Дервас Читти Град Пустыня - Дервас Читти

Возможно, что Кассиан, описывая вырезанный «толпою сарацинских разбойников» в районе Текоа (Ткоа) монастырь, ведет речь о Сукке.[82] Как мы увидим в дальнейшем, первые пять лет своей монашеской жизни в Палестине (406—11) Евфимий провел в Фаране.[83]Эти пещерные поселения похожи на «пещерные города» Анатолии, Харитон же стал первым из множества ее уроженцев, поселившихся в Иудейской пустыне. Начало их монашества никак не связано с Египтом. Само слово «лавра» отсутствует в египетских памятниках четвертого столетия, монашеское его употребление, вероятнее всего, возникло именно в Палестине. Это понятие означает ряд или скопление отдельных келий, имеющих один общий центр, включающий церковь и пекарню, в котором по субботам и воскресеньям собирались аскеты, проводившие все прочие дни в своих кельях. Значение слова «лавра» в этом контексте представляется достаточно темным. Вполне возможно, что первое пришедшее на ум значение этого слова «рынок» при сопоставлении его с арабеким «сук», в данном случае является неприемлемым. Воекресным утром аскеты приносили сюда (в лавру) свое рукоделие, здесь их ждала совместная молитва и трапеза, здесь же они решали все свои дела и вечером того же воекресного дня возвращались в кельи, взяв с собою запас хлеба, воды и материала для рукоделия на всю предстоящую седьмицу. Впрочем, как «лавра», так и «сук» означают, скорее, не открытую площадь, но улочку с выходящими на нее лавками. Вероятно, образ этот в большей степени соответствует географическому своеобразию лавр Харитона, представлявших собою ряд пещер или келий, выходивших на тропу, идущую вдоль ущелья.

Вернемся еще раз к Антонию, устроившему свою обитель в далеком оазисе. Арабы, вместе с которыми он добрался до Внутренней Горы, время от времени доставляли ему хлеб, и вскоре о местонахождении преподобного Антония прознали и его ученики. Не желая зависеть от них, он сам стал выращивать хлеб на небольшом клочке плодородной земли, запретив животным тревожить его и разорять его посевы.[84] Здесь мы уже видим картину, характерную для всех рассматриваемых нами монашеских памятников, картину таких отношений с животными, которые говорят о возвращении человека в состояние Адама до грехопадения.

Его монахи, находившиеся на «Внешней Горе» Писпир возле Нила, достаточно часто общались с Антонием, самые же докучливые пытались искать его и на Внутренней Горе. Однако подобные путешествия были опасны для малоопытных монахов, и потому Антоний время от времени сам спускался в Писпир, куда стекались многочисленные гости священнослужители, монахи и миряне, приходившие к нему за советом, утешением и исцелением.[85] Палладий рассказывает о том, как Кроний, впоследствии ставший нитрийским пресвитером, в начале своего монашества пять дней ждал случая увидеть святого Антония, узнав, что «он посещает монастырь иногда через десять дней, иногда через двадцать, иногда через пять».[86] Делалось даже предположение о том, что Внутренняя Гора как таковая являлась изобретением Афанасия, и, что, покидая Писпир, Антоний вел жизнь обычного пустынного странника (βοσκοί — мн. ч. от βόσκος «пасущийся» — древние монахи Палестины и Месопотамии, жившие в горах, никогда не селившиеся в домах, питавшиеся только растительной пищей и посвящавшие все свое время молитве и пению псалмов — прим. пер.)}[87] У нас нет достаточных оснований для подобных предположений. Подлинность Внутренней Горы подтверждается независимыми от св. Афанасия источниками. Но не следует полагать и того, что он проводил все свое время между нею и Писпиром. Антонию присуща особая свобода движения, свойственная ему как первопроходцу и опытному подвижнику, сказавшему: «Я более не боюсь Бога я люблю Его».[88]

II. ИНСТИТУТ

Антоний и другие общины. Его послания. Монахи Мелетия близ Внешней Горы. Характер киновии Пахомия и ее рост. Ранние тексты Пахомиева корпуса. География и устройство Нитрии, Келлий и Скита. Кончина Пахомия и возвращение Афанасия в Александрию в 346 г. Развитие киновии при Феодоре. Кончина Антония (356). Афанасий в Фиваиде. Кончина Феодора (368). Преемники Антония.

В этой лекции мы обратим особое внимание на внутренние формы египетского монашества в период жизни двух первых его поколений, то есть прежде, чем оно обрело собственную скольконибудь продолжительную историческую составляющую, которая могла бы стать основою для серьезной интроспекции или для осознания монашеством самое себя в качестве некой исторической силы.

Об образе жизни, избранном Антонием, мы говорили в конце предыдущей лекции. Его Внешняя Гора или Внешняя Пустынь — о ее организации, которая, вне всяких сомнений, была очень простой, нам известно очень немногое представляется чемто вроде сообщества стражей, охраняющих врата, ведущие к святому, которое напоминает несколько более позднее монашеское сообщество, охранявшее состоявшую из трех комнат келью на утесах к востоку от Асиута, где в течение сорока восьми лет пребывал в затворе преподобный Иоанн Никопольский, посещать которого разрешалось только по субботам и воскресеньям.[89]

Неподалеку от обители Антония существовали и другие общины, например, файюмская община Арсиноэ, к которой было обращено самое большое из семи посланий Антония[90] (хотя Антоний, возможно, и не владел грамотой, он мог надиктовывать письма, представляющие большое значение для богословия и истории религии, которые, по крайней мере, в одном месте неожиданно выказывают его знакомство с учением Оригена).[91] По соседству, в районе Гераклеополя и Кинополя (Верхний Египет), находились и мелетианские общины с их «президентами» προεστώτες — и «стюардами» οικονόμοι[92] наличие которых свидетельствовало о существовании некой общинной организации, развитость коей, впрочем, не следует преувеличивать. У нас нет оснований для того, чтобы утверждать (как это уже делалось),[93] что мелетиане полностью воспроизвели пахомиеву систему. С другой стороны, Кассиан сообщает нам о существовавшей в его время в Дельте киновии, организация общинной жизни в которой, согласно его словам, была неукоснительно перенята у древней Иерусалимской Церкви, когда после Пятидесятницы «все у них было общее».[94]Существование других — находившихся вне пахомиевой общины монастырей, о которых идет речь в его [Пахомия] Vita Prima,[95] означает, что мы можем называть его основоположником киновийного жительства с известными оговорками. Тем не менее, не подлежит никакому сомнению то, что, в общем и целом, Пахомий всегда рассматривался и рассматривается именно в таком качестве.

Характерной особенностью пахомиевой системы является то, что все его монастыри находились на возделанных землях близ Нила, в то время как прочие рассматриваемые нами обители находились если и не в сердце, то хотя бы на краю пустыни.

Не минуло со времени кончины Пахомия и ста лет, как Палладий поведал историю о «медной доске» с написанным на ней правилом, которая была дана Пахомию ангелом в самом начале его служения.[96] Созомен идет еще дальше и утверждает, что доска эта сохранилась.[97] Однако правило, которое приводит Палладий, скорее всего, имеет отношение к следующей стадии развития общины и почти никак не связано с подлинным правилом, сохранившимся в латинском переводе греческой версии, выполненном Иеронимом, и в отдельных фрагментах коптского оригинала (хотя, конечно же, мы не можем быть до конца уверены в том, что здесь правило Пахомия воспроизведено в его изначальном виде).[98] Последний памятник, судя по его характеру, вероятно, является результатом постепенного собирания ad hoc правил, охватывающих все аспекты каждодневной жизни и принимаемых как нечто должное, что и позволяет нам сделать предположение о его подлинноети, которое, во всяком случае, соответствует нашему представлению о жизни святого.

Vita Prima рисует поразительную картину[99] жизни Пахомия и трех его учеников. Познакомившись с ними и с их родителями, он одевает этих первых своих послушников в монашеские одеяния и — шаг за шагом ведет их, прежде всего, к оставлению мира и отвержению себя и к следованию за учившим этому Спасителем, ибо в этом и состоит путь Креста. Он указует путь, скорее, собственным примером, нежели наставлением, ни на миг не оставляя своего попечения об «обители» (μονή) он участвует в приготовлении пищи, занимается выращиванием овощей, выполняет работу привратника и ухаживает за недужными, желая облегчить участь братии: «Братия, стремитесь к тому, к чему были призваны — размышляйте над псалмами и поучайтесь в Писании, особенно же в Евангелии. Я же обрету покой в служении Богу и вам, как то заповедано нам Богом». Глядя на своего наставника, ученики его исполняются ревности. «Прежде полагали мы, что все Святые от материнской утробы сотворены Богом непорочными и непреткновенными, и свободная воля их ничего не значит, грешники же не способны к праведной жизни, ибо сотворены таковыми. Теперь же мы ясно видим действие благодата Божией в нашем отце, который, будучи рожденным от язычников, исполнился такового страха Божия и облекся в Божий заповеди… Да умрем же и да живем же и мы с этим человеком, ибо он ведет нас к Богу прямою дорогой». На сей раз он преподал им составленное по Писанию правило (έκανόνισεν αύτοΐς τύπον) об умеренности в одежде, пище и сне.