над ним.

— Подумаешь, стаканчик! Мы мужчины или бабы, в конце концов?

— Если стаканчик… Светлане не говори, а то рассердится.

— Могила! — пообещал Виталий. — Ты, я, бутылка — все!

В котлован Виталий добрался после обеденного перерыва. По участку прохаживался Усольцев. Он подошел к Виталию, когда тот брался за отбойный молоток. Усольцев, видимо, не забыл, что обещал держать уговор в секрете. В котловане работали, кроме Виталия и Саши, еще Семен и Вася. Усольцев сделал Виталию и Саше знак, чтоб приблизились. Саша отвернулся, он не любил толковать с начальством.

— На чем остановились? — спросил Усольцев Виталия.

У Виталия не прошло раздражение против этого так хитро обыгравшего их человека.

— Там и остановились, где уже стоим.

Усольцев держал его внимательным взглядом, как рукой.

— А если точнее, Кумыкин?

— А точнее то же самое — никуда не идем.

— Значит, здесь лучше?

— Не лучше, а хуже. А переходить совсем плохо — понятно?

Усольцев положил руку на плечо Виталия.

— Ладно, работайте. А опять что покажется не так, идите ко мне.

Виталий возвратился в котлован. На дне отрытой Виталием четырехугольной ямы дымился костер, зажженный вчера вечером. В соседних ямах стрекотали молотки — Вася, Семен и Саша долбили замерзший грунт. Рядом с Семеном громоздилась горка дров, припасенная загодя: Семен любил, чтоб костры прохватывали жаром на метр в глубину. Виталий подумал, что сегодня надо еще натаскать дров, и вздохнул: это была, может, самая неприятная из обязанностей — волочить из штабеля в центре площадки одну охапку за другой.

— Полдня прошлялся, — неприязненно сказал Вася, — до конца смены не наберешь урока.

— Тебя не касается, — пробормотал Виталий, и, выбросив золу, взялся за молоток.

От злости он с силой пихал землю клинком вибрирующего молотка, наваливался всем телом на рукоятку. Оттаявший грунт легко рассыпался, кололся на куски, отслаивался пластами. Виталий работал вначале с ожесточением, потом ожесточение превратилось в увлечение — ему нравилось, что твердая, веками слежавшаяся земля так податливо ему уступает. Он шептал про себя, веселея: «А вот я тебя! А вот я тебя!» Он вспомнил, как еще недавно, всего полгода назад, он долбил эту дикую землю кайлом, пытался проломить ломом — и кайло и лом отскакивали, вышибая искры из камней, земля лежала хмурая, неприязненная, первозданно недоступная. Она осталась такой же, нет, еще хуже, теперь ее сковывает зима, а он обрушивает эту землю, выламывает, колет, взметает, играет с ней, покорной, навязывает ей свою железную волю!.. «Он наступил могучей ногой на грудь земле!» — с уважением думал Виталий о себе строчкой из какого-то романа. — «Он наступил могучей ногой на грудь земли!»

А когда пришла усталость и Виталий разогнул замлевшую спину, он удивился, до чего же много сделано за какой-нибудь час. Раздробленная, разрыхленная земля вспухла в котловане, как тесто в тазу. Виталий схватил лопату. Лопата с одного нажима ушла по ободок. Когда он кончил выборку разрыхленного грунта, в метре от котлована громоздился внушительный земляной барьер. Виталий оперся о рукоятку лопаты, с удовлетворением оглядывая свое рабочее место.

К нему подошел Саша.

— Здорово расшвырялся! С чего это тебя так понесло?

«Он наступил могучей ногой на грудь земле!» — подумал Виталий, а вслух ответил: — Не люблю чикаться. Работать так работать!

Уязвленный Саша почуял укор себе.

— Думаешь, надолго тебя хватит? Через час выдохнешься.

— Бабушка гадала, только врет, старая — вроде тебя!

На это Саша не сумел ответить. Помолчав, он спросил:

— Насчет перевода — ходил? Что Усольцев сказал?

Виталий со скукой передернул плечами.

— А что он скажет? То же, что вчера, — подбери местечко, перебросим. Я все осмотрел — нет хороших мест. И в плотницкой, и на штукатурке — занятие для пацанов и девчат. Здесь определенно лучше — свежо, прохладно и солнышко светит.

Он вылез из котлована и присел на кучку выброшенной земли. Глухие тучи разорвались, мчались островками и клочьями. В провалы туч выбрасывалось кипящее холодным огнем солнце — снег вдруг вспыхивал, как подожженный, темный лес светлел, в воздухе загорались мириады крохотных огоньков и все кругом словно затягивало сверкающим туманом. Потом солнце пропадало в новых тучах, снег опять становился серым, лес — темным, а воздух, погасая, — прозрачным.

Виталию стало жарко, он расстегнул полушубок.

— Хана зиме! — сказал Саша. — Больше морозов не будет.

— Самоё трудное — позади! — подтвердил Виталий.

— Ты возвращаться в Москву собирался — не раздумал?

— Только что с Лешей толковали — решили оставаться.

Саша оживился.

— Ну? Спрыснуть это дело надо.

— Твоего разрешения ожидали! Сегодня вечерком спрыснем. В магазине появились армянские портвейны.

— От портвейнов голова болит! — авторитетно разъяснил Саша. — Нужна беленькая. Поручи это дело мне.

Виталий поколебался, потом достал из бумажника сотню.

— У Лешки возьмешь еще, если не хватит. Значит, вечерком после кино, лады?

Саша жадно схватил деньги.

— Вы идите в кино с Лешкой, а я похлопочу насчет вечеринки.

4

Георгий одевался для большого выхода — вытащил лучший костюм, завязывал галстук. Товары, принесенные братом из магазина, ему не понравились.

— Не слишком ли много, Сашок? Две бутылки спирта!

— Да нет водки в магазине. Ты не сомневайся, разбавим водичкой. А компания у нас большая — человек десять.

Он приврал, зная, что иначе от брата не отвяжешься.

— В честь чего же такое торжество? Вроде, до пасхи далеко.

Саша принялся врать дальше.

— Первый раз наша бригада перевыполнила план, а Леша с Виталием получили из дома переводы — денег невпроворот. Ставят всем угощение, тебе тоже.

— Сегодня мне требуется запах роз, а не водки. Дай-ка вон ту баночку с одеколоном, Сашок.

Он ушел, не думая больше о брате и его выпивке. Сашок умеет обращаться с водкой, вот уже два года он не напивается. Понимание меры пришло после неприятности в милиции. Брат ударил постового — пришлось несколько месяцев горестно размышлять о вреде пьянства. Остальные Георгия мало интересовали, пьяниц в поселке не было, тем более, не выпивохи Леша и Виталий.

Этот вечер Георгий собирался провести с Леной. Он не очень торопился на свидание. Он не был уверен, нужно ли оно. Он с удивлением открыл в себе, что вообще ни в чем не уверен. В Москве он действовал, не раздумывая, о нем говорили: «Жорка раньше въедет в ухо, потом поинтересуется — кому?» Здесь он размышлял, не действуя, мысль разъедала поступок. Отношения с Леной были ясны до того, что ничего не было понятно. Он не мог поверить в такую ясность и запутался.

Они встречались каждый день, бродили и разговаривали. Возвратившись, Георгий удивлялся — пустая встреча, ни туда, ни сюда, кроме слов. Он вспоминал себя прежнего — вряд ли кто бы поверил, что он способен вечера шататься с девушкой, не пытаясь даже поцеловать ее. Чесать язык лучше с друзьями, а не с девчатами. Но и встречи с товарищами всегда содержали ясную цель — вылить, пойти в кино или на матч, поиграть в футбол. Беседа была попутна. С Леной беседа становилась целью свидания.