Раздвоение чувств - Натали Митчелл

Я опять осталась одна.

4

Страшно мне не было, в этом месте я чувствовала себя даже спокойнее, чем дома, где оставалась Джун. Мне даже пришла мысль: не соорудить ли какой-нибудь шалашик и прожить тут хотя бы лето? Чтобы Джун не решила, что я пропала без вести и не обрадовалась бы, я б время от времени наведывалась домой, а потом снова возвращалась сюда, в это райское место, полное теплых, веселых воспоминаний.

Надо мной не было даже облаков, не за что было зацепиться взгляду, и я не заметила, как задремала. А когда проснулась, обнаружила, что Том сидит рядом. Отвернувшись, чтобы не разбудить меня взглядом, и, похоже, не шевелясь.

— Привет! — сказала я, тронув ладонью его широкую спину, обтянутую синей майкой. — Ты сейчас как частичка неба. Только более насыщенного цвета.

Он обернулся и подарил мне одну из своих неподражаемых улыбок.

— Я не смог уйти, — сказал он.

— Хорошо, что ты вернулся.

— Кто-то же должен сторожить твой сон…

— Лучше ты, чем кто-то другой.

Том выпрямился:

— Кто — другой?

— Да нет никого другого.

— Это потому, что тебя боятся, — заметил он убежденно. — Ты сама всех распугиваешь. Они думают, что это взаправду.

Я удивилась:

— А ты так не думаешь? Уже не думаешь?

— Я думаю, что ты сама напугана.

— Вот как? И чем же?

Том смело взял мою руку. А меня так разморило на солнце, что я и не подумала вырвать ее.

— Всем. Ты ведь всего боишься, Эшли, сразу видать. Боишься, вдруг еще что-нибудь случится из-за тебя. И со страху бросаешься на всех.

Его слова заставили меня насторожиться:

— С чего ты взял, что это случилось из-за меня? Он пожал плечами:

— Ни с чего. Просто ты ведешь себя так. Ну, как будто ты виновата в чем-то, и бесишься от этого.

Я почувствовала себя уязвленной.

— Неужели? — пропела я с ехидцей. — Мое поведение так похоже на бешенство?

— Есть маленько, — добродушно отозвался Том.

— А если я укушу тебя? Ты ведь тоже тогда взбесишься. Не боишься?

Его взгляд стал серьезным:

— Боялся, так не вернулся бы.

Я заверила:

— Но я не стану тебя кусать.

— Брезгуешь?

— Как тебе сказать…

— Да так и скажи! Что ты так любишь ходить вокруг да около? Я вот говорю, как думаю.

Я не удержалась:

— Не такое уж большое это достоинство…

— Может, и нет, — спокойно согласился Том. — Только я по-другому не могу. И если я говорю, что ты мне нравишься, так, значит, оно и есть.

Меня опять дернуло за язык:

— Я польщена!

— И можешь кусаться сколько угодно, я все равно от тебя не отстану.

Мне стало слегка не по себе. Никто никогда не прилипал ко мне настолько, чтобы приходилось отрывать его с кожей. Похоже, Том собирался многому меня научить. Причем против моей воли…

— Знаешь, Том, твое заявление звучит не очень-то привлекательно. Хочешь сказать, что ты будешь торчать поблизости, даже если я прогоню тебя?

Он тут же опроверг свои слова:

— Нет, не буду.

— Тогда что же ты имел в виду?

— Я имел в виду, — повторил Том словно через силу, — что пока ты только делаешь вид, что брыкаешься, я тебя не брошу. Ни за что.

— Том! — завопила я, подскочив. — Я тебе не вещь какая-то, чтобы меня бросать!

— Я и не…

— И между нами вообще ничего нет, понимаешь?

— Да я…

— А ты говоришь так, будто я каким-то образом принадлежу тебе! Это же полная нелепица.

Том успел вставить:

— Я знаю.

— Тогда почему же ты несешь подобную чушь?

— Я только сказал, что ты мне нравишься, — попытался он оправдаться.

Но я не собиралась давать ему поблажку.

— Нет, ты не только это сказал. Ты имел наглость заверять, что не бросишь меня. Так? Посмотри мне в глаза, Том! — потребовала я. — Ты ведь не отрицаешь, что говорил мне это?

Он потерянно пробормотал:

— Не отрицаю.

— И ты согласен, что не имел никакого права говорить такие слова?

— Извини, Эшли.

— Да пошел ты, Том! — выпалила я. — Ты не можешь меня бросить, понял? Никто на свете не может меня бросить! Потому что я — ничья. Я сама по себе. У меня никого нет. Совершенно никого.

Замолчав, я с трудом перевела воздух и подождала, думая, что он опять пробормочет извинения. Но Том тоже молчал, только смотрел на меня с таким состраданием, что я подумала, как же неправильно он опять понял мои слова. Жить в состоянии полной свободы Том не умел. Он воспринимал ее как одиночество. Потому и бросился разыскивать свою сестру, стоило той выйти замуж.

Слегка подвинувшись, он опять попытался погладить меня по голове, будто лишь сейчас выяснил, что я — несчастная сиротка. Но теперь я уже была настороже. Едва его рука потянулась ко мне, я хлестнула по ней.

— Руки прочь, Том Брэдли! Не смей ко мне прикасаться. Никогда.

Он разочарованно вздохнул:

— А я-то подумал, что ты обрадовалась, когда я вернулся…

Пришлось согласиться:

— Я и обрадовалась. Потому что считала, что обошлась с тобой резко, и хотела загладить свою вину. Но с тобой, видно, иначе нельзя. Дашь тебе палец, ты всю руку отхапаешь.

— Ты никогда не дашь мне руку…

Я насторожилась:

— В каком смысле?

— В смысле — руку и сердце.

Произнесено это было с таким тоскливым и одновременно простодушным видом, что я так и покатилась со смеху. Захлебываясь, я простонала:

— Том, ты что, жениться на мне собрался?!

Он невозмутимо ответствовал:

— А почему бы и нет?

— Да с какой стати мне выходить за тебя замуж? Ты сам-то подумай! Ой, Том, уморишь ты меня…

— Я был бы тебе верным мужем, — произнес он таким тоном, что мой смех сразу скукожился.

Я произнесла виноватым тоном:

— Верность — это здорово. Но ведь это не все.

— Нет, — подтвердил он. — Все — это любовь. Верно? Я бы очень любил тебя.

— Том, о любви не говорят, как о чем-то, что может быть. А может и не быть… Любовь или есть, или ее нет. Сейчас. Не в будущем.

Он попытался рассуждать здраво:

— Но ведь все только и пишут о том, что любовь проверяется временем.

— Пишут. Но чтобы что-то проверить на прочность, надо это хотя бы иметь. Согласен? Как можно проверить временем то, чего вообще нет?

Но Том возразил:

— Есть.

Это заставило меня смутиться.

— А ты еще говорил, что я — фантазерка. Твои фантазии куда опаснее, чем мои.

— Это не фантазия. Это… Ну, как? Реальность. Это самая настоящая реальность.

Мне вдруг стало не по себе, как будто на моих глазах оскверняли картину Леонардо.

— Нельзя бросаться такими словами, Том.

— Я и не бросаюсь, — обиженно заспорил он. — Я говорю как есть. Я же тебе говорил, что всегда выкладываю все как есть. Почему ты не веришь?

— Потому что мы встретились два часа назад!

Поглядев на часы, он поправил:

— Уже три.

— Ну, три! Разве это меняет суть дела?

— Нет?

— Любовь с первого взгляда бывает только в кино, Том. Или в книгах моего отца.

Он покачал головой:

— Не только. Моя сестра именно так и влюбилась — с первого взгляда.

— Неужели?

— Она даже не знала, кто он.

Я буркнула:

— Смело. И кем же он оказался?

Ответил Том не сразу и как-то не очень уверенно, как мне показалось:

— Учителем.

— Она была его ученицей?

— Нет. Это было всего полтора года назад, она уже закончила школу.

Я прикинула в уме:

— Полтора года? Когда же она, интересно, успела родить двоих детей?

Мне показалось, что на какой-то миг он смешался, и хотела уцепиться за это, но Том уже пояснил:

— Она… Они… У нее близнецы. Мальчик и девочка. И оба похожи на нее.

— Здорово, — отозвалась я с сомнением.

На самом деле это казалось мне сущим адом: два младенца одновременно, да еще похожих, да еще разного пола… Меня едва не передернуло.

— И что этот учитель ее бросил?

Том неопределенно заметил:

— Бывает.

— Почему же ты не знаешь точно, где она?

Что-то не состыковывалось… Их бесконечная преданность друг другу и это ее отбытие в неизвестность. Если уж к кому она и должна была броситься в трудную минуту, так это к брату. Хотя бы позвонить. Если только… Если он не достал ее так, что она кинулась в это замужество, как в омут. И только потом поняла, что это действительно омут.

— У меня нет телефона.

— Как это — нет телефона?

Вот уж не думала, что столкнусь в жизни с человеком, у которого нет телефона! Минуту назад я считала, что телефон теперь есть у каждого жителя земли, начиная с трехлеток. Ну может, только в африканских племенах по одному сотовому на всех. У вождя.

— Том, ты и впрямь вышел из прерий…

— У меня никогда не было лишних денег, — сухо пояснил он.

— Телефон в наше время — это предмет первой необходимости, — назидательно произнесла я. — Я вообще не представляю, как без него жить?