Колесо тьмы - Дуглас Престон

— Почту за честь, добрый господин.

Китаец грубо позвал кого-то из задней комнаты. Тотчас оттуда, семеня, вышел чиновник более низкого ранга и забрал сервиз. Пять минут спустя он принес его обратно вместе с горячим чайником. Взяточник разлил чай по чашкам.

— Я помню человека, о котором вы говорите. У него не было визы на пребывание в Китае, зато был с собой длинный ящик. Этот Джордан просил как въездную визу — без которой ему было бы не выехать, — так и разрешение на вывоз. Я снабдил его и тем и другим. Это обошлось ему… очень дорого.

Чай оказался зеленым, и Пендергаст был приятно удивлен его качеством.

— Он, конечно, говорил по-китайски. Рассказал совершенно невероятную историю о том, как пересек весь Непал и попал в Тибет.

— А ящик? Джордан что-нибудь говорил о нем?

— Сказал, что это антиквариат, который он купил в Тибете. Вы же знаете этих грязных тибетцев — родных детей продадут за несколько юаней. Тибетский автономный район завален старинными вещами.

— Вы спрашивали, что в нем?

— Сказал, ритуальный клинок пхур-бу.

Чиновник полез в ящик стола, порылся в бумагах, выудил разрешение, подтолкнул к Пендергасту. Тот внимательно просмотрел документ.

— Но ящик был заперт, и парень отказался его открыть. Это обошлось ему очень дорого — избежать проверки содержимого. — Бюрократ усмехнулся, обнажая потемневшие от чая зубы.

— Как вы думаете, что там было?

— Не имею представления. Героин, валюта, драгоценные камни… — Китаец развел руками.

Пендергаст указал на бумагу:

— Тут сказано, что он должен сесть на поезд до Чэнду, затем рейсом «Чайна эр» долететь до Пекина, с последующей пересадкой на самолет до Рима. Это правда?

— Да. Я потребовал показать билет. Если бы он покинул Китай каким-то иным способом, была бы угроза, что его остановят. Разрешение дано только на маршрут Цян — Чэнду — Пекин — Рим. Так что я уверен: именно этим путем он и проследовал. Конечно, по прибытии в Рим… — Толстяк опять развел руками.

Пендергаст записал себе информацию о маршруте.

— Как он держался? Нервничал?

Бюрократ на мгновение задумался.

— Нет. Это казалось очень странным. Он был… в приподнятом настроении. Был разговорчив. Почти сиял.

Пендергаст встал.

— Премного благодарен вам за чай, сянь шен.

— И я благодарю вас, добрейший господин, — поклонился чиновник.

Час спустя Пендергаст входил в вагон первого класса Великого Транскитайского экспресса, направляющегося в Чэнду.

Глава 6

Констанс Грин знала, что монахи Гзалриг Чонгг жили в соответствии со строго заведенным распорядком медитаций, учебы и сна, с двумя перерывами на еду и чай. Время сна было установлено с восьми вечера до часу ночи. Этот заведенный режим никогда не менялся и, вероятно, оставался неизменным на протяжении тысячи лет. Таким образом, она была почти уверена, что в полночь не столкнется с кем-нибудь, кто слоняется по залам и переходам.

И потому ровно в двенадцать — точь-в-точь как делала уже три ночи подряд — она откинула грубую ячью шкуру, служившую ей одеялом, и села на постели. Единственным звуком был отдаленный стон ветра в наружных залах монастыря. Девушка встала и облачилась в длинное монашеское одеяние. В келье стоял жгучий холод. Констанс подошла к крохотному оконцу без стекла, откинула деревянный ставень, и в келью ворвался порыв ветра. Окно открывалось прямо во тьму, на единственную звезду, мерцающую высоко в черных бархатных небесах.

Констанс закрыла окно и подошла к двери, а там помедлила, прислушиваясь. Все было тихо. Констанс открыла дверь, выскользнула наружу и, миновав молитвенные колеса, неустанно скрипящие хвалу небесам, ступила в коридор, уходивший глубоко в сонмище комнат. Девушка искала келью замурованного отшельника, охраняющего вход во внутренний монастырь. Хотя Пендергаст описал ее приблизительное местонахождение, монастырский комплекс был так обширен, а коридоры так похожи на лабиринт, что обнаружить нужное место оказалось почти невозможным.

Но в эту ночь, после многих поворотов, она наконец нашла гладкий камень, отмечающий внешнюю стену нужной кельи. Кирпич оказался на своем месте, края его были обтесаны и отшлифованы, оттого что камень передвигали великое множество раз. Констанс постучала по нему и подождала. Прошли минуты, а затем кирпич чуть-чуть шевельнулся, совсем немного; послышался негромкий скребущий звук, и камень начал поворачиваться. Изнутри появились костлявые пальцы, похожие на длинных белых червей. Они ухватили край камня и повернули кирпич вокруг своей оси таким образом, что в темной стене образовалось небольшое отверстие.

Констанс заранее наметила, что скажет по-тибетски, и потому сейчас низко наклонилась к отверстию и зашептала:

— Позвольте мне пройти во внутренний монастырь.

Быстро приложив к отверстию ухо, она услышала слабый, едва различимый шепот, похожий на шорох насекомого. Девушка напрягла слух и разобрала:

— Ты знаешь, что это запрещено?

Но, даже не успев ответить, услышала царапающий звук, и кусок стены рядом с кельей начал сдвигаться, открывая старый темный коридор. Отшельник застал Констанс врасплох, не дождавшись ее тщательно составленного объяснения.

Она встала на колени, воскурила благовоние в виде свечи, затем ступила внутрь. Стена закрылась. Впереди простирался мрачный коридор, в котором пахло затхлостью, сырым камнем и приторными ароматическими курениями.

Подняв повыше свечу, Констанс сделала шаг вперед. На стенах коридора виднелись едва различимые фрески с будоражащими сознание образами странных божеств и пляшущих демонов.

Внутренний монастырь, как поняла девушка, населяло когда-то гораздо больше монахов, чем теперь. Был он огромным, холодным и пустым. Не имея четкого представления о том, что надо делать — кроме указаний найти монаха, о котором говорил Пендергаст, и расспросить подробнее, — Констанс сделала несколько поворотов, минуя большие пустые комнаты. Стены здесь были расписаны едва различимыми тханками и мандалами, почти стертыми временем. В одной из комнат, перед старинной бронзовой статуей Будды, покрытой патиной, оплывала одинокая забытая свеча.

Девушка еще раз повернула за угол и вдруг остановилась. Перед ней стоял монах, высокий и костлявый, в потрепанном одеянии; ввалившиеся глаза смотрели со странной, почти свирепой силой. Констанс не побоялась встретиться с ним взглядом, но буддист ничего не сказал. Даже не шелохнулся.

Когда девушка откинула капюшон и каштановые волосы рассыпались по плечам, глаза монаха расширились, но лишь самую малость. Он по-прежнему молчал.

— Приветствую, — по-тибетски произнесла Констанс.

Отшельник чуть наклонил голову. Его большие глаза продолжали сверлить гостью.

— Агозиен, — вымолвила она.

Никакой реакции.

— Я пришла спросить, что такое Агозиен. — Констанс говорила запинаясь, ее тибетский пока оставлял желать лучшего.

— Почему ты здесь, маленький монах? — тихо спросил затворник.

— Что такое Агозиен? — с нажимом повторила девушка.

Монах закрыл глаза.

— Твой ум — водоворот волнения, малыш.

— Мне надо знать.

— Надо, — повторил он.

— В чем суть Агозиена?

Отшельник открыл глаза, повернулся и зашагал прочь. В следующий миг Констанс последовала за ним.

Монах повел ее по многочисленным узким переходам с замысловатыми поворотами, вверх и вниз по лестницам, через грубо высеченные в скале туннели и покрытые росписью длинные коридоры. Наконец проводник остановился у дверного проема, занавешенного обтрепанным оранжевым шелком. Затворник отодвинул его в сторону, и молодая послушница с удивлением увидела трех монахов, которые разместились на каменных скамьях, словно на заседании совета. Перед золоченой статуей сидящего Будды стояли в ряд горящие свечи.

Один из монахов поднялся.

— Пожалуйста, входи, — произнес он на удивительно беглом и правильном английском.

Констанс поклонилась. Неужели ее ожидали? Это казалось невероятным. И тем не менее иного логического объяснения не было.

— Я прохожу обучение у ламы Цзеринга, — представилась девушка, благодарная за то, что может перейти на родной английский.

Монах кивнул.

— И хочу узнать про Агозиен.

Обитатель внутреннего монастыря повернулся к остальным, и они заговорили по-тибетски. Констанс пыталась ухватить нить беседы, но голоса звучали слишком тихо. Наконец переводчик повернулся к ней:

— Лама Тубтен рассказал тому детективу все, что мы знали.

— Простите, но я вам не верю.

Похоже, буддист был захвачен врасплох ее прямотой, но быстро оправился:

— Почему ты так говоришь, дитя?

В комнате стоял пронизывающий холод, Констанс вздрогнула и плотнее закуталась в балахон.