Кржижановский - Владимир Петрович Карцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не нравятся мне эти рассуждения об экономии, хотя сама мысль об объединении станций в гигантские энергетические системы очень правильная и перспективная. Здесь дело не только в экономии. Построив мощную станцию, мы приобретаем великое могущество. Только кто заинтересован в таком могуществе? Найдется ли такой синдикат, который мог бы оплатить такую затею?
— Почему обязательно синдикат? Разве вы не считаете, что когда-нибудь все перейдет в руки народа, который сам сосредоточит в своих руках гигантскую власть и гигантские же богатства и сможет, не спрашивая ничьего разрешения, поступать наиболее мудрым и предусмотрительным способом?
— Вон вы куда замахнулись. Но ведь не раз мы спорили с вами на эту тему, давайте ее оставим. Лучше подумаем, где взять деньги для строительства мощной станции. Пусть топливом будет торф! Мощность — несколько десятков тысяч киловатт — сколько наберем заказов, сколько организуем потребителей. Передавать в Москву будем на напряжении 35, потом и 70 тысяч вольт — это уровень, достигнутый в Европе. А за Америкой нам пока не угнаться.
…Достать деньги оказалось куда сложнее, чем ожидалось. Руководство «Общества» проект в целом одобряло, но деньгами рисковать не желало. Русские капиталисты презрительно усмехались, как только речь заходила о «шести процентах годовых», — о таких мизерных прибылях, при дешевейшей в России рабочей силе, они давно уже забыли. Двадцать, а то и тридцать! Вот это прибыль, вот это барыш, выгодное дело, и не подсовывайте нам, господа Классов и Кржижановский, своего прогрессивного проекта.
Деньги дали немцы. Глеб Максимилианович вместе с Кирпичниковым и несколькими другими инженерами «Общества» поехали на поезде до Богородска, потом извозчиком до 71-й версты Нижегородского шоссе, потом пешком через лес, болото, к урочищу Белый Мох. Выбирали место для будущей станции — какова роза ветров? Есть ли хоть небольшая речушка или пруд для охлаждения турбин и генераторов? Откуда брать воду? Есть ли поблизости деревни, крестьяне которых могли бы обратиться в станционных рабочих и работников торфоразработок?
Местечко, полностью удовлетворяющее этим условиям, нашли недалеко от озера Госьбуж.
Глеб Максимилианович ехал по Васютинскому проселку завороженный. Он был во власти гиблого болотного места с его таинственными фиолетовыми цветами, сырой нечистью. Безупречная синева колдовского глаза озерца Госьбуж ночью, конечно, превратится в черную пропасть, над болотами загорятся синие огни, и на сосновом суходоле птица печально закричит о пропавшем своем птенце…
В Павловском Посаде, в верхних, чистых комнатах трактира сторговались с хозяевами здешних болот.
Классов уехал в Берлин прельщать немецких и швейцарских банкиров грядущими прибылями. Кирпичников засел за чертежи станции. Было решено установить четыре турбогенератора мощностью в 5 тысяч киловатт каждый.
Глебу Максимилиановичу приходилось теперь, в связи с работами на новой станции, расстаться со своим кабельным отделом. Неожиданно для себя он получил от рабочих подарки: самовар и богато украшенный серебром прощальный адрес. В нем говорилось:
«Уважаемый Глеб Максимилианович.
Вы, как администратор, были призваны стоять на страже интересов капитала. Находясь между трудом и капиталом, трудно оставаться идейным выразителем рабочих. Труд и капитал — это два враждебных лагеря, две воюющих стороны, два кровных врага, служить одному — быть врагом другому. Если при настоящих общественных отношениях для администратора невозможно быть идейным выразителем рабочего класса, то можно быть чутким, отзывчивым человеком, чем Вы и были. Часто, когда возникали осложнения между трудом и капиталом или с лицами его отдельных агентов, — мы шли к Вам, рассчитывая на Ваше содействие, и не ошибались в нем. Высокий пост администратора, занимаемый Вамп, не заглушил в Вас человека…»
Глеб, растроганный, читал подписи: Шахов, Кубяков, Кудряшов, Никитин, Пименов, Никаноров, Жариконов, Грачев, Могутинов, Кулешов, Марков, Александров. А вот выразительный крест — это, видимо, Парфенов, неграмотный каменщик. В основном-то народ грамотный — всех заставил курсы пройти, сам и лекции читал.
Вот как — признали в нем чуткого и отзывчивого. Спасибо, спасибо, друзья! Когда-нибудь вы узнаете больше…
Станцию решили назвать «Электропередача». В марте 1912 года на месте будущей стройки, куда нужно было идти ведьмовыми тропами, стояла лишь полотняная палаточка. И в ней идиллическая сцена: Классон и Радченко Иван Иванович, старый дружище, искровец, которого Глеб пристроил здесь, на «Электропередаче», пьют чай из самовара. Глушь, комарье.
— Доступ к этому месту, конечно, очень труден, — вслух размышлял, дуя на чай, Классон, — особенно намучаемся весной. Что ж, будем рубить деревья, топить их в воде, на них класть узкоколейку. Между рельсами набьем земли, чтобы лошади не проваливались. Пустим вагонетки. Вдоль будущего шоссе сделаем деривационные стоки. Шаг за шагом пробьемся в чащу…
Кржижановский, назначенный директором-распорядителем станции, метался между двумя своими рабочими кабинетами — в конторе «Электропередачи» в Садовниках и в другой конторе-палатке во дворе старосты деревни Андроново Матвея Пупышева.
Но вот все первоочередные проблемы технически решены: построена станция, построена линия электропередачи до Измайловской подстанции в Москве, стала возможной совместная работа столичных станций и «Электропередачи», стало возможным начало крупнейшей энергосистемы в России. Было поставлено и оборудование — в основном от фирмы «Сименс». Ее полномочным представителем в России оказался… Леонид Красин. Вопреки протестам охранного отделения Красин работал в Москве — на этом настояла могущественная фирма. К сроку, намеченному Классоном — к 1914 году, «Электропередача» дала первый ток. Это была крупнейшая электростанция тех времен, работавшая на торфе. Она соединялась с Москвой высоковольтной линией рекордного для тех времен напряжения — 36, а потом и 70 тысяч вольт.
13 августа 1915 года «Электропередача» и электростанция «Общества» на Раушской набережной впервые заработали на одну сеть: зародилась энергетическая система Москвы.
Глеб был в этот день на верху блаженства. Окруженный друзьями, коллегами, директор-распорядитель чувствовал себя счастливым: постройка линии электропередачи и соединение сравнительно отдаленной станции со станциями Москвы знаменовали превращение в реальность его идей о будущей объединенной энергосистеме.
Он был счастлив еще и потому, что здесь, на «Электропередаче», он был окружен