Ты самая любимая (сборник) - Эдуард Тополь

— Трубы горят! Ну, кто-нибудь даст мне выпить?! Ироды, бля! Кто-нибудь даст мне выпить? У меня трубы горят!

Еще дальше несколько мужчин и женщин лихо танцевали кружком, один из них играл на гармонике, а молодая женщина стучала пальцами в бубен-тамбурин. Каждый раз, когда кончался танец, мужчина-гармонист брал в руки шляпу и обходил с ней зрителей. Люди бросали в эту шляпу мелкие деньги. Юдзи спросил у старика, который стоял рядом:

— Дедушка, кто они такие? Артисты?

— Какой, на хрен, артисты?! Это цыгане.

— Не понимаю. Что такое цыгане?

— А что, у вас в Японии нету цыган? Цыгане — это бездомные бродяги. Они не работают, а только побираются вот так и воруют.

— Отчего же правительство не задерживает таких бездельников?

— А это ты у милиционера спроси.

В другом конце базара пожилая женщина с длинными черными волосами сидела на табурете за шатким столиком. На столике стоял ящик с разноцветным песком. Черпая ладонью этот песок и ссыпая его обратно, женщина что-то шептала и бормотала сама с собой. Юдзи заинтересовался, подошел к ней:

— Извините, мадам. Что вы продаете? Песок?

— Нет, красивый японец, я продаю судьбу, я гадалка.

Черными глазами она так пристально глянула Юдзи в глаза, что ему стало не по себе. Затем она зачерпнула песок из ящика и что-то зашептала, ссыпая его обратно. Когда весь песок высыпался из ее руки, она посмотрела на него и сказала:

— На тебе, японец, проклятие бумажного духа! Берегись его! Берегись бумажного духа!

— Мадам, я не понимаю. Что такое бумажный дух?

— Это значит, тебе нельзя обращаться с бумагой. Гадание закончено. Дай 50 копеек за мою работу.

В центре базара разбитной парень стоял на подводе, полной старых вещей, и зычно кричал:

— Любой товар — полтинник! Любой товар — 50 копеек!

Люди охотно рылись в его вещах, каждый находил что-нибудь на свой вкус и покупал за 50 копеек. Там были старые свитера, проеденные молью, перчатки без пальцев, галифе с дыркой от утюга, чугунные щипцы для камина, книги без переплета, граммофонные пластинки и еще много нужных и ненужных вещей. Юдзи порылся в этих вещах и нашел старую японскую пластинку с наполовину содранной этикеткой. Но Юдзи все-таки прочел: это была пластинка с японской знаменитой песней «Амэно фуруёру» — «Ночной дождь».

Конечно, Юдзи тут же купил эту пластинку, хотя в лагере не было никакого граммофона.

Но Юдзи повезло: среди пленных оказался замечательный мастер Мацумото. Когда он узнал, что в лагере появилась японская граммофонная пластинка, он сказал:

— Я сам сделаю граммофон!

Юдзи не поверил:

— Как ты сделаешь граммофон? У тебя даже иголки нет!

Но Мацумото был веселый и упрямый мастер. Целую неделю он что-то точил в мастерской напильником, что-то ковал на кузнице и наконец победно принес в штаб граммофон собственного изготовления.

— Тише, товарищи! Давайте вашу пластинку!

Все столпились вокруг граммофона, Юдзи отдал ему пластинку, Мацумото до конца закрутил ручку граммофона с внутренней пружиной и опустил на пластинку шарнир с самодельной иголкой.

И вдруг из аппарата послышался тонкий и высокий женский голос, который пел по-японски: «Амэно фуруёру, амэно фуруёру… Ночной дождь, ночной дождь за темным окном… И душа моя плачет о родине, я слез не могу сдержать…»

— Банзай! — закричал Мацумото. — Я сделал это! Смотрите, как хорошо слышно!

— Замолчи, — сказал ему комбат. — Дай послушать.

Японцы стояли вокруг и слушали милый девичий голос своей далекой родины. И слезы текли по их щекам.

32

И снова стали набухать почки на березе возле ворот лагеря. Шел третий год жизни японцев в СССР.

Начальник лагеря Антоновский и лейтенант Крохин пришли в японский штаб. На погонах Антоновского появилась третья звезда, а в руках у Крохина был какой-то тяжелый пакет, перевязанный шпагатом. Опустившись на стул, Антоновский собственноручно развязал этот шпагат и вынул из пакета пачку почтовых открыток.

Японцы испугались, спросили:

— Что это такое? Неужели вы пришли проститься с нами?

— Нет, — сказал полковник. — Это открытки для вас, пленных японцев. На одной стороне вы вписываете свой японский адрес, а на другой пишете письмо своим родителям и семьям. Открытки пойдут в Японию через общество Красный Крест и будут доставлены точно по адресам.

— Неужели? Это невероятно! Неужели мы сможем послать домой такую весточку? Неужели их получат у нас дома?

Полковник улыбнулся:

— Хватит галдеть! Разве я похож на вруна? Это только священники врут с амвона перед алтарем. А я не священник, я полковник РККА! Немедленно раздайте эти открытки всем японцам. Пусть люди пишут побыстрей — там, у вас дома, заждались небось…

Еще бы! Кто, кроме перелетных птиц, мог за эти два года сообщить их родным, что они не погибли и не пропали без вести в этой ужасной Сибири? Японцы схватили открытки, стали рассматривать их. На них было напечатано:

СОЮЗ ОБЩЕСТВ КРАСНОГО КРЕСТА и КРАСНОГО ПОЛУМЕСЯЦА СССР

Почтовая карточка военнопленному

Бесплатно

Откуда (страна, город, улица, номер дома)…

Куда (страна, город, улица, номер дома)…

— И вот что, Крохин, — сказал Антоновский. — Как там по инструкции? Какими буквами они должны писать свои письма?

Крохин достал инструкцию и прочел:

— Военнопленным японцам разрешается заполнять открытки только буквами ката-кана.

— Ёкояма, что это такое — ката-кана? — с трудом выговорил Антоновский.

— Это упрощенные иероглифы, самый легкий японский алфавит.

— Ну вот, разобрались. Хорошо, что я вспомнил. Скажите всем, чтоб писали только этими ката-кана, а то цензура не пропустит! И еще: писать можно только о себе, о своем здоровье. Нельзя писать, на какой вы работе, где лагерь, где находятся шахты и все остальное. Это государственная тайна, вам ясно?

— Так точно, господин подполковник! Уголь — это хлеб промышленности, а вся промышленность СССР — это государственная тайна.

Антоновский посмотрел Юдзи в глаза и сказал:

— Эх, Ёкояма, Ёкояма, ты договоришься когда-нибудь…

Юдзи промолчал, он вспомнил, как майор Каминский в такой же ситуации пригрозил ему совсем другим наказанием за его острый язык. Открытки Красного Креста они стали называть «Письмо из Сибири», а лагерный поэт Симидэ и композитор Такадзё даже написали такую песню. Теперь пленные часто пели ее у себя в бараках.

ПЕСНЯ «ПИСЬМО ИЗ СИБИРИ»

Мамочка, как поживаешь?

Яркая Полярная звезда плывет по небу,

Ее лучи светят мне

В безграничной сибирской степи.

Мамочка! Помнишь,

Когда я был малышом,

Я показал тебе на эту звезду?

Она и сейчас сверкает мне в небе

Твоими глазами.

Мамочка, как ты там?

Знаешь, я уже лепечу с русскими по-русски.

Хотя у них синие глаза,

Но они все мои друзья.

Мамочка, мамочка!

Когда стает снег,

Я вернусь на родину и приду домой.

А пока до свидания, до встречи!

Эту песню многие написали в своих открытках домой.

Позже они узнали, что когда эти открытки приходили к их родным, те плакали и танцевали от радости.

33

«Одэхай» — так японцы назвали трудное русское слово «воскресенье». К тому же их выходной день не всегда совпадал с календарным воскресеньем, ведь шахты работали беспрерывно в три смены и всем шахтерам и рабочим давали выходной один раз в неделю. Поэтому «одэхай» был японским названием для выходного дня.

В этот день они сначала чистили и мыли бараки, потом мылись в бане, стриглись у парикмахера и после этого шли в лагерный магазин. Деньги тратили не скупясь и не экономя. Ведь никто не знал, что с ними будет завтра. В бараках они из купленных продуктов сами готовили себе обед, каждый показывал свое кулинарное искусство и кричал: «Даешь банкет!» На такие банкеты пленные ходили друг к другу в гости, пили русский квас и хором пели японские и русские песни. Иногда кто-то тайком приносил водку; ею некоторых японцев снабжали любимые «мадамы». Но русская водка очень крепкая, после нее люди сразу падали на койки и засыпали с громким храпом.

Как-то в один из дней «одэхай» лейтенант Крохин делал обход бараков. Юдзи сопровождал его. Они зашли в баню, она не топилась, но в зале, где моются, было полным-полно народу. Все сидели на полу, а бывший профессиональный артист Симада громко и красиво декламировал. Люди слушали его со слезами на глазах.

Крохин испугался:

— Ёкояма! Это что за собрание? Кто разрешил? Какую агитацию разводит этот солдат?

Юдзи улыбнулся:

— Не беспокойтесь, лейтенант. Это не агитация. Это наша знаменитая поэма. У вас есть самая знаменитая поэма «Евгений Онегин», а у нас «Дзиротёдэн».