Стихотворения - Николай Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1943
Ярославна
Догорела заря-заряница,Во полуночи див прокричал.Ярославне ночами не спится —Улететь бы на дальний Каял.
Долететь бы до княжьего стана,Приподнять бы палатки края:«Где ты, Игорь мой, князь мой желанный.Трижды светлая лада моя?
Кабы мне обернуться зегзицей,Куковала бы я над тобой,Стерегла бы твой сон до денницы,Перед войском летела бы в бой.
Я простерла бы крылья, как руки,К тайным силам небес и земли,Чтобы Велеса добрые внукиВ поле ратном тебя берегли.
Чтобы стрелы не сохли в колчане,Чтоб копье не тупилось в бою,Чтоб стрелой не пробил половчанинСердце Игоря, ладу мою!»
И, слезой обжигаясь горячей,Одержима горючей слезой,Причитает княгиня и плачетДо зари на стене городской.
Будто видит: ковыль серебрится,Реют стяги, как слава чисты,Рыщут волки, и брешут лисицы,На червленые брешут щиты.
«Где ты, Игорь мой, воин мой? Жив ли?»Предрассветные дали молчат.Над бревенчатым тихим ПутивлемПетушиные крылья стучат.
1943
Медаль
Пройдя сквозь долгий грохот боя,На слиток бронзовый легла,Как символ города-героя,Адмиралтейская игла.
Взгляни — заговорит без словаМеталла трепетный язык.И воздух города морского,И над Невой подъятый штык —
Вся бронза дышит, как живая,В граните плещется река,И ветер ленты развеваетНа бескозырке моряка.
И даль пылает золотая,И синью светят небеса.И вдруг, до слуха долетая,Встают из бронзы голоса:
«Мы так за город наш стояли,Так эту землю берегли,Что нынче музыкою стали,Из боя в песню перешли.
Мы слиты из такого сплава,Через такой прошли нагрев,Что стала бронзой наша слава,Навек в металле затвердев».
Слова уходят, затихая,В металл, в бессмертье, в немоту, —И снова, бронзой полыхая,Игла пронзает высоту.
1944
Грачи
Я радуюсь весенним ручейкам,Подснежникам, но мне весна дороже,Когда над всем стоит грачиный гам,Веселый хор, на песню не похожий.
Услышишь «карр!» — и воздух свеж и чист.Услышишь «карр!» — таким дохнет простором;Зазеленеет первый клейкий лист,И лютики взбегают на пригорок.
Повеет полем, первой бороздой,Пахнет землей — грачи идут за плугомИ кланяются… Голубеет зной,И теплый ветер наплывает с юга.
Когда ж в полях осенний синь-простор,Когда прохладен и прозрачен воздух,Услышишь на заре прощальный хор —И опустеют брошенные гнезда.
И вдруг войдет такая тишина,Такая грусть, что все опять приснится:Ручей, подснежник, детство, и весна,И это «карр!» веселой русской птицы.
1946
«Раскрылись почки у березок…»
Раскрылись почки у березок.И все как в юности опять…А может быть, еще не поздноОпять сначала все начать?
Встать на заре, грозой омытой,С такою жаждой петь и жить,Чтоб этот мир, не раз открытый,Как будто заново открыть.
И так, как будто все впервые,В тот мир, волнующий до слез,Войти сквозь брызги дождевые,В лицо летящие с берез.
1953
Тростник запел
Тростник шумел, шуршал и слушал,Как в речке плещется вода,И никому немую душуНе открывал он никогда.
На языке травы и лесаОн еле слышно шелестел.Но человек пришел и срезалЕго, и вот тростник запел.
Всегда безмолвный, безголосый,Запел тростник. И первый звукЗатрепетал над тихим плесом.Как будто выпорхнув из рук.Сперва, казалось, голос птицыНапоминал он, а потомВсе, что в живой душе таится,Живой душой запело в нем.
Как будто все, о чем от векаШептал тростник, и лес, и луг,В руках искусных человекаВсей глубиной открылось вдруг.
1953
Шиповник
Осенний день. Поблекли травы.Сырой, туманный холодок.И вдруг нежданно у канавыРасцвел шиповника цветок.
Как будто друг, всегда желанный,Он в этот серый день вошелИ, озарив его, румяный,Неукротимый, цвел и цвел.
Ему и горя было мало,Что лето за море ушло,Что все вокруг отпировало,Открасовалось, отцвело.
В своем порыве одинокомОн жаждой жизни пламенел,И лес, притихший за дорогой,«Не отцветай!» — ему шумел.
И лесу вторил шорох ветраИ голоса отлетных стай.И я шептал посланцу лета:«Не отцветай! Не отцветай!»
1953
«Глубокая полночь. И только одно…»
Глубокая полночь. И только одноПод самою крышей не гаснет окно —Знать, сердцу чьему-то покоя все нет. Не гасни, не гасни, мой свет!
В степи неоглядной далекий костерМерцает, и меркнет, и радует взор.Теплом его путник продрогший согрет. Не гасни, не гасни, мой свет!
Все море во мраке, уснула земля,И только чуть видный огонь корабляКак будто земле посылает привет. Не гасни, не гасни, мой свет!
Высокая в небе пылает звезда —Что ей мимолетные наши года! —Горит миллионы беспамятных лет. Не гасни, не гасни, мой свет!
Вот так же и ты мне и ночью и днемСияешь, горишь негасимым огнем,С тобой не страшусь я ни мрака, ни бед. Не гасни, не гасни, мой свет!
1953
«Опять до тебя перегоны…»
Опять до тебя перегоны,И ветер, над крышей гудя,Роняет на стекла вагонаХолодные слезы дождя.
Опять я шепчу твое имя,Как в первый тот, памятный год.Нет, нет, мы не стали чужими,И сердце, как прежде, поет.
А если тебя я обиделИ словом своим не согрел,Прости мне: я просто не видел.Каким я богатством владел.
И пусть эта ночь и ненастье,И пусть я в разлуке с тобой —Ты стала мне светом и счастьем,Ты стала мне жизнью самой.
1953
Рождение весны
Люблю следить весны рожденьеНе в хвойных сумрачных лесах,Где только слабым отраженьемЗапечатлен ее размах,
Где и студеною зимоюВсе тот же на ветвях наряд,Все так же ветры в звонкой хвоеНеумолкаемо шумят.
Нет, я люблю апрельский, редкий,Еще не прибранный лесок,Еще безлиственные ветки,Где животворный бродит сок.
Люблю следить, как на пригорке,Пробив сырую целину,Травинок первые иголкиВстают, приветствуя весну.
А притаившийся подснежник,Едва почуяв солнцепек,Приоткрывает зябкий, нежный,Еще несмелый лепесток.
Люблю следить, когда, прорезавТугую почку, первый листВ глубокой ясной пройме лесаКачнется, зелен и лучист.
А там пойдет за почкой почка,За веткой ветка зеленеть,Чтоб кружевною оторочкойЛесную просеку одеть.
Уже, забыв зимы угрозы,В кругу ликующих подруг,В сережки убрались березы,На ивняке медовый пух.
А в речке небо яркой синьюПереполняет берега.Вот-вот черемуха раскинетСвои пахучие снега,
Засвищут птицы, не смолкая,Гром отзовется с вышины,И встанет радуга, сверкаяВ честь новорожденной весны.
1954
