Кржижановский - Владимир Петрович Карцев

Глеб по первому впечатлению, особенно не прибавилось. Но вот того румянца, которым поражал Ильич всех в Сибири, уже не было, и бледность была в лице, и усталость, и ночи бессонные и тяжелые, страшные заботы, непосильные одному. Глебу Максимилиановичу показалось даже, что дело, по которому он сейчас пришел, мелко и для этого момента, и для этого человека и, возможно, несвоевременно для страны, удушаемой голодом, холодом, мором, войной, всем, что могли только принести всадники Апокалипсиса… Старик шел навстречу ему откуда-то из глубины кабинета.

— Здравствуйте, Владимир Ильич, — с трудом сказал Глеб, запинаясь от волнения, от непривычности формы обращения, от охватившей его радости, что он опять рядом с ним, со Стариком. Мелькнула мысль: не забыл ли? Годов прошло много, и дистанция очень велика, и значение этого человека для истории таково, что он принадлежит как бы к другому измерению людей. Глеб ощутил тепло бесконечно знакомой ладони.

— Рад встретиться, Глеб Максимилианович, — как и раньше, с привычным обаянием, некоторым озорством в голосе, ответил Старик и, поздоровавшись с Васильевым, сказал: — Рад познакомиться!

Ильич провел их к письменному столу, сам подвинул им кресла, повернул свое к ним.

— Нуте-с! Что интересного расскажет нам Комгосоор?

Глеба Максимилиановича так и захолонуло, так и понесло в прекрасный счастливый мир воспоминаний, в мир встреч и бесед с необыкновенным человеком.

…Воспоминания захватили его, а беседа, оказалось, идет давно, и надо уходить, и вопрос ясен — Ленин проект инженера Васильева, представленный Комгосоору и посвященный орошению долины далекой реки Чу, в принципе одобряет, но средств пока нет, придется постройку этих сооружений пока отложить, сейчас Ильичу важно знать, как осваиваются природные богатства Казахстана. Каковы перспективы? Что может дать Казахстан сегодня, сейчас для отражения вражеских сил? Нельзя ли мелиорацию сочетать с постройкой электростанций на, так сказать, даровом топливе? Найдутся ли потребители?

Тема разговора постепенно исчерпалась. Ильич не позволял расслабляться в разговоре, растекаться мыслью, заходить на второй круг беседы, и вот они уже у дверей, и Старик, прощаясь, говорит:

— Сегодня, может быть, у нас есть проблемы поважнее, чем ирригация столь отдаленных долин, но завтра… Завтра — посмотрим! Пусть ни в коем случае не забрасывает этой своей идеи, занимается ею. Это обязательно пригодится! — закончил он с убеждением. Потом Ленин еще помолчал, сказал: — Привет Зинаиде Павловне!

НА ПОДСТУПАХ К ГОЭЛРО

Не раз в тяжелом девятнадцатом году Глеб Максимилианович тревожно спрашивал Ильича, после очередного — внутреннего или внешнего — удара по Советам:

— Справимся?

И Ильич непременно отвечал:

— Справимся. Должны. Позиция наша сильна. Другой народ, может, и не справился бы. А мы справимся.

В один из дней девятнадцатого года… Клаксон внизу, легкие шаги на лестнице, звонок, у дверей — Ильич… Полон сил, улыбчив, сразу к делу:

— Даем вам, Глеб Максимилианович, охранную грамоту, восемь красноармейцев, и — марш в Самару. Погуляйте по луке, сплавайте «кругосветку», выясните: можно ли там построить электростанцию? Положение, конечно, критическое, денег мало, продуктов и того меньше, но упускать время не можем, — без энергии задохнемся, станция ведь не один год строится…

И задержался чуть, видимо, подталкивал к ответу без вопроса. И дождался, конечно.

— Да уж года четыре обязательно, а учитывая волжские масштабы… верная пятилетка… Если материалы будут, деньги, люди…

— Ну и вот, не раньше двадцать четвертого (видно, расстроился немного). Да и то если приступить немедленно. Поезжайте. И глядишь, в двадцать четвертом… летом поедем в Царевгцину, в Моркваши, а там ничего не узнать — электричество в каждой избе, книги, достаток. Никаких тебе холер, засух, никакого голода… Война кончится совсем… Ну, размечтался… Поезжайте поскорее, Глеб Максимилианович… Хотите — с Зинаидой Павловной…

И вот уже нет его, и все-таки есть он в этой комнате, остался здесь, остался после него вихрь энергии, всполошил, взмутил душу, всколыхнул похороненные когда-то с горечью мечты.

Еще в девятом году, когда Глеб писал электрическую «памятку», он ясно осознавал: электричество — мост в социализм. Уже в силу природы своего получения и распределения оно требует объединения, кооперации. Электричеству тесны рамки частных хозяйств.

Крупные, может быть, гигантские, обслуживающие целые районы электрические станции — вот магистральный путь развития энергетики, а с ней — промышленности, всего хозяйства страны. Не нужно возить топлива: нужно использовать то, что есть на месте. Гигантские, заболоченные зеленью пространства, поросшие таинственными травами, пристанища призраков — это база для районных электростанций на торфе. Под Москвой есть хотя и плохонькие, а все-таки угли — совсем хорошо. Будем использовать их, не полагаясь на транспорт и не загружая его. На Волге — конечно же, она сама. Пугают масштабы. Никогда не строилось ничего подобного. Никогда и никто в мире не посмел коснуться такой мощи. Волга, Амазонка, Енисей несут свои водяные громады, равнодушно демонстрируя невиданную силу. Их не просто остановить. А остановишь — зальешь огромные пространства, полные жизни. Но есть и у этих гигантов слабинки — там, где стиснутые скалами, они убыстряют движение, опасаясь поимки. У Волги это в первую очередь Жигули, родные Жигули, знакомые с детства, описанные в сотнях юношеских строк.

(…И куда бы меня ни загнала судьба, всюду вижу просторы родные: темный лес на горе, пенье птиц на заре и в долине туманы седые…)

Вспомнил, как в детстве ему казалось, что он вышел из Волги. Он физически ощущал момент разрыва связей. Отрыв от влажного тела спокойной и мощной реки. Барахтанье мокрого, беспомощного на берегу. Волжская вода в волосах, в глазах, в теле. Он кричит, просыпается от вечного сна и впервые ощущает свет и тепло. С Волгой связаны первые запахи. Медуница, мята, клевер, дикая фиалка в дубовой роще. Волга подарила мир осязаний — плотную прохладу пронизываемой лучами коричневой воды, с тысячью пылинок внутри, порывистое объятие движущегося плотного воздуха, теплоту песка и терпкую зелень раздавленного в ладони листа. Не кощунство ли — вспугнуть эти бесценные воспоминания грохотом строительной техники?

Он давно уже сам ответил на эти вопросы, избрав коммунизм, борьбу, поэзию и технику. Волжская гидроэлектростанция, заливающая огнями электрических фонарей и электроэнергией огромные пространства России двадцатого, не девятнадцатого века — вот образ, встававший перед ним. Счастливый и свободный труд — вот жизненный идеал, в осуществлении которого хотел бы участвовать.

Первый проект строительства крупной электростанции в районе Самарской луки он выдвинул еще до 1910 года. Тогда это было скорее упражнение изощренного технического ума. Обман природы! Самарскую луку Волги тетивой пересекает река Уса, впадающая в Волгу у Морквашей. Другой конец тетивы не доходит