О серьёзном и курьёзном. повести и рассказы - Наталья Семёнова

И мне понятно недоумение Сергеевны по поводу моих с Машкой демаршей. Как-то она сказала мне с мягким укором:

– Ты такая тихая, скромная женщина, а дружишь с этой, прости господи, лошадью! Смотри, как она пьет, прямо хлещет, а потом орет благим матом.

Я заступилась за Машку: она, мол, человек неплохой и практически не пьет, а кричит от избытка энергии. Сергеевна, увы, осталась при своем мнении.

В мозгах моих соседей происходит та же путаница…

– Е-п-р-с-т! – вваливаясь в мою квартиру, привычно матерится подружка.

Ее визит ко мне начинается с какого-нибудь замечания. Критиковать всех и вся – одна из ее привычек. Каждый мой недочет как хозяйки она принимает за личное оскорбление. От ее возмущенного крика сотрясаются стены. Соседи думают, что мы постоянно скандалим. После ухода подружки кто-нибудь обязательно высунется в коридор, чтоб пристыдить меня насмешливым взглядом.

А вчера с нами произошел презанятный случай…

Побывав в нескольких магазинах, мы прогуливались по тротуару. После дневной оттепели опять подмораживало. Машка купила джемпер и была в отличном настроении.

– Сейчас зайдем ко мне погреться, заодно и обновку обмоем, – сказала она. – Кофточка прелесть, правда ведь?

– Правда, – поддакнула я.

– Ё-маё! И ведь совсем недорого. Ангорка – и за каких-то 160 рэ!

– Да, дешево для ангорки, – соглашаюсь я.

– Ты думаешь, это подделка?

– Я только сказала, что дешево.

– Повезло же мне, – улыбнулась подружка. – Такая нарядная теплая кофта, а стоит копейки!

Она восторженно выругалась, потом с тревогой сказала:

– А вдруг кофта сваляется или полиняет после стирки?

– Постираешь, там видно будет.

– Может, кофта барахло, а я такие деньги на ветер выбросила! – заволновалась Машка.

Ей нетихий голос крепчал, набирал силу. На нас стали поглядывать прохожие.

– Что молчишь, как Штирлиц?! Мать твою…!

– Одна моя сотрудница – её Львовной звать, – сдерживая раздражение, холодно говорю я, – тоже купила мягкий и пушистый, как котеночек, свитер. До стирки он не дотянул: свалялся от трения с воздухом или пышным бюстом Львовны.

– Что же ты меня не предостерегла?! – гаркнула подружка.

Вспомнив, как осадила меня за робкий совет, она переадресовала свой гнев продавцам магазина, которые её, разумеется, не слышали. Она кричала и жестикулировала, пока случайно не зацепила меня могучей рукой. Я упала, к счастью, на кучу рыхлого снега у обочины. Проезжавший мимо милицейский «уазик» резко затормозил. Из него выскочили двое в соответствующей форме.

– Е-п-р-с-т! – выругалась Машка, в эйфории недооценив ситуацию. – Что за рожи прутся сюда?

– Ага, пьяная драка! – подбежав к нам, констатировал высокий, грозного вида блюститель порядка. – Плюс нецензурная брань в адрес должностных лиц. Ну-ка, гражданки, живо в машину. В отделение поедем разбираться.

Он распахнул задние дверцы «уазика». Наружу высунулась опухшая, заросшая щетиной физиономия и оскалилась в пьяной улыбке.

– Привет, куколки! Залазьте ко мне, веселее будет.

Милиционеры принялась подсаживать Машку, вежливо взяв ее за локотки. Разразившись «многоэтажным» матом, она сделала несколько оборотов вокруг своей оси и резко развела руки в стороны. Бравые ребята шлёпнулись на землю и от неожиданности поднялись не сразу. Я подбежала к напарнику грозного милиционера. Он был симпатичный, усатый и зрелый (годами, конечно). Наклонившись и дыхнув ему в лицо, я почтительно зашептала:

– Товарищ офицер, чувствуете, что я трезвая? Так и моя подруга. Просто она больна, понимаете? Пару дней, как из пси… неврологии то есть. Она стресс пережила. Нервы у нее расшатаны, а вы ее – в отделение! Оставьте нас вдвоем, я все улажу.

Слушая и внимательно разглядывая меня зелеными, в крапинку, глазами, симпатичный милиционер всё лежал на тротуаре, и я услужливо протянула ему руки.

– Ещё чего, баба я, что ли! – вскочив на ноги, он снял кожаные перчатки и сбил с себя снежную пыль. Я обратила внимание, что на его руке нет обручального кольца. Правда, Вася тоже редко носил его, боялся потерять.

– Однако, у вас и подружка! – отряхнувшись, сказал симпатичный милиционер. – Ей бы на ринге кулаками махать или борьбой «сумо» заниматься.

– Вы меня извините, – холодно говорю я, – но вам, как мужчине и служителю закона, не к лицу насмехаться над женщиной.

– А я не насмехаюсь, – возразил симпатяга. – Я серьезно. Поэтому назовите свой адресок.

– Какой еще адресок? – переспросила я.

– Ваш, ваш! Вы ручаетесь за больного человека, с вас и спрос.

– Пожалуйста, не надо, – я нервно перебираю пуговицы на своём пальто. – Все будет в лучшем виде, только отпустите нас.

А грозный милиционер всё уговаривает Машку сесть в машину «во избежание более серьезных последствий». Понимает, что перевес сил не в его пользу. Можно еще пистолетом припугнуть или подкрепление вызвать, но это – крайние меры…

– На какой хоть улице вы живете? – этот вопрос симпатяга задал явно не по форме.

Приятное удивление я маскирую кислой миной.

– Зачем это вам нужно?

Мой притворный испуг его подкупает.

– Что вы так волнуетесь? Или мужа боитесь?

– Очень надо! Я сама себе хозяйка!

– Ишь вы, какая самостоятельная! Вам, значит, и муж не указ?

– Дался вам мой муж, тем более что его нету, – как бы вынужденно призналась я. – И я ж не интересуюсь, указ вам или не указ ваша жена. А кроме мужа у меня могут быть дочь и соседи. А вы со своей «мигалкой» явитесь во двор – позора не оберешься. Подумают, что я отпетая хулиганка.

Фразу про жену я обронила небрежно и вскользь, но симпатяга не преминул её запомнить.

– Во-первых, жены у меня нет. Так что указывать мне тоже некому… пока, – запнувшись, сказал он. – Во-вторых, никто вас позорить не собирается. Адрес гражданина мы записываем по необходимости. Вдруг он располагает ценной для следствия информацией. Мало ли что. А вашим адресом я интересуюсь, возможно, не как… кхм… должностное лицо.

– А как кто? – машинально говорю я и от досады прикусываю губу. Удивлённо приподняв брови, симпатяга молчит: наверно, посчитал меня за дуру. На моё счастье, к нам подбегает грозный милиционер с лицом потным и красным, как после бани. Не удивлюсь, если после разговора с Машкой у него поднялось давление.

– Жора, что будем делать с гражданками? – хмуро спросил он симпатягу. – Видал, богатырша-то? Это не баба, а Соловей-разбойник! С ее глоткой в чистом поле ворон пугать, а не разгуливать по городу…

Я присоединяюсь к подружке и снизу вверх робко поглядываю на неё. Бледная от бешенства, она энергично топчется на месте. Не то слово скажешь – взорвется, как цистерна с горючим.

К нам, посовещавшись, подходят милиционеры. Слово берет грозный товарищ симпатяги, то есть Жоры:

– Гражданки, вы свободны, но с условием: немедленно отправляйтесь по домам. Понятно? Если вы опять попадетесь мне на глаза, – здесь он тяжело, исподлобья посмотрел на Машку, – обещаю крупные неприятности. Физическое сопротивление, оказанное вами служителям правопорядка, попахивает статьей!

После этого заявления он сел в машину, а Жора достал из-за пазухи блокнот с ручкой и спросил меня:

– Итак, ваша фамилия, имя, адрес?

– Ей-богу, товарищ… господин милиционер, зачем эти формальности, – встревает подружка. – Мы все поняли и сейчас уйдем, исчезнем с ваших глаз, честное слово!

А я не хочу, чтобы Жора позволил мне «исчезнуть с его глаз» и поспешно говорю:

– Мария Филимонова. Адрес: Автомобили-и-сэ-тэ-ов… – от тычка Машкиного локтя в бок я пошатнулась, а голос мой задребезжал.

– Заглохни! – осадила она меня и повернулась к Жоре: – Вы чё к ней привязалися?! Если на то пошло, то дралась с вами я. Мой адрес и пишите.

– Вы хотите, чтоб я составил на вас протокол по всей форме? – поинтересовался Жора, что-то черкая на блокнотном листке.

Машка сконфуженно захлопала глазами, и он опять подступил ко мне:

– Номер дома, квартиры и телефон. Можно, сотовый.

– Что вы, менты, за люди такие, е-п-р-с-т! – заорала подружка. – Это же чистое издевательство с вашей стороны! Вроде уже простили, с миром отпустили, а сами собираете… как его… досьё! Что вы измываетесь над несчастными бабами?!

От её отчаянного, острого вопля сверху посыпался снег. Солидный ком упал мне на голову, и шапка съехала набекрень. Отряхнув и поправив её, я осматриваюсь.

Оказывается, мы стоим возле большой ели, в метрах десяти от первоначального места событий. Машка запоздало бормочет извинения Жоре. Тихо переговариваются собравшиеся зеваки, а из «уазика» выглядывает грозный милиционер.

– Все в порядке. Я уже иду, – крикнул ему Жора, протянул мне блокнотный листочек и, как врач – легкомысленному пациенту, сказал: