Белль и Себастьян - Николя Ванье

— На нас напала та Зверюга.

— Зверюга? Вы хотите сказать волк?

— Не волк, а одичавшая собака. Уже несколько недель она убивает наших овец.

— Выходит, у нас похожий образ действий. И вы, и я — все мы преследуем и уничтожаем вредителей… — И немец громко засмеялся.

Марселю вдруг пришло в голову, что его маленькое выступление может повлечь за собой весьма неприятные последствия. Реакция боша на его слова озадачила мужчину. Однако Марсель был не настолько глуп, чтобы не понимать, насколько опасно вступать в противоречия с оккупантами. Просто в их затерянной в горах деревеньке всегда было так спокойно, что он как-то позабыл о ситуации в стране. Этот тип вряд ли окажется таким же сговорчивым, как в свое время итальянцы… Власть была в его руках, и он мог делать все, что ему вздумается, — обыскивать кого угодно и кого угодно арестовывать даже без причины, просто потому, что ему так хочется. И деревенский мэр, разумеется, не стал бы исключением из правила… До Сен-Мартена уже дошли слухи о зверствах, которые боши устроили в долине, едва успев там обосноваться.

Марсель посмотрел по сторонам. Его земляки стояли понурив головы, словно пристыженные школьники. Многие дрожали. Зрелище наверняка было приятным для немецкого офицера, в наигранно непринужденном тоне которого ясно прозвучала угроза:

— Не пытайтесь меня убедить, будто вы не знаете, что происходит в ваших горах.

— Вы говорите об этой Зверюге?

— Мне неприятно думать, что вы считаете меня таким… как это по-французски… круглым идиотом! Я правильно это выговорил?

Пауло хихикнул, а мэр сделал вид, будто задумался. Чего добивается этот тип? Чтобы он, Марсель, выдал своих соседей, сын которых исчез, стоило ему получить уведомление о грядущей депортации на принудительные работы? Или тех, кто чаще остальных поглядывал в сторону границы? Он кашлянул, прочищая горло, но так и не нашел что сказать.

— Если бы вы не отняли у нас оружие, мы бы пристрелили этого пса!

— Назовите мне тех, кто переводит евреев через границу, и я отдам вам часть оружия. У вас, французов, это называется услуга за услугу, да?

Дальнейшие объяснения были излишними. Одной встречи с жителями деревни Петеру Брауну хватило, чтобы подчинить их своей власти.

Анжелина же думала только о том, что, если не случится больше ничего знаменательного и немцы станут обыскивать каждый дом по очереди, до шале Гийома они доберутся примерно через час. Только бы Себастьян сумел его отыскать! Только бы Гийом успел вернуться домой вовремя!

6

Себастьян спешил как мог. Добежав до тропинки, поднимавшейся по крутому склону к тропе Экрен, он подумал, что, наверное, никогда туда не доберется. В груди болело, дышалось тяжело, мышцы то и дело сводило судорогой, и все-таки мальчик продолжал бежать, подгоняемый предчувствием, будто вот-вот случится что-то ужасное.

На улицах деревни Себастьян успел увидеть людей, которые стояли у порога своих же домов и никак не могли себя защитить. В их глазах читался страх. На сей раз все было серьезнее, чем обычно. Может, это из-за офицера в сером, того, что смотрел на Анжелину? Сезар не раз говорил: у них в регионе, в отличие от соседних, все спокойно, хотя Себастьян так не думал. Через горные деревни, куда месяцами никто не заглядывал, то и дело проходили какие-то люди — то иностранцы, то молодые парни, причем явно горожане, с винтовками военного образца, и они исчезали в горах… Если о чужаках и говорили, то шепотом, подальше от детских ушей, однако ребятишки, конечно, умудрялись услышать многое. Друзей у Себастьяна не было, обсудить догадки было не с кем, но даже своими силами он сумел разобраться в происходящем. Мальчику часто приходилось строить догадки о том, что пытались скрыть от него взрослые, в результате чего у него развилась незаурядная интуиция. К примеру, он давно понял: оккупация — это гадко, ведь людей упекают в тюрьму по поводу и без него. При внуке Сезар ограничивался ворчливым «у этих немцев ни к чему нет уважения…», но когда старый пастух забывал, что он рядом, начинались рассказы о том, как оккупанты наводят свои порядки и карают всех, кто отказывается подчиниться. Из этого следовало, что с немцами лучше вести себя повежливей. Например, нельзя произносить вслух слово «бош», хотя многие, не стесняясь, за глаза так называли немцев. Взрослым этого никто не мог запретить, а вот Себастьяну могли: «Потому что ты еще слишком мал!» Ну и ладно! Он все равно называл фашистов бошами или фрицами мысленно, про себя, как Сезар и Гийом, и как это делали деревенские мальчишки, когда играли в войну. Пусть он и не участвовал в разговорах старших, но уши-то у него на месте! Еще он знал, что в Италии начались восстания против оккупантов. Значит, скоро настанет черед бошей, и можно будет снова говорить вслух все, что думаешь!

Он сам себе сказал, что немного отдохнет на вершине холма. Его уже начало подташнивать от усталости, но Себастьян все бежал и бежал, почти не чувствуя ног. Взобравшись на гребень, заметил рядом какое-то движение. Однако сил поднять голову уже не осталось: он согнулся пополам и стал ловить ртом воздух. Ощущение было такое, будто язык превратился в паклю, сухую и шероховатую. Кто-то легонько потряс его за плечо:

— Ты куда так спешишь, Себастьян?

— Гийом!

Радость придала мальчику сил, и он выпрямился.

— Бошей… много… в деревне! Обыскивают дома… А Анжелина…

Гийом моментально перестал улыбаться. Во взгляде промелькнула паника, однако он быстро совладал с волнением.

— Что? Отдышись немного и рассказывай!

Гийом протянул мальчику флягу. Пока Себастьян пил, он снял свой рюкзак и принялся что-то методично в нем искать. Это был мужчина в расцвете сил, рассудительный и сдержанный. Благодаря доброте и располагающим манерам он быстро завоевал симпатии обитателей деревни и ее окрестностей. Сейчас Гийом был в простой одежде, какую носят жители гор летом, и трудно было представить его выслушивающим пациента в своем кабинете. А между тем это был внимательный и компетентный доктор, по первому зову готовый прийти на помощь к больному. Себастьяну он очень нравился. Мальчик считал Гийома другом — единственным, кто, как ему казалось, понимал его и не относился к нему словно к дикарю или маленькому ребенку. Себастьян протяжно вздохнул, чтобы привлечь к себе внимание, однако Гийом так глубоко задумался, что мальчику пришлось дернуть его за рукав.

— Что нам теперь делать?

Смятение доктора не укрылось от Себастьяна. Он распрямил плечи и нахмурился, желая показать, что готов помочь чем сможет.

— Пожалуйста, последи за дорогой и дай знать, если кого-то увидишь!

То была странная просьба: отсюда, с вершины холма, открывался отличный вид на долину, все просматривалось будто на ладони. И все же мальчик сделал, как ему было велено. Краем глаза он следил за действиями Гийома. Доктор вынул что-то из рюкзака и спрятал в расщелине, за большим камнем, а потом аккуратно стер вокруг камня свои следы. Себастьян даже немного обиделся. Гийом не хочет, чтобы он видел! Неужели доктор думает, будто он побежит и всем расскажет? Тем более он, Себастьян, прекрасно знает, что от него прячут. Оружие, вот что! А если точнее — пистолет. Он уже видел его однажды, в доме у мэра. И все-таки Себастьян решил сделать вид, будто ничего не заметил. Стоял и смотрел вниз, на долину, пока Гийом не позвал его.

— Идем, Себастьян! Только придется поспешить! И если кого-то встретим, скажем, что ходили к речке.

— Ладно!

Ходили на речку? Но зачем? Себастьян удивился, однако промолчал, потому что привык оставлять свои мысли при себе. Он не раз задумывался о том, почему люди чувствуют себя обязанными обманывать или приукрашивать правду, но ответа так и не нашел. Для себя он давно решил: лучше молчать, чем говорить неправду. Если кто-то считает его по этой причине странным и диковатым, — это его дело. Вот только с той поры, когда в страну пришли оккупанты, искренности и правды в повседневной жизни людей стало меньше, чем обычно…

Они быстрым шагом спустились с холма и уже через полчаса оказались в Сен-Мартене. На улицах не было ни души, все ставни в домах закрыты, и за ними, скорее всего, затаились перепуганные жители. Чтобы не столкнуться с немцами, Гийом и Себастьян по параллельной улице обошли рыночную площадь, миновали дом священника и наконец подошли к окраине деревни. Дом доктора представлял собой каменное двухэтажное строение с пристроенными к нему зернохранилищем и конюшней. На первом этаже располагался кабинет для приема пациентов, на втором — жилые комнаты. Подсобные помещения давно превратились в склад старых вещей и прочего хлама.

Входная дверь была приоткрыта и словно приглашала их поскорее войти в дом. Себастьян с трудом сдержал победный клич: они с Гийомом все-таки обвели немцев вокруг пальца! Ведь бежали так быстро!