Завоевание империи инков. Проклятие исчезнувшей цивилизации - Джон Хемминг

Последователи Альмагро, которые остались в Перу, все больше разочаровывались. Многим просто не удалось получить долю от выкупа Атауальпы; их последующие приключения в Чили и различные экспедиции в джунгли были печальными неудачами; и они понесли поражение при попытке удержать Куско. У них не было поместий, и к ним с презрением относились Писарро и его заносчивый секретарь Антонио Пикадо. Эта группа обедневших и обиженных людей сплотилась вокруг сына Альмагро, Диего де Альмагро, рожденного от жительницы Панамы, возраст которого в это время уже приближался к зрелому.

Лима была полна слухов о готовящемся покушении на губернатора, но Писарро не принял никаких специальных мер предосторожности. 26 июня 1541 года группа из 20 одетых в доспехи последователей Альмагро, возглавляемая Хуаном де Эррада, ворвалась в его незащищенный дворец. Большая часть соратников Писарро разбежалась, но шестидесятитрехлетний маркиз Писарро надел нагрудник кирасы и убил одного из нападавших, прежде чем сам погиб от многочисленных ранений. Его единокровный брат Франсиско Мартин де Алькантара пал рядом с ним, а вспыльчивый Франсиско де Чавес был убит своими друзьями из числа последователей Альмагро, когда он попытался урезонить их. Искалеченные тела Писарро и его сторонников были тайком захоронены в поспешно вырытых могилах, в то время как молодого Диего де Альмагро торжественно вели по улицам и объявили губернатором и главнокомандующим Перу.

Епископ Висенте де Вальверде прибыл из Куско, когда до него дошла весть об убийстве его друга Писарро. Епископ бежал на корабле в Панаму, но был убит и съеден индейцами-каннибалами на острове Пуна, который был той базой, откуда он и Писарро впервые высадились на земле Перу десять лет назад.

Смерти этих двух лидеров, Писарро и Вальверде, резко положили конец первому этапу завоевательного похода. Франсиско Писарро был бесспорным руководителем всего предприятия с самого начала. Он был одним из тех непостижимых людей, движимых амбициями, у которых нет ясной цели. Он не был религиозным фанатиком, как Кортес, и оставался равнодушным к обращению в христиан местного населения или их благосостоянию. Его амбиции привели его наверх из неясного прошлого, в котором он был незаконнорожденным сыном ничем не примечательного офицера, к тому положению, которого он достиг, сосредоточив в своих руках колоссальное состояние и огромную власть. По словам Лопеса де Гомара, Писарро «нашел и присвоил себе больше золота и серебра, чем любой другой из многочисленных испанцев, побывавших в Вест-Индии, и даже больше любых военачальников, которые существовали в мировой истории». И тем не менее Писарро не умел как следует использовать свое богатство. Он ни одевался излишне роскошно, ни жил расточительно; его успех пришел к нему слишком поздно, чтобы он стал заводить сумасбродные увлечения охотой или лошадьми, строительством домов, женщинами, занятиями искусством или карьерой в обществе. Он так и не женился, хотя он явно испытывал нежные чувства к своим принцессам из рода Инки и к детям, которых они ему родили. Он был простой солдат, неграмотный и бедный, но его глубоко уважали и слушались молодые люди, которых он вел за собой. И это уважение было вполне заслуженно, так как Писарро был великолепным руководителем, бесконечно упорным и решительным в течение всех тяжелых лет исследовательских походов до открытия Перу, а также твердым и хладнокровно храбрым во время завоевания. Он был спокоен и дипломатичен: он добился для своего сомнительного предприятия поддержки от испанской королевской власти, установил разумные отношения с Инками Атауальпой и Манко и зачастую ограничивал произвол и охлаждал горячие головы авантюристов, из которых состояла его армия. Но Писарро мог быть жестоким и бессердечным, а абсолютное отсутствие у него административного опыта сделало его нерешительным губернатором.

Значительно меньше известно о сподвижнике Писарро Вальверде, у которого почти не было возможности проявить себя в качестве духовного пастыря молодой испанской колонии. Легко заклеймить Вальверде как лицемера после его встречи с Атауальпой, когда кавалерия испанцев находилась в состоянии готовности нанести свой смертельный удар, или из-за недостатка в нем сострадания к новообращенному Инке в его последние минуты перед смертью. Он является нам в ином, лучшем, свете в своем длинном и четко изложенном письме, которое он написал императору Карлу в 1539 году: это был первый протест, исполненный человеколюбия, который пришел из Перу. Если бы он остался жить, Вальверде мог бы сделать много добра на своем посту в качестве официального протектора индейцев.

Молодой мятежник Диего де Альмагро и его последователи оккупировали Лиму и продолжали контролировать Перу почти в течение года. В то время, когда происходило убийство Писарро, король Карл уже отправил своего эмиссара по имени Кристобаль Вака де Кастро с полномочиями урегулировать дела в Перу. Вака де Кастро находился на побережье современной Колумбии, когда произошло убийство Писарро. Вскоре он сошел на берег в Северном Перу, где к нему присоединилась армия Алонсо де Альварадо, вице-губернатора Писарро в северо-восточной колонии Чачапояс. Вместе они стали продвигаться вперед, в глубь Перу, и их армия пополнилась за счет сторонников Писарро и тех, которые интуитивно стремились сплотиться под королевским флагом. Сторонники Альмагро во второй раз потерпели уже окончательное поражение в бою у Чупаса, недалеко от недавно возникшего города Уаманги, 16 сентября 1542 года. Группа воинов Манко с окрестных гор наблюдала, как две армии испанцев уничтожали друг друга. Они видели, как противники применяли все оружие для ведения войны, существовавшее в XVI веке: арбалеты, аркебузы, артиллерию, а также классическую средневековую атаку полностью одетых в доспехи кавалеристов, сбивающих друг друга копьями.

После убийства Писарро и крушения народных восстаний конкистадоры получили полный контроль над Перу. Сокровища Инки давно уже были переплавлены и распределены. Поэтому испанские поселенцы вынуждены были полагаться на коренное население, которое должно было обеспечить им богатство, за которым они и приехали в Америку. В отсутствие властей, налагающих ограничения, многие испанцы, которые оказались достаточно удачливыми и получили земельные владения, притесняли местных жителей непомерными требованиями. Луис де Моралес, главный викарий Куско, сообщал, что некоторые испанцы ставили клейма индейцам на лицо и использовали их как рабов, что было вопиющим нарушением королевских указов. Других индейцев испанские хозяева заставляли работать по дому и на полях и ничего им за это не платили. По условиям получения земельных владений вместе с населяющими их индейцами энкомендеро было запрещено жить среди коренного населения своих земель. Индейцы должны были привозить весь оброк в городской дом своего хозяина-испанца, и у энкомендеро не возникало ни понимания, ни сочувствия к своим подопечным. Диего Мальдонадо, владельцу богатого владения в Андауайласе, взбрела в голову идея совершить исследовательскую экспедицию в южную часть Тихого океана. Деньги на осуществление его мечты должны были ему предоставить индейцы из его владений, и он безжалостно взимал с них дань. Он приказал своему мажордому не давать никаких отсрочек, заставил индейцев удвоить количество причитающегося ему оброка и построил на их земле склады, чтобы ускорить сбор продукции. Из-за этого курака одной из земель Мальдонадо, Дон Педро Атауальпа из Урко-Урко и Чукиматеро, обратился с жалобой к губернатору Куско. В сороковые годы XVI века юридические документы касались вопросов передачи по наследству, уступки или откровенной продажи различного количества индейцев, которые были вверены заботам энкомендеро. Один энкомендеро, Мельчор Вердуго, так описывал матери свою полную комфорта жизнь: «Я живу в городе, который называется Трухильо; здесь у меня есть дом и немалое количество подданных, индейцев, которых, вероятно, тысяч восемь или десять. Думаю, не было ни одного года, чтобы они не принесли мне 5 или 6 тысяч кастельяно дохода. Я пишу это тебе, чтобы порадовать тебя».

Вся жизнь в Перу стала вращаться вокруг 480 энкомендеро. Каждый из них завел себе большой дом, предпочтительно каменный, и наполнил его родственниками, гостями и приживалами. Испанцы-энкомендеро держали много лошадей, негров-рабов и индианок в качестве домашней прислуги, и, как правило, в жены они брали испанок, которые воспитывали своих детей в традициях своей родины. От энкомендеро требовалось, чтобы он обеспечил в своих владениях наличие священника, который обращал бы в христианство индейцев. Но усердного священника было трудно найти. Некоторые энкомендеро содержали священника для своей семьи; другие назначали «мирскими миссионерами» своих дворецких или управляющих.