Несимметричное пальто (фрагменты) - Василий Царегородцев

Веселок с неловкой рассеянностью отыскал свое место в свободном ряду и сразу повернулся лицом ко входу, затылком к пустой темной сцене.

Пришел дворник. Один.

- А где подруга? - спросил его Веселок.

- Это не для ее мозгов, - проворчал он в свою густую бороду.

- Так зачем водишься с такой? - машинально упрекнул Веселок. - Еще и Апину слушаешь?

Веселок ожидал, что дворник переспросит: "Кого-кого?" Но он, оказывается, знал и Апину, и Кузьмина, и всех звезд эстрады.

- Чувствуется женское влияние, - засмеялся Веселок.

- Только не надо смеяться, - огрызнулся дворник. - Всё в этом мире относительно.

- Ну уж! - даже присвистнул Веселок. - Не будешь же ты спорить, что Моцарт совершеннее Добрынина?

- Совершеннее, - нехотя ответил дворник, - но это ничего не доказывает. Под куполом бескрайней Вселенной они одинаковые.

- Это тебе твоя пассия сказала? Не узнаю тебя, Стас.

- Тебя это же ждет!

- А чем ты занимаешься, Стас?

- Развратом.

Веселок рассмеялся, кажется, азартно. Женщина, сидевшая впереди, оглянулась. Оглянулась всего на секунду, на долю секунды, но этой песчинки времени хватило Веселку, чтобы разглядеть, узнать в этой женщине свою судьбу.

Стас, заметив реакцию Веселка на женщину, сочувственно вздохнул, потрепал за плечо.

- Извини, старик, помочь не могу. - Он имел в виду стеснительность Веселка, вдвоем было бы легче найти с женщиной язык. - После спектакля сразу на такси домой.

- Да что за спешка? - удивился Веселок.

- Понимаешь, такая любовница ждет, что сейчас уже охота.

- Поздравляю, хотя я удивлен.

- Мы давно не виделись, - уклончиво ответил бывший богослов Стас, а ныне обыкновенный грешник по женской линии.

- Мог и не приходить, - сказал Веселок, - раз так прижало.

- Да спектакль нахвалили. Говорят, много нового, может служить учебником жизни. Любопытно. Может быть, под сводом философских знаний есть что-то новенькое.

На сцене вдруг загорелся свет. Спектакль начался. Но прежде чем заняться им серьезно, Веселок украдкой посмотрел на женщину, которую он назвал своей, правда, она об этом еще не знала. И узнает ли!

Хороша...

На сцене силуэт горы: один склон крутой, другой пологий. К скале приставлен здоровый камень. На нем цепи. Камень и цепи, каторжный союз.

За скалой высветился большой занавес. Бог мой, какими только он сюжетами не расписан. Здесь и женщины, ждущие любви, и женщины, продающие любовь, и натюрморты с кувшинами вина, жареными фазанами. Изумительные пейзажи, на каждом по стогу сена. А как все выписано - так натурально, что если бы в театре оказались птицы, они набросились бы на виноград. А Веселок бы набросился на смуглую фламандку, она уже напомнила ему, что он мужчина. Но женщина, которую он назвал своей судьбой, опять обернулась и посмотрела на Веселка, ему показалось, укоризненно. Он сразу отвел глаза от фламандки и уставился на яблоню. Яблоки на ней были сочные, и у Веселка скоро вытекла слюна. О, волшебная сила искусства.

Занавес заколыхался. Заиграли на фруктах блики, зашумели листья, удлиннились тени. Полнейшая иллюзи жизни. Несколько зрителей бросились к сцене. Но Веселок остался на месте. К сожалению, он был не свободен. Стас рылся в кошельке, искал денег на такси.

Выбежавшие из-за скалы милиционеры прогнали прибежавших мужиков. Посрамленные, они вернулись на свои места. "Яблок хотел тебе набрать", оправдывались они перед женами. Иллюзия жизни удивительная.

"И вот такой жизни был лишен Сизиф. Он не мог смириться с этим. Обманул богов и ушел из царства Аида", - прокомментировали со сцены.

На сцене появляется Сизиф. Где только нашли такого культуриста. В зале происходит перемена. Теперь мужчины начанают следить за женами. Великолепное тело Сизифа многих, наверное, натолкнуло на грех. Тем более всеми движениями, всеми жестами он дает понять, что не евнух.

Он выпил вина, съел яблоко и увидел симпатичную девицу в набедренной повязке. Последовательность действий Сизифа настолько ясна, что женский истеричный голос из зала крикнул девице:

- Беги!

Девица как будто не слышит. Она продолжает рвать виноград, лакомиться вкусными ягодами.

Сизиф подкрадывается к ней, начинается борьба. Сизиф доволен, он уверен, что победит, как и подобает мужчине. Женщина тоже уверена, поэтому кричит скорее в нетерпении, чем в отчаянии, чтобы потушили свет.

- Еще чего! - возмущается публика. - А за что мы деньги платили? Не за то, чтобы спектакль в темноте смотреть.

Но Сизиф по каким-то своим соображениям, из чувства личной безопасности, наверное, камнем разбивает плафон. Сцена погружается во мрак.

Когда свет загорается вновь, зрители видят греческих богов, сидящих на скале, и Сизифа, сгорбившегося на камне, бряцают цепи.

Обвинительное слово берет Аполлон (а судьи кто?):

- Люди и боги! Перед нами Сизиф, смертный, не хочет умирать.

- А кто хочет? - возмущается Сизиф. - Уж не ты ли, Златокудрый? Да спросите зрителей, сойдите в зал, кто из них жаждет умереть? Спросите их, и вы узнаете, как непопулярна смерть в живом мире.

- Знаю, - говорит Аполлон, - но люди не возмущаются, когда им предлагают сесть в лодку Харона. А ты, Сизиф, обманул нас, сбежал из царства Аида, хочешь жить вечно. Ты восстал против мирового порядка, но мировой порядок неумолим. Ты умрешь, Сизиф, но перед этим будешь наказан. Камень, на котором сейчас сидишь, ты будешь закатывать в гору, а он в последний момент всегда вырвется из твоих рук.

- Помилосердствуйте, боги, - ревет Сизиф, - я жить хочу, я еще не напился ею, я еще силен, жаден. Зачем вы меня хороните преждевременно?

- Преждевременно? - с интересом переспрашивает Аполлон. - А сколько же лет ты хочешь еще пожить?

Сизиф молчит, высчитывает годы.

- Я думаю, что еще бы тысячу лет мне хватило. А то у меня сейчас такое чувство, что я только еще надкусил жизнь, не распознал ее.

- Нет, Сизиф, можем дать тебе всего один день.

- Я не откажусь, - благодарно говорит Сизиф, - хотя это всего пылинка. Но жизнь мне слишком дорога, чтобы пренебрегать ею, даже самой малой частью ее.

- А что ты будешь делать в этот день? - любопытствует Аполлон.

- Как что? - удивляется Сизиф. - Зажарю барана, выпью вина, поиграю с женщиной.

- А если дадим тебе еще один день?

- Зажарю барана, выпью вина, поиграю с женщиной.

- И тебе не надоест?

- Нет, - твердо ответил Сизиф. - А если надоест, то я посплю немного.

- Ты ни одного дня не получишь, Сизиф!

Гаснет свет, и громко звенят цепи.

И снова на сцене высвечивается скала. Сизиф покатил на нее камень. Первый рейс. Трагедия еще не откупорена. Но вот камень роковым образом вырывается из рук. О, боги! Сизиф бежит за ним вниз. Второй рейс. Сизифа сильно дразнит занавес. Иногда он становится таким сочным, как бы наливается свежей краской, как бы покрывается новым слоем лака. Сизиф останавливает камень и бросается к прелестям мира. Но, увы, все же это искусный рисунок. Сизиф от безумия бьется головой о камень. Мертвый хочет стать мертвей.

Течет песок, идут годы, века. Лицо Сизифа становится смиренным, в нем нет надрыва от любви или ненависти. В нем нет больше желаний, так как Сизиф смирился, он понял, что природа занавеса - это химическая краска, что жизнь - это иллюзия. Она больше не привлекает его. И сразу же, как только ему открывается истина, краски занавеса меркнут, начинают жухнуть, трескаться, отваливаться. Вскоре вместо живописных жанровых сцен обнажается белая пустота...

- Ну и что? - воскликнул Стас. - Что нового они сказали своим спектаклем? Кому незнакома иде пустоты! Все, хватит, больше меня никто не купит. Дурак, старый осел. Поверил, что человек еще что-то может сказать.

- Чего распсиховался? - спросил Веселок.

- Да как не психовать. Сказали, что сходи, посмотри, что в спектакле программа жизни. Да я уже десять лет назад свободно цитировал буддизм. До сих пор помню: когда мудреца спросили, не видел ли он, как здесь прошла женщина, он ответил, что видел, как здесь прошел скелет! И вот сегодня мне эту догму за истину выдают. Не верю, не верю. Истина не отражается в человеческих умах. Она вне досягаемости. В книгах, самых-самых мудрых, есть только то, что может помыслить человек. Поэтому человеку, ищущему истину, книги читать бесполезно. Аристотель, Платон, Ницше и другие тысячи философов за тысячи веков непременно бы открыли истину, если бы она была доступна человеческим мозгам. Вот к такому я выводу пришел, и я не верю ни в бога, ни в черта. Мне жаль, что я этим открытием истины слишком долго занимался. Годы ушли. Лучше бы жил их!

Они наконец-то получили по номеркам свои одежды, оделись (москвич в подержанную дубленку) и вышли из театра. Стас кинулся было в метро, но Веселок его остановил:

- Да погоди ты, скажи, а как ты думаешь жить?

- Как Сизиф, - засмеялся Стас, - зажарю барана, выпью вина, поиграю с женщиной.

- Как это странно от тебя слышать!

- Что странно, что тут странного?