Ветер уносит мертвые листья - Екатерина Сергеевна Манойло

– Ну что еще? – Нюкта медленно дала задний ход.

– Все, остановись! – скомандовала Изи и выпрыгнула из салона.

Рванула к багажнику и закопошилась внутри.

– Ты меня с ума сведешь, – почти шепотом сказала Нюкта в открытое окно и сощурилась в боковое зеркало.

В руке Изи блеснул отцовский топорик, который он возил в багажнике, наверное, еще до рождения девочек. Оружие преобразило Изи. Она двинулась к оленю мягким охотничьим шагом Чингачгука. Что же ты делаешь? Нюкта испугалась, что животное вскочит и покалечит Изи, но почему-то не дернулась с места, а продолжала наблюдать. Слишком маленький топор повис в воздухе и с хеканьем вонзился в плоть. Изи выругалась как взрослая. Попыталась выдрать отцовский инструмент, но быстро сдалась, потеряла интерес к своей гуманной миссии.

– Ладно, пускай остается, – добродушно сказала Изи, усаживаясь в машину и вытирая капли крови с рукава. – Се ля ви, как сказала бы маман.

Дальше ехали молча. Нюкта прокручивала в голове все, что произошло за день, и мечтала только об одном – поскорее добраться до Мары. Изи хотела спать, но сопротивлялась, протирая глаза и меняя позу в кресле. Когда за окном поплыли белесые прямоугольники пятиэтажек, Изи сдалась и задремала. «Лексус» бродил по дворам: обдавал дальним светом закупоренные киоски, хоккейные коробки, скамейки у детских площадок, на которых кучковались взрослые. Нюкта притормозила у жилого дома, на первом этаже которого, если верить розовому неону, располагалась гостиница «Красавица и чудовище». Под козырьком в профиль, кого-то высматривая, стояла грушевидная, сильно беременная женщина и гладила живот. Нюкта вышла из машины и закуталась в пальто, как в одеяло. Когда она взбежала на крыльцо ночлежки, груша развернулась, сощурилась и внезапно отшатнулась в тень.

– Мест нет, – сказала она хриплым испуганным голосом. – Ни комнаты, ни койки.

Нюкта кивнула. Вероятно, перед ней была администраторша этой убогой гостиницы и смотрела она из полумрака почему-то на пальто. Наверное, обладательница винтажной одежды показалась ей неплатежеспособной. Вывеска два раза моргнула и загорелась зеленым. В этих болотных отсветах администраторша показалась похожей на большую опухшую жабу. И все-таки в ее чертах, в том, как женщина элегантно запахнула на себе пуховик с мужского плеча, просквозило что-то смутно знакомое. На минуту захотелось вернуться домой.

Под квартирой Угаренко работала круглосуточная аптека. Ее зеленый крест заливал спальню Нюкты изумрудным электричеством, все в этом свете становилось более приятным, чем на самом деле. Кроме папеньки. Подсвеченный зеленым, он был с лица как мертвец. Когда он любил Нюкту, казалось, этот упырь заражает ее смертью, будто венерической болезнью.

– Подрез опять Натали воспитывает, – сказала администраторша гостиницы и кивнула в сторону корта.

Нюкта проследила за ее взглядом. Большая светлая куртка пихает и подбрасывает маленький пуховичок. В тусклом желтоватом свете фонаря казалось, что это ветер играет с двумя пакетами. Лишь когда глаза чуть привыкли, Нюкта разглядела мужчину, пинком свалившего женщину.

– Так надо полицию вызвать, – сказала Нюкта.

– Да, а смысл? Натали напишет заявление, завтра заберет, а этот козел ее еще неделю будет расчехлять. Проходили, знаем.

Нюкта быстро глянула на спящую в «лексусе» Изи и зашагала в сторону корта. Там неподалеку маячили еще фигуры, они лениво пытались оттащить здоровяка, но тот все набрасывался и набрасывался на пуховичок. Потом, кажется, устал.

– А что ты бабку свою не бьешь? – спросила женщина пискляво, приподнимаясь на локте. – Меня лупцуешь, а ее пальцем не трогаешь? Дементную свою!

– Ни слова про бабку, тварь, – прохрипел здоровяк. – Еще раз выступишь, я с тобой как мячом в футбол сыграю. Прилипла ко мне и еще права качает.

Сюрреалистичная версия сказки про красавицу и чудовище. Здоровяк сплюнул и ушел в темноту. За ним потянулись остальные. Нюкта осторожно приблизилась к пуховичку. Женщина продолжала лежать на земле и дышала тяжело. Маленькие ноздри ее были окровавлены, как у сбитого оленя.

– Что здесь происходит? – послышался из-за спины голос Изи. – Эй, ты как?

Изи быстро обогнула Нюкту и села на корточки перед пуховичком.

– Это кто с тобой сделал?

– Костя, – слабо прохрипела женщина.

– А тебя как зовут?

– Наташа.

– Наташа, ты знаешь этого Костю? Я вызову полицию.

– Не надо никого вызывать, – всхлипнула бедняга.

Нюкта положила ладонь на плечо Наташи и принялась внимательно осматривать незнакомку, как это делала с сестрой после отцовских побоев. Словно невооруженным глазом можно было отсканировать, не треснуло ли ребро, не задет ли жизненно важный орган.

– Наташа, давайте мы вас домой отвезем, где вы живете? – спросила Нюкта, не придя ни к какому заключению. – Вы можете идти?

Пуховичок медленно свернулась на земле сначала в позу эмбриона, затем приподнялась и, вцепившись в руку Изи, неуверенно встала. Они были одного роста. В тусклом свете фонаря как будто и одного возраста. Теперь Нюкта могла рассмотреть девушку. Круглое, курносое, большеглазое, большегубое лицо выглядело пластиковым.

– Я тут живу. – Наташа кивнула в сторону пятиэтажки.

– Мы тебя проводим, – по-приятельски, как умеют подростки, заявила Изи.

Изи с Наташей хромали чуть впереди. Сестра время от времени наклонялась к капюшону и что-то рассказывала, заставляя Нюкту нервничать. Как бы не сболтнула лишнего! Втроем они преодолели аллейку подпиленных тополей, прошли мимо горки и качелей, обогнули корт и замерли перед подъездом. Вывеска теперь светила синим.

– Останьтесь у меня, – слабым голосом пригласила Наташа.

Изи вопросительно посмотрела на Нюкту. Так вот что сестра нашептывала в капюшон. Нюкта нахмурила брови, будто спрашивала Изи, не рассказала ли та чего. Сестра закатила глаза, мол, конечно нет.

– Если только мы вам не помешаем, – неуверенно сказала Нюкта.

– Не помешаете. Я одна живу.

Наташа набрала код на домофоне, Изи потянула на себя пронзительно запищавшую тяжелую дверь. На пятый этаж поднимались медленно. Наташа держалась то за один бок, то за другой. Постоянно останавливалась и прислушивалась к шуму на улице. В этот момент в ее миловидном личике было что-то от овцы.

На лестничной площадке пятого этажа Наташа пошоркала ботинками о коврик перед старенькой дверью, заслонила собой замки и загремела ключами. Нюкта заметила на связке мохнатый, будто детский брелок. Дверь посопротивлялась и наконец сдалась.

Хозяйка вошла первой, включила яркий холодный свет, как в кабинете врача. Он исходил из квадратной плоской люстры, похожей на окно к соседям сверху. Аккурат напротив входа в квартиру высоко на стене висел выбеленный череп лося с огромными, под потолок, рогами. Узкий коридор распирал самодельный турник. Вообще создавалось впечатление, что в квартире хозяйничает кто-то высокий. Стены в мебельных проемах обиты поролоном до самого потолка. Углы коридора, шкафа и тумбы защищены пухлой резиной. Нюкта видела такие хитрости в домах, где росли маленькие дети.

– А это для чего? – Изи тыкала пальцем в резиновый угол.

Наташа тяжело вздохнула, и Нюкта поняла, что в этой квартире единственный ребенок – сама хозяйка.

– У Кости бабушка, когда совсем плохая стала, перебралась к нему. Вернее, он ее забрал к себе, а чтобы ей было комфортно доживать, он и поручни, где надо, прикрутил, и стены мягким обшил, чтобы не покалечилась старушка, если начнет о стены биться. А мне уже ремонт по остаточному принципу сделал. Что осталось из стройматериалов, то и приклеил.

– Так ты же вроде не бьешься об стены, – хмыкнула Изи.

– Сама не бьюсь, но, когда он меня поколачивает, – Наташа опустила взгляд, будто вспоминала на уроке зазубренный параграф, – чтобы сильно не поранилась.

– Заботливый, – ехидно сказала Нюкта и, тут же пожалев о своей бестактности, примирительно сменила тему. – Я сниму пальто?

Наташа кивнула на высоченный шкаф-купе, а сама сбросила курточку на пол и прошла в ванную, заперлась на щеколду. Нюкта плавно сдвинула дверь и выпустила на свободу целое облако моли. Шкафом хозяйка, видимо, не пользовалась, внизу еще стояли какие-то пакеты, сумки из мешковины, но на вешалках было пусто. Нюкта повесила на крючки свое пальто и куртку Изи. Замешкалась. Мамино пальто, конечно, старое, но в отличном состоянии и в определенных ситуациях может сойти за винтаж. Не хотелось отдавать его прожорливым насекомым. Нюкта привстала на цыпочки и уперлась взглядом в серый ком тряпья. Он посверкивал тонким серебром. Нюкта потянула тряпку на себя, подхватила что-то тяжелое и выпустила с антресолей еще один рой зеркалистых точек.

– Смотри, что тут у тебя, – взрослым тоном сказала Нюкта уже переодетой в домашнее Наташе. – Моль все пожрала.

Наташа безразлично посмотрела на серую тряпку, которая когда-то была шарфом, и пожала плечами. Нюкта по-хозяйски, это она умела, распеленала ком. Блеснуло бурое стекло.

– Хм, это, наверное, твоего мужчины? – спросила Нюкта и поймала