Замечательная жизнь людей - Владимир Звездин

Проблему с жильем на заводе решили таким образом. Один четырехэтажный корпус полностью оставили под жилье. В огромном помещении жили все – кто где и кто как устроился. Отгораживались развешанными на веревках простынями, обоями, газетами. По мере обживания администрация разжилась фанерой и нагородила комнатушек по типу ящика для пивных бутылок. Вот в такой закуток без окна с огромной высоты потолка свисала лампочка. Включать и выключать ее нужно выворачивая или вворачивая. Вставая на табурет или на кровать. Можно было при этом спокойно заглянуть к соседям.

В обоих концах помещения находились туалеты и столы с электроплитками для приготовления пищи. Здесь обсуждались новости, решались проблемы. А нам, детям, вменялось в обязанность занять вовремя плитку, чтобы варить не во вторую очередь. Может, кому-то это покажется простой обязанностью. Это не так. Ты гуляешь, часов у тебя нет, а нужно не опоздать. А прибежишь поздно, без толку кипящую кастрюлю могут снять как бесхозную. И тогда пиши пропало – мама сварит к ночи. И в следующий раз относиться к порученному делу будешь серьезней. Так дисциплинировала нас действительность.

Все. Детство мое заканчивалось. Пять классов есть, хватит. Была мечта – Суворовское училище. Но там, как узнали, что у меня жив отец, даже разговаривать не стали – таких детей, у которых есть отцы, в училище не берут. Решил поступить в военно-морское музыкальное училище – ведь мы пели с братом. Там конфуз – не мог я понять, что от меня хотят, когда стучат по клавишам фортепьяно. Ну, видел я ноты на бумаге, знаю, что по ним играют на баяне или там еще на чем-нибудь, но как я без инструмента им сыграю? Короче, говорят открытым текстом: ты, пацан, покрути хвосты быкам и на тот год приходи. Не очень я огорчился и двинул в училище юнг торгового флота. Там опять облом – пока не найдешь своего отца, принять тебя не можем. «Его милиция найти не может, чтоб алименты получить, где уж мне». – «Это проблемы не наши».

Возраст подходящий, образования хватает – двинул я в РУ (ремесленное училище) № 53 на специальность слесарь-ремонтник и сборщик промышленного оборудования. Училище находилось при заводе с интересным названием ГОМЗ им. ОГПУ[2]. Название мы расшифровывали по-своему: «О, Господи, Помоги Убежать» или в обратном порядке: «Убежишь – Поймаю, Голову Оторву». Это неспроста – завод режимный: зашел и до конца смены уже не убежишь. Между прочим, тогда по указу за опоздание на работу могли упечь в тюрьму на месяц – таких несчастных звали смертниками. Учиться там мне нравилось, а от практики я вообще был в восторге. Закончил его в 1952 году специалистом четвертого разряда.

В период учебы мы, четверо друзей, нашли оригинальный способ проводить досуг. Вечерами таскали и устанавливали афиши кинотеатра «1 Мая». За это имели свободный допуск в зал и могли смотреть любые фильмы, сколько вздумается. В те годы крутили фильмы, взятые в качестве трофеев. Всех пацанов свел с ума «Тарзан». Везде, где только можно, висели веревки, на которых летали, как в кино. И появилась мода на длинные волосы а ля Тарзан. И хотя сам Тарзан бегал в трусах, но моду на его прическу взяли себе на вооружение стиляги, которых наши лихие комсомольцы ловили и на месте стригли. А брючины пороли от бедра до щиколотки.

Где-то на втором году обучения я влюбился в красавицу нашего училища с редким именем Марксена, познакомился с ее мамой. Пропадал у них вечерами, вместе с мамой ходили в кино. А бывши у них в гостях, я, сидя за столом напротив ее, буквально два раза – в отсутствие мамы – дотянувшись, чмокнул ее в щечку. Поэтому я был удивлен, когда позже узнал, что Марксена беременна, – это меня просто поразило.

Училище

Училище я закончил. Мне шестнадцать лет. Я – рабочий человек. Направление после окончания ремесленного училища на производство института НИИ-33 кроме меня получили Гена Кузнецов – Кузя – и девушка-токарь Зоя. Чтобы добраться до работы с Выборгского района в Гавань, надо пересечь Петроградский район и Васильевский остров. Это на двух трамваях и автобусе. Но после работы мы втроем очень часто преодолевали пешком это расстояние до Финляндского вокзала. Это были чудесные незабываемые прогулки. Зоя была красивая девушка. Она, правда, больше внимания уделяла Кузе, но я не ревновал, считал, что это не мое – больно она была хороша.

Однажды мы по пути зашли в кинотеатр «Великан», где шел фильм «Охотники за каучуком». Притихли мои друзья, смотрю, а рука его под юбкой у Зои. Думаю, раз она молчит, значит, ей это нужно. После недолгого раздумья я тоже со своей стороны взял ее повыше коленки, но мою руку она тут же отбросила. Это я пережил. В другой раз кому-то из них пришло в голову позвонить из телефона-автомата. Втиснулись мы втроем в будку, было тесно, и меня попросили выйти. Стою, караулю. Что-то стало тихо. Заглядываю к ним, а они, стоя, предаются откровенному половому акту. Это мне показалось обидным. Я ушел.

У меня была проблема с девушками – я страшно боялся обидеть их своим вопросом или предложением. Даже ее вопрос «зачем?» в ответ на приглашение пройти в укромное место ставил меня в тупик. Как я ей скажу, зачем? Что, она сама не знает? Значит, тут подвох: или она обидится, или меня обидит. Поэтому молчу, а она меня не понимает и меня же принимает за олуха.

Другая трудность: если дружки узнают о моем увлечении, засмеют. Познакомился я с девушкой из другого района. В компании – юмор или так просто треп – рассказывает один: «Смотрю, Вовка идет с девочкой, мордочка нечего, ножки только кривые». Где он меня видел? Да и видел ли вообще? Но сомнение запало в душу. При встрече с ней я и так изощрялся, и этак. Найду повод – отстану, догоняю, приглядываюсь: кривые они или нет, понять не могу. Решил все-таки дружбу эту прекратить на всякий случай. Так и сделал.

Но без любви не жизнь – решил я вступить в борьбу соперников и завоевать внимание, а если повезет и любовь, самой шикарной красавицы, Тамары Вольской. Кавалеры вокруг нее просто кишели, приходилось даже драться.

Она обратила на меня внимание и даже согласилась встретить со мной новый 1953 год. В тесной компании – мой друг с девушкой и я с ней. Но получилось, как всегда: не рассчитав силу «зеленого змия», я ушел в штопор. Лишь только утром узнал: Тамара увела меня в мою комнату и осталась ночевать со мной, а утром оставила меня, не дождавшись от дурака чего хотела. Увидел я ее потом лишь восьмого января в клубе на карнавале. Даже танцевать не пошла со мной. Какие-то незнакомые парни танцевали с ней по очереди, тайно передавали друг другу лисий хвост, танцуя, крутили им у нее возле попки. Обидно стало за нее, бросился защищать ее честь кулаками, но был выброшен из клуба, как собачонок. Собрал пацанов, устроили драку. Все это сообщили на работу. Конечно, были неприятности.

1953 год был знаковый. Умер Сталин. Вот где было горе. Мы с мамой шли по Невскому, когда из репродуктора прозвучало это сообщение. Заревели и запричитали все, как по команде. По-моему, не было такой паники, даже когда объявили войну в 41-м году. С его смертью должно было что-то рухнуть и пропасть все наши мечты о счастливом будущем. Правда, плакали не долго. Жизнь потекла своим руслом.

Меня отправили в колхоз. Ездили мы туда с удовольствием. Колхоз нас кормил, завод платил зарплату 100 %, шатались по клубам на танцы. Дрались с местными пацанами, работали так себе. У наших двоих ребят были часы – у одного показывали на час позже, у второго на час раньше. По одним шли на работу, по другим с работы. Бригадир, как малое дитя – ему и в голову не приходило, что часы можно подвести. Ходики у него в деревне кукуют – не побежишь туда сверять время.

Работали мы с Тамарой в одном цехе, старались не встречаться друг с другом. Сказать правду, я места себе не находил, так было горько на душе. И вдруг узнаю, что она вышла замуж. К нам в цех учеником токаря недавно поступил парень. Если глянуть на него, вылитый Ванек, прямо на морде написано: деревня. Я чуть не рехнулся. Такая девица и Квазимодо, круговорот в истории Парижской богоматери. Даже сейчас не могу сказать, чем все это кончилось бы. Но спасла меня сама Тома. Я дежурил по цеху во вторую смену. Она пришла ко мне покорная, печальная и предложила мне себя. Мне было очень жаль ее. Я отказался без сожаления – ее приход отрезвил и успокоил меня. Простился с ней. Сказал, что ничего не надо. Пусть будет так, как случилось. Опять остался у разбитого корыта.

На официальные танцы я старался не ходить – они меня страшно возбуждали, и я стеснялся, когда чувствовал, что партнерша замечала это. Тогда мы сами устраивали танцы по закоулкам – милиция разгоняла и отбирала аппаратуру. Потом танцы снова возрождались. В такой вот обстановке я был смелее и пригласил одну, как мне показалось, скромную девочку. Среди танца она вдруг мне заявляет: «Володя, ты скоро умрешь». Я удивился: «С чего это?» – «Я, – говорит, – чувствую твой конец», – и захохотала. Танцевать я не стал, но провожать пошёл, заодно объяснив ей, что это совсем не тот конец. Потом подружились, стали встречаться.