Золото Ариеля - Элизабет Редферн

— Нед, — прошептала она наконец. — Я могу подумать только одно, что вы лишились рассудка, придя сюда вот так — не предупредив, неожиданно. Прошу вас, уходите. Сейчас же.

— Мы были когда-то друзьями, — сказал он.

— Когда-то. Очень давно. А теперь я меньше всего на свете… Вы уехали, ничего не объяснив. Я не поняла. Я все еще не понимаю.

— Я уехал, — сказал он, — потому что если бы я остался, меня ждал бы суд и смертный приговор. Это я освободил Айвена Эшворта; и всякий, с кем я увиделся бы после этого, всякий, с кем я общался бы, тоже был бы замешан в это дело, особенно вы.

— Айвена Эшворта?! — переспросила она и недоверчиво покачала головой. — Но его освободили по дороге в Тауэр. Вооруженная шайка напала на стражу… Значит, это были вы. Ах, если бы вы рассказали мне. Если бы вы написали.

— Я ничего не мог сделать — ничего, — не подвергая вас опасности. Ваш отец был близким другом Эшворта. Вы тоже могли оказаться под подозрением. Я хотел дать вам знать. Чтобы объяснить. Я думал, по глупости, что у меня есть немного времени.

Она качала головой. Слезы выступили у нее на глазах.

— Времени? Что означало для меня время в ту весну два года назад?

Нед сложил руки.

— Наверное, то было радостное время, ведь вы вышли замуж за Френсиса Пелхэма почти сразу же после того, как я уехал. «Женщина переменчива, непостоянна…»

— Уходи, — прошептала она. — Уходи же. Все кончено. Ты понимаешь?

Она повернулась и торопливо пошла к дому. Нед остался стоять на месте. Сонная пчела, которую выманило наружу обманчивое осеннее солнце, неуверенно пролетела мимо него в поисках давно уже умерших цветов.

Ему казалось, что он все еще ощущает запах ее волос.

Сколько Нед простоял там, у дерева, он не знал. Но он довольно быстро пришел в себя, когда услышал шаги и голоса, доносившиеся со стороны дома. Нед повернулся и увидел двух слуг в ливреях, которые шли на него, подняв дубинки. Один из них гаркнул с вызовом:

— Что ты здесь делаешь? Отвечай без лишних слов.

— Я должен передать кое-что, — сказал он, — госпоже Ревнлл.

Зачем он назвал ее этим именем? Дурацкая ошибка, и все из-за спешки.

— Здесь нет никакой госпожи Ревилл, — рявкнул один. — Это дом Френсиса Пелхэма. Как ты сюда попал, ведь ворота заперты?

Нед колебался. Те подошли ближе.

— Попробуй-ка прорвись, — с вызовом сказал другой. — Увидишь, как здесь обходятся с такими, как ты.

Второй бросился на него с дубинкой и ударил по скуле. Нед отпрыгнул назад, быстро огляделся, ища, куда бежать, чувствуя, как кровь течет по щеке. Первый слуга кричал, зовя подкрепление из дома. Нед уже бежал, проламываясь сквозь кусты, а терн и шиповник рвали его одежду. Он перелез через стену в том месте, где его ждал Варнава; Нед слышал тяжелые шаги преследователей. Спрыгнув со стены, упал в грязь, испачкался, но почти сразу же вскочил и потащил Варнаву в заросли терна но другую сторону дороги. Там он, тяжело дыша, затаился.

Слуги Френсиса Пелхэма выбежали из ворот и подходили все ближе, прочесывая обе стороны дороги, ударяя по кустам своими палками. Но тут явилось неожиданное спасение. Сначала Нед услышал шум, пронзительную какофонию дудок, топот множества ног, и на дороге появился табор, направляющийся к городу со стороны Вестминстера. Из своего укрытия он видел вытянувшуюся вдоль дороги приближающуюся толпу — мужчин, несущих факелы, ярко горящие на фоне серого ноябрьского неба; женщин в отрепьях, ребятишек, смеющихся и шныряющих среди юбок.

Некоторые мужчины вели под уздцы вьючных лошадей, другие тянули повозки с дровами. То была годовщина Порохового заговора, и эти люди направлялись в город, чтобы развести большие костры, которыми отмечали поимку католиков-заговорщиков.

В этот вечер католикам будет небезопасно появляться на лондонских улицах. Нед, видя, что его преследователи с дубинками оказались временно отрезанными и не видят его, быстро выскользнул из своего укрытия вместе с Варнавой и смешался с толпой там, где она была гуще всего.

Так, под пронзительные звуки дудок и топот идущего табора, он подошел со своими новыми товарищами к месту их следования — к большому праздничному костру рядом с Линкольнз-инн-филдз, где будущие стряпчие четырех юридических гильдий и изгои из притонов белого братства, и все разнообразное население Лондона и его предместий — среди них есть люди законопослушные, а есть и не очень — соберутся праздновать поимку Гая Фокса и других изменников, которые умерли, крича от мучений, когда у них вырывали внутренности и бросали их в огонь.

Да сгинут все враги короля!

Кто-то дал ему нести охапку дров. Дети, поначалу робевшие перед Варнавой, начали играть с ним, бросали ему палки. Нед думал на ходу — уж не Кейт ли напустила на него слуг. Он когда-то сказал ей, чтобы она не слушала всего, что говорят о нем. Но получая сведения от Пелхэма, неудивительно, если она пожелала, чтобы его палками прогнали от ее дверей. Интересно, что еще сообщил ей Пелхэм?

Когда Нед отказался от всего, что могла предложить ему профессия столяра, и вместо этого стал искать радостей придворной жизни, ему показалось, что возможность поступить на службу к графу Нортхэмптону даст ему все, чего он жаждал. Ему было девятнадцать лет, когда Нортхэмптон заметил его — он выполнял поручение придворного капельмейстера, — и нанял к себе в музыканты, а также в шпионы. Нортхэмптон многому научил его. Он заставлял нового слугу, обладающего острым умом, смешиваться с высокопоставленными придворными, передавать сплетни и интриги своему пожилому господину. Нед быстро приобрел популярность у дам Уайтхолла, мораль которых была столь же свободной, сколь и у их мужей.

Нед уже знал вкусы Нортхэмптона, как и вкусы короля, питающего склонность не к женщинам, а к молодым людям. Спустя некоторое время граф дал понять, что требует интимных услуг от своего молодого осведомителя и что он может навлечь на Неда неприятности со стороны рогатых мужей, если тот не согласится.

Нед к тому времени уже много пил, и под влиянием вина ему казалось, что все можно вынести, в том числе и прикосновение костлявых пальцев Нортхэмптона к его телу, надтреснутый стариковский шепот, бормотанье и скрытые угрозы. Это произошло как-то поздним вечером. Темнопурпурные занавеси в спальне старика, запах от настенных курильниц, покрытый густой вышивкой халат, который граф носил в домашней обстановке, его хриплое дыхание и вздохи, когда Нед делал, что ему было приказано, — все это были воспоминания, которые Нед с тех пор всячески старался стереть из памяти, но не сумел.

Потом он снова встретил Кейт. Подругу детства. Они столкнулись при дворе, потому что Кейт только что была назначена фрейлиной королевы Анны. Теперь, когда ее отец умер, Кейт Ревилл превратилась в состоятельную молодую женщину, сдержанную, с чувством собственного достоинства. И красивую, как обнаружил несчастный Нед.

Они разговаривали друг с другом, как вежливые незнакомцы. Он был скован, полон отвращения к себе, как если бы она слышала о его отношениях с Нортхэмптоном.

Кейт предложила ему навестить ее в доме на Стрэнде, где он провел большую часть детства, но Нед не пошел.

Когда минуло три недели, она пришла однажды вечером в его квартиру у Темпла. Он вернулся после попойки с друзьями. Увидев ее в дверях, закутанную в плащ и без сопровождающих — а было далеко за полночь, — он мгновенно протрезвел и преисполнился чем-то вроде отчаянья.

— Вы не пришли навестить меня, — сказала она. — Я беспокоилась о вас.

— И напрасно, — с горечью ответил он. В голове у него клубились винные пары. — Никто не должен беспокоиться обо мне. Я вот о себе не беспокоюсь.

Друзья уже ушли. Нед посмотрел на темную улицу.

— Никогда не следует выходить из дому в такой поздний час. Вы не сможете вернуться домой одна.

— Тогда мне придется остаться, — заявила она и протиснулась мимо него в коридор. — У вас не осталось вина?

Он провел ее в неприбранную гостиную и скрыл удивление, когда Кейт села и выпила все вино, которое он предложил ей. Сам он больше не пил. Они беседовали о прежних днях — о саде, о реке, об ее отце, который умер во время путешествия в Гвиану годом раньше, и о его бесконечной храбрости.

Потом она встала, чтобы снять плащ. Нед тоже встал, и когда девушка протянула ему плащ, он увидел, что под плащом на ней надето красивое платье из газа, такие платья, как он заметил, носят легкомысленные женщины при дворе, но она их никогда не носила. Лиф, выкроенный плотно по фигуре, облегал грудь и тонкую талию. Он видел вены на ее шее, бьющуюся там жилку. Щеки у нее горели, красивые зеленые глаза стали ярче от выпитого вина. Шелковистые каштановые волосы свободно падали на плечи, блестя при свете свечей.

Он стоял, не зная, что сказать, что сделать.