Распутин наш. 1917 - Сергей Александрович Васильев

безжалостно разрубить. Взаимная неприязнь банкиров и Форда появилась в 1914 году во время начала Первой мировой войны. Он стал одним из символов движения пацифистов и даже предпринял поездку в Европу, где вместе с единомышленниками пытался убедить враждующих закончить кровопролитие. Обе стороны конфликта высмеяли его инициативу, а раздосадованный Форд вернулся в США, обогащенный пониманием, что из-за каждой горы трупов на фронтах обязательно торчат уши менял Сити и Уолл-стрит. Тогда он в сердцах, но от души высказался при репортёрах: “Достаточно перестрелять, как шакалов, пятьдесят банкирских морд, и все войны прекратятся!”

Банкиры слова Форда услышали, запомнили, затаили обиду и терпеливо заманивали предпринимателя в долговой капкан. К началу 1917 ловушка захлопнулась.[63] При финансовых обязательствах на 58 млн долларов у корпорации Форда оказалось только 20 млн активов. Замаячила перспектива банкротства. Банки соглашались предоставлять кредиты лишь при условии, что автопромышленник откажется от контроля над предприятием в пользу финансистов. Генри на это не пошел, предлагавших сделку разогнал, но сама проблема никуда не делась, нависла над головой, угрожая, мешая дышать. Неожиданно на горизонте появилось это странное, авантюрное, но такое привлекательное предложение из России. Заманчивость состояла в отсрочке или списании долгов перед пятёркой самых наглых банков, при том, что самому Форду и его людям не требовалось нарушать закон и входить в контакт с русской делегацией. Полагалось купить на подставных лиц длинный список различного имущества и составить доверенность на владение на предъявителя сроком до двух недель. Автомашины, рабочая одежда, инструмент, оборудование для горных работ, охотничье дальнобойное оружие… Ничего необычного. Создавалось впечатление, что джентльмены отправляются попытать счастья на золотых приисках. Логику нарушала заявка на пристань с просторным портовым складом, пароход с усиленным ледовым корпусом и крохотный захолустный музей Гражданской войны в Скарборо. “Господи! А этот хлам им зачем?” – удивился Форд тогда…

– Если честно, Генри, я боялся, что банки отзовут своё решение о реструктуризации кредитов, – вздохнул Беннет, отводя глаза, – объявят, что оно является липовым или добытым под угрозой…

– Некому опровергать, – одарил Форд своего помощника совсем не пацифистской улыбкой, – а те, кто остался, сто раз подумают, нужно ли им рисковать и затевать новые судебные дела, когда даже снег горит под ногами.

Беннет передернул плечами и опустил глаза. Его, внешне такого брутального и хладнокровного, до сих пор мучили кошмары от увиденного на развалинах имения Рокфеллеров. Блестящий от оплавленного стекла кусок кирпича ему удалось захватить с собой, как невиданную диковинку.

– Гарри, не дуйся, – усмехнулся Форд, – лучше приходи сегодня на праздничный семейный ланч. Клара приготовила новое печенье с шоколадной стружкой по моему рецепту…

– Кларе – моё почтение, – Беннет моментально спрятал внутрь переживания и расплылся в улыбке, – из её рук я готов вкушать даже яд курары, но только не сейчас. Меня ждут друзья-полицейские, предполагая, что я сделаю работу за них. Благодарю тебя. В следующий раз.

– Как считаешь, – слегка напрягся Форд, – они смогут достать наших русских?

– Исключено, – успокоил босса Гарри, – эти сумасшедшие уже в Швеции…

В то же время в Стокгольме.

– Александр Львович! – гость церемонно поклонился, – от имени всероссийского военно-революционного комитета мне поручено передать вам конфиденциальное послание особой важности.

Все три подбородка тучного мужчины, сидящего в глубоком плюшевом кресле, разом колыхнулись, приводя в движение желеобразное тело под дорогим сюртуком, за каким-то бесом приталенным, при полном отсутствии талии. Серые глаза на выкате пыхнули азартным пламенем. Рука медленно поднялась и слабым движением пригласила визитёра присесть.

Парвус торопливо разорвал конверт, не замечая лежащий на столе специальный нож, впился в текст, быстро пробегая глазами от начала к концу и обратно, поглядывая исподлобья на статного молодого человека в цивильном костюме.

– Вы знакомы с содержанием?

– В общих чертах, – кивнул гость, – российское бюро РСДРП, партии эсеров и анархистов уведомляют о начавшейся революции, отголоски которой станут зримо заметны в течении ближайших двух недель. Уже сейчас формируется коалиционное левое правительство, где вам предлагается занять должность министра финансов.

– А вы? Чем занимаетесь лично вы? Какова ваша миссия?

– Военное крыло ревкома. Обеспечиваю смычку пролетариата и революционной армейской организации… Наша задача – переход столичного гарнизона на сторону восставших и обеспечение революции оружием. В настоящее время осуществляем закупку снаряжения для рабочих отрядов.

– Похвально, – пробормотал Парвус, – восставшие полки – это именно то, чего нам не хватило в 1905 м… Но я не могу прибыть в Петроград, по известным вам причинам.

– В этом нет срочной необходимости. Ревком просит вас произвести необходимые закупки по прилагаемому списку, погрузить на пароход, приобретенный на ваше имя, и ждать условного сигнала.

– И что это будет за сигнал?

– Отречение Николая II.

И без того выпученные глаза Парвуса чуть не вылезли из орбит.

– Да уж… Вы меня удивили… Как же я отстал от жизни, мотаясь по Европе…

– Каким будет ваш ответ, Александр Львович?

Парвус сделал попытку встать, но лишний вес и волнение надежно придавили его к креслу, поэтому он ограничился энергичным ёрзанием и тяжелыми вздохами.

– Мне надо подумать.

– Думайте, – легко согласился гость, – десять минут. Простите, Александр Львович, но больше – никак. Я-то могу ждать, а революция – нет.

– Да-да, конечно, – понимающе закивал головой Парвус и картинно закрыл лицо ладонями.

Звезда Израиля Лазаревича Гельфанда – Парвуса, уроженца крошечного городка Березино Минской губернии, взошла на революционном горизонте в 1905 году. Он вместе с Троцким принял непосредственное участие в создании Петербургского совета рабочих депутатов. Оба вошли в его Исполнительный комитет, выступали с пламенными речами в Совете и на заводах, были популярны и влиятельны. После ареста в 1906 году, проведя несколько месяцев в Петропавловской крепости, бежал по дороге в ссылку и с тех пор в России не появлялся, всё больше отдаляясь от нее и теряя былое влияние.

С началом Первой мировой войны попытался вернуть себе статус “первого парня на деревне”, добившись аудиенции у немецкого посла в Константинополе Ганса фон Вангенгейма, с предложением организовать в России революцию, благодаря которой страна выйдет из войны. Посол, пораженный напором собеседника, доложил о новом агенте в Берлин и предложил Парвусу составить подробный план действий.

Этот план, известный как «Меморандум доктора Гельфанда», являлся пересказом событий 1905 года,