Дитя. Сборник рассказов - Оксана Петровна Асеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как я допрыгался
В детский сад я не ходил, поэтому, когда родители отправлялись на работу, а мой старший брат в школу, меня отводили к бабушке, матери моего отца. К бабе Варе.
Однажды осенью, в октябре, примерно в 1965 году, мы пошли с мамой к бабушке. Мне было 4 года от роду.
Я был рад, что иду к бабушке Варе и деду Коле, потому что они мне разрешали делать всё, что я хочу, и во дворе было много разных домашних животных, даже лошадь. Мой дед работал конюхом в горпо – он развозил товары по магазинам. Горпо – это городское потребительское общество нашего маленького городка. Лошадь жила во дворе у деда, он кормил её, ухаживал за ней. Каждое утро дед запрягал лошадь в бричку и ехал на работу. После работы – распрягал, кормил, поил. И так каждый день.
Ещё у бабушки с дедушкой были свиньи, кролики, индюки, куры, утки.
Я шёл за руку с мамой, ворошил ногами опавшие листья и мечтал, чем я займусь у деда и бабы: буду вбивать гвозди в землю, прыгать на виноградной пружинистой лозе, что запрещалось делать дома, пугать кур, щёлкая старым дедовым кнутом.
Мама оставила меня у бабушки, а сама ушла на работу. Дед в это время тоже был на работе. Бабушка тут же меня усадила за стол, чтобы я поел. Я очень любил обедать у бабушки, потому что мне нравился её борщ. Она его готовила так, что я и сейчас помню этот вкус.
После обеда я вышел во двор. Гулять там было очень интересно. Во дворе стояла русская печь, в которую можно было залезть. Лежали старые колёса от брички, от них я отковыривал смазку. В большом стогу сена я вырыл себе нору и сидел в ней. Во дворе был сарай, в котором лежали сухофрукты в мешочках. Я набивал себе карманы сухофруктами и жевал их не переставая. Ещё в сарае стоял большой мешок с макухой, которую я пробовал, хоть она мне и не нравилась на вкус. Зато макуха очень нравилась мышам, что там обитали и питались ею. За мышами, в свою очередь, охотился кот, который постоянно караулил их, сидя рядом с мешком.
Время у бабушки проходило быстро, и я не скучал по родителям, пока они были на работе.
Тут из хаты показалась бабушка Варя, чисто одетая, как на выход.
– Игорёк! – позвала она меня. Я подошёл. Бабушка меня отряхнула от сена, поправила на мне одежду и сказала:
– Мы сейчас с тобой пойдём, здесь недалеко.
И мы пошли. Я шагал за руку с бабушкой по дорожке, которая вся была усыпана опавшей листвой. Загребал при ходьбе её ногами, листва шуршала и летела в стороны. Я спросил:
– А куда мы идём, ба?
– Провожать бабу Марусю в последний путь, – ответила мне бабушка.
– А в последний путь – это куда? – уточнил я.
– На небо, – ответила мне бабушка. Помолчав, она предупредила: – Ты там веди себя хорошо, много не разговаривай.
После этих слов баба Варя посмотрела на меня и добавила:
– А лучше вообще молчи!
И тут мы пришли. Калитка во двор была открыта. Мы вошли в хату. Вначале мне показалось, что в комнатке много народу.
Бабушка сразу же меня подняла и поставила на железную кровать с сеткой, стоящую возле стены. Кроме сетки, на кровати ничего не было.
Бабушка мне сказала:
– Стой здесь, держись за спинку кровати.
Со своего места я рассмотрел, что людей немного, просто комнатка очень маленькая. В ней собрались одни бабушки. Они сидели вокруг гроба. В нём лежала баба Маруся. Она была маленькая и совсем не страшная.
Никто в комнате не плакал, все спокойно разговаривали, вспоминая бабу Марусю хорошими словами.
Мне было скучно. Я решил пройти по сетке кровати. Когда я дошёл до центра, сетка подо мной прогнулась и чуть спружинила. Я легонько подпрыгнул и чуть не упал. Поэтому я вернулся вновь к металлической спинке кровати.
В этот момент одна из бабушек встала и зажгла лампаду перед иконой. Прежде моя бабушка Варя уже зажигала при мне лампаду перед своей иконой, и мне очень нравилось на это смотреть, потому что зажжённая лампада чем-то напоминала звезду на новогодней ёлке. Однажды я попросил зажечь её для меня. Но бабушка мне ответила, что просто так лампады не зажигают, а только по праздникам и в поминальные дни. Что такое поминальный день, я не знал, поэтому решил, что, раз зажгли лампаду в хате у бабы Маруси, лежащей в гробу, значит сейчас праздник. Тем более две бабушки начали рассказывать что-то похожее на стихи. Только почему-то эти стихи бабушки читали не так, как на утреннике, а монотонно, без выражения.
Глядя на это с высоты железной кровати, я повеселел и в такт чтению начал легонько подпрыгивать на металлической сетке. При этом я держался за металлический поручень спинки кровати. Пружины усиливали мои прыжки. Я подпрыгнул один раз, второй, а на третий присел, с силой оттолкнулся от сетки, и меня подбросило, так, что ноги чуть было не коснулись низкого потолка хаты покойницы. Я, по-прежнему держась за спинку кровати, перевернулся и полетел прямиком в гроб, и если бы не чьи-то руки, схватившие меня, я бы приземлился прямо на ноги покойной бабушки.
Тотчас же к женщине, которая успела схватить меня на лету, подбежала моя бабушка Варя, взяла меня на руки и пошла к выходу. В дверном проёме она остановилась, повернулась к лежащей в гробу бабе Марусе, перекрестилась и вышла со мной во двор. Там она меня отпустила с рук на землю. Я спросил:
– Что, уже мы проводили бабу Марусю? Идём домой?
– Да, идём, – ответила мне бабушка.
Когда мы вернулись домой, я стал играть с котом. Потом вернулся с работы мой дед, Коля. И баба Варя рассказала, как мы ходили провожать бабу Марусю и как я прыгал на кровати. Дед немного посмеялся. Потом, когда пришла за мной мама, эту историю повторили и ей. Мама тоже немного посмеялась.
И мы пошли с мамой домой.
Как я бабушкам молиться мешала
Однажды моя бабушка одела меня, собралась сама, как на праздник, и мы пошли.
Как на праздник – это значит, что бабушка оделась не в ту одежду, что носила каждый день, а в другую, которую надевала в редких случаях. Из-за этого и одежда, и чувяки – так называются тапочки с задниками – выглядели новыми и оттого считались праздничными. Хоть и таких же тёмных цветов, как и повседневная одежда. Вообще-то по-настоящему праздничной у бабушки была лишь белая батистовая косынка с ажурной вышивкой, называемой выбивкой. Выбивка располагалась посередине самого длинного края косынки, и, когда