Знаменитые русские о Флоренции - Алексей Кара-Мурза

Великий герцог Тосканский Козимо III Медичи

На следующий день по приезде Шереметев с братьями Василием и Владимиром в двух присланных Великим герцогом экипажах и в сопровождении аббата Франциска и бегущих впереди карет «скороходов» отправился осматривать город.

«Флоренция – город великий, больше Венеции, – читаем в «Записках» Шереметева. – Палаты в нем деланы особливым строением, и не так, как в Римской и Венецианской областях. Сквозь город Флоренцию течет великая река, называемая Арно, через ее четыре моста великие с разными фигурами. Флоренский грандъдюк есть дедичный [наследственный] князь и самовластный, не так, как князь венецианский. Палаты грандъдюка Флоренского великие и зело украшенные».

Путешественники осмотрели кафедральный собор Санта-Мария дель Фьоре и строящуюся Церковь Сан-Лоренцо с родовой усыпальницей Медичи:

«Тут есть превеликая церковь, вся сделана, от земли и до креста, из разных мраморов, а простого камня нигде нет… Другая церковь строится, где стоят гробы грандъдюков Флоренских, вся из разных драгоценных мраморов, каковой церкви нигде не наезжали. А как сию церковь начали строить, строить тому шо лет, а только еще вполовину состроена, и всегда непрестанно строится, и превеликая, сказывают, на нее тратится казна». Обязательным пунктом программы осмотра Флоренции высокопоставленными гостями был герцогский «зверинец» – предмет гордости нескольких поколений Медичи:

«Потом были во зверинце и видели больших львов, и львиц, и по полугоду молодых львов, также барсов, медведей, волков, лисиц, песцов белых, котов морских и великих орлов».

На третий день пребывания русских гостей в столице Тосканы был организован торжественный прием в великогерцогском дворце:

«И как приехали ко всходу в палаты, встретили тут боярина многие его министры. А сам грандъдюк встретил в другой палате и привитался любезно, взял боярина за руку и повел в свою палату по правую себя руку и говорил: «Зело радуюсь, видя в доме моем такого приятного гостя, которого, слыша содержаща путь свой в Италианских краях и далее, попремногу всесердечно – желал видети, которого моего желания ныне не лишился.». Против чего также пристойным образом боярин ему благодарствовал…»

Площадь Синьории. XVIII в.

Козимо III показал Шереметеву хранящуюся в его кабинете гравюру с изображением московского царя Петра в немецком платье, сказав при этом: «На сию, его царского величества, персону смотря, как на самого его, истинно чиню всегда ему почтение». Показал великий герцог и московские географические карты Черного моря, сказав, что «оную ландкарту его царское величество благоволил сочинити сам своими руками». Затем Козимо повел Шереметева в особую комнату, где хранились фамильные драгоценности Медичи: «И водил боярина в другую палату, в которой показывал камень, алмаз граненой, величиною с лесное яблоко, со всех сторон равен, также премногие разные драгоценные запоны и множество персицкого жемчугу, иной жемчуг величиною есть с русской орех, и в одной запоне казал висячей красной дал [камень наподобие рубина], величиною с большое лесное яблоко, и многие другие вещи показывал…»

После визита во дворец гостей возили смотреть особо чтимую флорентийскую святыню – нетленные мощи Марии Магдалины де Пацци, хранящиеся в церкви Санта-Мария дельи Анджели:

«Того же дня ездили в монастырь законниц-кармалитанок. Тут в церкви лежат мощи святые мученицы Марии, положены под престолом и видимы за хрусталем нетленные…»

Посмотрели гости и сокровища галереи Уффици, сочетавшей в себе государственную канцелярию и хранилище раритетов:

«Потом были в казенных в одиннадцати палатах, показывали премногое сокровище золота, серебра, дорогих каменьев, разных шкатул с каменьями, разных живописных картин, ружья и седел разных государств, в чем состоит великое богатство и наблюдается чистота…»

С особой бережностью хранились в Уффици документы Флорентийского собора 1439 г., на котором была заключена уния между католической и православной церквами: «Показывали бывшего во Флоренции собора описание на великом листе, на котором цесарь Греческий и все, кто были на оном соборе, подписали свои имена своими руками». Шереметева, по-видимому, этот документ особенно заинтересовал, и он попросил снять ему копию, каковая была сделана и вручена ему перед отъездом.

Накануне отбытия Шереметева из Флоренции все тот же аббат Франциск от имени Козимо III преподнес ему в подарок драгоценную «шкатулу»: «оная шкатула резная, оправлена серебром, а в ней два ящика со многими лекарствами». Шереметев в свою очередь тоже одарил гостеприимных хозяев: «И боярин оного присланного дарил: две пары соболей да косяк камки – ценою в пятдесят рублев; а возницам княжим, и лакеям, и скороходам дано дватцать червонных».

15 июня 1698 г. русская делегация выехала из Флоренции в Венецию, где собралось к тому времени немало русских в ожидании царя Петра Алексеевича, путешествовавшего по Европе в составе «Великого посольства».

По-видимому, по заданию Петра Шереметев задержался в Венеции до 10 августа, потом почти месяц вел переговоры в Вене, где император Леопольд I «слушал с любопытством рассказ Бориса Петровича, в особенности, об Италии и Мальте; желал, чтобы полученный им орденский знак поощрил его к новым подвигам, полезным для всего христианства».

Побывав затем в польских землях и Киеве, Шереметев возвратился в Москву лишь 10 февраля 1899 г., представ перед царем Петром «в немецком платье, с Мальтийским командорственным крестом и драгоценной шпагою». После этого царь приказал записать во всех официальных бумагах, касаемых Шереметева, что «титло его, сверх боярского достоинства, еще получило приращение, и как в Боярской Книге, в Росписях и других бумагах, так и сам бы он писался: Боярин и Военный свидетельстьвованный Мальтийский Кавалер».

Петр Андреевич Толстой

Петр Андреевич Толстой (1645 – 7.02.1729, Соловецкий монастырь) – государственный деятель, дипломат, мемуарист. Родственник князей Милославских, он во время московской схватки за власть в 1682 г. опрометчиво примкнул к партии царевны Софьи, возбуждая стрельцов против Нарышкиных, но вскоре перешел на сторону молодого царя Петра Алексеевича. Во второй половине жизни – один из ближайших соратников Петра Великого.

В 1697-1699 гг., чтобы искупить ошибки прошлого и заслужить доверие Петра I, немолодой Толстой, будучи уже дедом, ездил на собственные средства в Европу для овладения особо ценимым царем корабельным мастерством. Побывал в Польше, Священной Римской империи, Венеции, Милане, Папской области, Неаполе, на островах Сицилия и Мальта, о чем оставил подробный «Дневник», известный как «Путешествие стольника П. А. Толстого по Европе 1697-1699».

Петр Андреевич Толстой

Летом 1698 г. Толстой на обратном пути с Мальты, останавливался в Неаполе, потом был в Риме, а затем двинулся на север – в Великое герцогство Тосканское. В отличие от посольства Шереметева, посетившего эти места двумя месяцами ранее, Толстой путешествовал один, как частное лицо, и по дороге во Флоренцию 21 августа 1698 г. заехал в Сьену:

«Тот город великого князя Флоренского зело велик, стоит на высокой горе. В том городе есть высокие каменные здания, изрядным мастерством сделаны. Тот город многолюден; и люди в нем живут изрядной политики, честные особы, ездят в изрядных каретах и возники имеют изрядные; также и жены, и девицы того города ездят в каретах же. Торговых людей в том городе много, лавок и товаров в том городе довольно. Монастыри и костелы в том городе изрядного строения…»

Утром 23 августа Толстой добрался до Флоренции, не подозревая, что город еще был полон слухов о знатных «московитах», недавно здесь гостивших и удостоившихся почетного приема у самого великого герцога:

«Я приехал ко Флоренским воротам, и в воротах, в которых солдаты стоят для караулу, хотели, по обыкновению своему, осмотреть у меня в сундуке всяких купецких вещей. И как услышали обо мне, что я Московского государства человек, и они, у меня ничего не осматривая, тотчас меня во Флоренцию пропустили».

При въезде во Флоренцию Толстой остановился на постоялом дворе (остарии) Сан-Люнци, где был приятно удивлен приемом:

«В той остарии хозяин отвел мне палату изрядную, в которой была кровать золоченая с завесом изрядным, также постель хорошая с белыми чистыми простынями и с одеялом изрядным, и стол, и стулы, и креслы изрядные, и всякой убор, зеркалы, картины, как обыкновенно италиянцы убирают палаты. В той остарии за пищу, и за палату, и за всякой покой платил я хозяину за себя по семи Павлов римских на сутки, а московских денег будет по полтине…»