Новый Мир ( № 8 2013) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
I know of a Scotsman, a Jock,
Who’s got the most extraordinary cock,
He’s lucky, you see,
‘Cause it’s shaped like a key,
And with it he can pick any girl’s lock [1]
А можно — изысканно замалчиваемое отсутствие ключа от квартиры в финале «Дара», относящее консуммацию взаимной любви героев за рамки повествования.
Как только наши догадки направляются в эту сторону, интригующая большеглазость-большерукость юного слесаря приводит на ум гипертрофию бабушкиных органов в сказке о «Красной Шапочке»:
Красная Шапочка прилегла рядом с Волком и спрашивает: — Бабушка, почему у вас такие большие руки ? — Это чтобы покрепче обнять тебя, дитя мое. — Бабушка, почему у вас такие большие уши ? — Чтобы лучше слышать, дитя мое. — Бабушка, почему у вас такие большие глаза ? — Чтобы лучше видеть, дитя мое. — Бабушка, почему у вас такие большие зубы ? — А это чтоб скорее съесть тебя , дитя мое!
Не успела Красная Шапочка и охнуть, как Волк бросился на нее и проглотил.
Как известно, в психоаналитическом плане Волк набрасывается на Красную Шапочку вовсе не с гастрономическими, а с сексуальными целями. Но если та лишь наивно поддается на его хитрости, то лирическая героиня нашего стихотворения вполне сознательно, хотя и с некоторым лукавством, сама завлекает своего слесаря, причем параметры его членов не настораживают, а притягивают ее [2] .
Перекличка с «Красной Шапочкой» подхватывается во второй строфе, начинающейся с чтобы :
Чтобы он легко вставлялся ,
Поворачивался плавно,
Никогда бы не терялся
И на ощупь теплый был.
Видимость обыденного назначения ключа для порядка все еще соблюдается, но непристойные обертоны нарастают, пока не выдается, наконец, решающая улика: ключ должен быть на ощупь теплым . Тем вернее в эротическом коде прочитываются задним числом и остальные его свойства, напоминая о вероятном литературном подтексте — «Дебюте» Бродского (1970):
1
Сдав все свои экзамены, она
к себе в субботу пригласила друга ,
был вечер, и закупорена туго
была бутылка красного вина
<…>
и гость, на цыпочках прокравшись между
скрипучих стульев, снял свою одежду
с непрочно в стену вбитого гвоздя
<…>
[К] в артира в этот час еще спала.
<…>
и пустота, благоухая мылом,
ползла в нее через еще одно
отверстие, знакомящее с миром.
2
Дверь тихо притворившая рука
была — он вздрогнул — выпачкана; пряча
ее в карман, он услыхал, как сдача
с вина плеснула в недрах пиджака.
<…>
Он вспомнил гвоздь и струйку штукатурки
<…>
Он раздевался в комнате своей,
не глядя на припахивавший потом
ключ, подходящий к множеству дверей,
ошеломленный первым оборотом .
Бродский игриво насыщает свой текст фрейдистской символикой дефлорации, пенетрации и эякуляции: тут и ожидающая раскупоривания бутылка, и гвоздь в стене, и струйка штукатурки, и втекание в отверстие, и рука, проникающая в карман, и плеснувшая в него мелочь, и, наконец, первый оборот потного ключа к множеству дверей, ср. легко вставлялся и поворачивался плавно в нашем стихотворении. Дверь, кстати, появляется у Бродского заранее, а еще раньше — квартира девушки и приглашение туда друга , ср. разговор о потерявшемся и заказываемом на будущее ключе от дома .
2
Разговор о жилище, разумеется, не случаен: архетипический ключ призван отпереть все апартаменты женщины — ее квартиру, дом, сад, виноградник. Ср. в одной из «Александрийских песен» Кузмина:
Ах , наш сад, наш виноградник
надо чаще поливать
и сухие ветки яблонь
надо чаще подрезать
<…>
И калитка меж кустами
там прохожего манит
<…>
Мы в калитку всех пропустим,
мы для всех откроем сад,
мы не скупы : всякий может
взять наш спелый виноград.
Правда, тут дело обходится без ключа, поскольку песенку поют куртизанки [3] , но классический прототип всех подобных садов — это библейская «Песнь песней», где виноградник запирается и подлежит отпиранию:
…[я] смугла, ибо солнце опалило меня <…> поставили меня стеречь виноградники, — моего собственного виноградника я не стерегла (I, 5).
Друг мой <…> стоит у нас за стеною , заглядывает в окно, мелькает сквозь решетку (II, 9).
[я] <…> нашла того, которого любит душа моя, ухватилась за него, и не отпустила его, доколе не привела его в дом матери моей и во внутренние комнаты родительницы моей (III, 4).
Запертый сад — сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник <…> сад с гранатовыми яблоками. <…> Пусть придет возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его (IV, 12, 13, 16).
Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину , и внутренность моя взволновалась от него. Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему <…> и с перстов моих мирра капала на ручки замка . Отперла я возлюбленному моему... (V, 4 — 6) [4] .
Наряду с домом и садом, символическим средоточием запертых сокровищ героини может служить шкатулка (вспомним три шкатулки Порции и ключи к ним в «Венецианском купце» [5] ), ларец, ларчик. Ср. у того же Кузмина, в «Истории рыцаря д’Алессио», песенку еще одной куртизанки, содержащую к тому же мотивы потери ключа и обращения к слесарю:
От ларчика ключ потеряла —
Где слесаря найти? <…>
Амур принес ключей связку <…>
Ах, много примерить надо,
Покуда подберешь,
Зато всегда как рада ,
Как ключ к ларцу найдешь.
Обратим внимание на частичное созвучие слов слесаря (в песенке) и рыцаря (в заглавии пьесы). Не подсказывает ли оно разгадку заинтересовавшего нас сочетания юный слесарь ?Похоже, что перед нами вариация на популярную тему юного рыцаря , мотивирующая изготовление ключа, проекцию в современный бытовой план и запретный роман утонченной героини с простым работягой.
Образ юного рыцаря (иногда пажа), восходящий к куртуазной традиции, был широко растиражирован в массовой советской культуре — благодаря «Балладе о юном рыцаре» (текст Вл. Лифшица, музыка Э. Колмановского; т/ф «Три дня в Москве»; 1974) [6] , написанной, как и наше стихотворение, в четырехстопном хорее:
