Тебе жить - Макс Касмалинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все в разнобой здороваются с соседом. Иван Акимович присаживается на стул Веника, щиплет Анку, она взвизгивает. Веник и Вадим остаются стоять.
ИВАН АКИМОВИЧ. Плескай тады, или уйду.
Вадим бросился разливать водку. Анка предлагает Акимычу что-то из закуски.
Милая! Мне оно не по зубам. То ись по зубам, тока нету их.
ВАДИМ. Иван Акимович, стесняюсь спросить, а сколько вам сейчас лет?
ПАНЫЧ. Сто два. Не путаю, Акимыч?
ВАДИМ. Потрясающе! Я вас видел крайний раз восемь лет назад. Честно сказать, подумал, что уже… (Поднимает стопку). Но теперь я могу от всей души только пожелать вам…
ИВАН АКИМОВИЧ. Отвались, Геринг.
Общий смех. Все выпивают, кроме Вадима, тот остался стоять со стопкой в руке с намерением провозгласить здравницу.
ВАДИМ (торжественно). Я хотел бы, Иван Акимович, в вашем, так сказать, лице высказать наилучшие пожелания и низкий благодарный поклон всем ветеранам Великой отечественной войны, которые отстояли…
ИВАН АКИМОВИЧ. Сказал же, иди н-на!
ВАДИМ (тушуясь). Что?
ИВАН АКИМОВИЧ. То! Уели (бьет себя по шее ниже затылка). Вот оно где. Война, ветеран, поклон и спасибо. Я чего? Кроме войны ничего не делал? Я! (Крутит пальцем в воздухе). Я же ж четырех сынов родил и поднял, в люди вывел. Старшему внуку дом построил. Я фабрикой нашей — туды его в качель! — командовал, ты столь на свете не живешь. Фабрика была — две сарайки, два десятка ткачих. Я ее вывел — мировой, ёпт, уровень. Приезжали опыт перенимать венгры, югославы. Даже ж грузины! А ты мне — спасибо, ветеран за войну. НужнО мне твое «спасибо»? (Пауза). Приезжают на майские кого-то. (Венику). Ты же ж и привозил. (Веник кивает). На, грит, те Иван Акимыч подарок. А еще, грит, прибавка к пенсии, машина «Ока», но тебе, грит, она не нужна. Я грю, мне помирать. Всем помирать. Вы, грю, тем помогайте, кто Афганистан, Кавказ, много еще где. Или не воевали тоже? Им бы дали, а я себе заработал. Всю жисть работал. (Вадиму). А они мине — война! Это ты изобретешь лекарство от сердца, а тебя помнят только, как в детском саду обоссался.
Смех. Вадим несколько обескуражен.
ВЕНИК. Было, было.
ПАНЫЧ. Он и потом прыскал. До самого четвертого этого…
АНКА (подсказывая). Класса.
ПАНЫЧ. Щас! Курса! До четвертого курса.
Все смеются, включая Вадима.
ИВАН АКИМОВИЧ. Я же ж и отдохнуть не дурак. И это дело. (Показывает на бутылку и щелкает себя по кадыку). Рыбалка — да. Туризм, и такой, и поблядушный. Да… У меня баб было! У вас четверых столько не было. И не будет.
АНКА. Иван Акимыч! Тут, так-то, девушки.
КЕНТ (Акимычу). За это мы, Акимыч, вас и ценим, и пример берем. И поработать, но и отдохнуть. А трудоголиков (обвиняющий жест на Вадима) мы не любим!
ПАНЫЧ. Карьеристов топим в Черемшанке.
КАРИНА (Кенту). Ой, сказал! Ой, позер! Кто, интересно, работает двадцать четыре на семь? Трудоголиков он не любит.
ИВАН АКИМЫЧ (смотрит на Вадима, тот налил). Потехе-час, а работать надо. А то, как в басне, как ее? Забыл, туды в качель!
АНКА. Стрекоза и муравей. Лето красное пропела.
КЕНТ. Не-не-не! Это неправильная басня. Старый толстый Крылов, как всегда, все напутал. На самом деле было по-другому.
КАРИНА. Сто раз рассказывал!
КЕНТ. И каждый раз по-новому. На самом деле это старая тюркская притча, называется… Стрекоз и Муравьян.
КАРИНА (тихо). Вариант сто первый.
КЕНТ. Ну, начало как обычно. (Начинает говорить с азиатским акцентом). Стрекоз — чувак веселый, на движниках, слюшай, то се, бухает, гуляет, все лето пропил. А брат Муравьян — не-ет! (Поднимается, обходит диван, стоит сзади всех, упираясь руками в спинку дивана). Муравьян там фирма своя, строит дом, гараж, запасы, бабло на счету, все дела. Нормально такой, держится. Конкурентов сожрал, властям отслюнявил, думает все отлично, осени жду, потом зима — не страшно, не. А Стрекоз балдеет! Муравьян ему: эй, брат Стрекоз о будущем надо думать, об жизни. А Стрекоз — живу, как хочу, слюшай. Мне по приколу! Я твою рутину вертел! Муравьян думает: э-э, совсем дурак. Я-то умный, думает Муравьян. Домой пришел — дом большой, полки ломятся — доволен, включил кино какое-то или концерт. Ходит туда-сюда. Вау! Всего по-богатому. Выпил от радости, потом еще, еще. Покурил чего попало, того другого… Нажрался в итоге, да с табуретки и свалился, плечо сломал. Сверху телевизор на него, на! По роже! Зачем так жить? Больница-шмальница, врач, тоже Муравьян, Геворг Сережиевич, плечо вправил, усики понюхал, анализы там. Э, говорит, проблемка, брат Муравьян, пираблемища! Онкология, брат! Осталось тебе полмуравейника лет, если срочняк не лечиться. Муравьян домой шел, шел, думал: вот я сайгак степной! И что теперь? Брат Стрекоз хоть пожил по-стрекозиному. А мне — неотступный кирдык. Ничего не видел, не кайфовал. И кому все богачество? Нашел Стрекоза, говорит: давай, брат попилим муравейник, мне ни к чему. (Обычным голосом). А мораль басни в том, что морали нет. И Стрекоз по жизни оказался прав.
ВАДИМ. Такой басней себя оправдывают лузеры.
КЕНТ. Возможно. Но кто сказал, что лузер не может быть счастливым?
ВЕНИК. В мой огород камушек?
КЕНТ. Боже упаси! Юрец! В мыслях не было.
ПАНЫЧ. Ну, хочется человеку! Нехай так.
ВЕНИК. Я просто говорил ему тогда… И что? По фиг. (Обнимает Анку сзади).
ИВАН АКИМОВИЧ. После третьей уйду.
ПАНЫЧ. Посиди, Акимыч. После третьей плохие соседи уходят, хорошие…
КЕНТ. А хороших уносят!
ИВАН АКИМОВИЧ (смотрит на наручные часы на внутренней стороне запястья). Шесть часов. Сейчас моя передача начнется.
КЕНТ. Где хают президента дружеской Америки? Хорошая передача! Я на днях включил случайно, там… (рассказывает Венику и Анке).
ВАДИМ (подсел близко к Панычу). Ты сказал, дядя Степан умер в связи с телевидением. Что имел ввиду? Не, не хочешь — не говори.
ПАНЫЧ (вздохнув, немного подумав). Ты же знаешь город. Здесь население — украинцы, да немцы. Казахи (кивает на Карину) разбавляют. Папка всегда считал себя украинцем, хоть здесь всю жизнь прожил. (Пауза). Всю недолгую жизнь. (Пауза). Всем остальным, в общем, по барабану, а папка… чувствительный был что ли. И телек. Смотрел, как на работу. Все ждал, когда поменяется там, но там только одно. Накрутил себя, накрутил. Сердце. Мама уже с горя. Через месяц.
Веник и Анка захохотали. Кент стоит с видом человека, выдавшего уморительную шутку и довольного от этого.
ВАДИМ. А ты не думаешь, что на тебя тоже нехилое такое влияние оказала