Большая судьба - Евгений Федоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В кабинетах Павел изучал модели доменных печей и машин. Перед ним красовались макеты рудников, заводов и кричных фабрик. Трудно было устоять перед соблазном пустить их в действие! Горный офицер с простоватым русским лицом, обрамленным русой бородкой, давно наблюдал за любознательным учеником и охотно разрешал ему возиться с моделями. Не прошло и полугода, как он сделал Аносова своим помощником, и тот ревностно следил за порядком в кабинетах.
По-прежнему его манили книги. Добросердечный библиотекарь давал ему занимательные книги по геологии и металлургии, и Павлуша в глухую ночь, когда в корпусе все засыпали, зажигал тонкую восковую свечечку и при слабом трепетном свете с упоением читал о рудах и металле. В этих книгах много было чудесного и интересного. Аносова влекла история металлов. Когда человек нашел впервые руду и как он научился ее плавить?
Вот книга о родном Урале и первых древних горнах, в которых в далекие-предалекие времена племя чудь выплавляло железо. С древних времен железо играло в жизни человека огромную роль. Без него немыслимо было изготовление оружия и утвари. За обладание рудниками велись ожесточенные войны.
В кабинете корпуса хранилась превосходная коллекция булатов. Вот персидские клинки хорасан и кара-хорасан - черный металл с красивым узором, напоминающим струящуюся воду. Он влечет к себе таинственностью. Какой мастер сумел отлить такой булат? А рядом с ним меч из Индии кум-кунды, что в переводе на русский язык означает "индийская волна". Его слегка серебристый узор действительно похож на завихрение волны. По синеватому полю клинка кирк-нардубана поблескивают разливы ручья... Каждый булат по-своему хорош, и на каждом сквозь темный фон проступает свойственный ему узор: то мелкая зыбь, то шелковая прядь, то сеть, то виноградные гроздья. Все богатства оружейного искусства собраны здесь.
Аносов подолгу сидел над булатами, всматриваясь в их таинственное мерцание. "Почему рождаются в сплаве чудесные узоры? Откуда появляется особо высокое качество булатного клинка", - раздумывал он.
Ни одна книжка не давала на это ответа. Старинные мастера Востока ревниво хранили тайну рождения булата. Ни один профессор в Горном корпусе не знал этой тайны. Все уверяли, что секрет изготовления булата утерян навсегда. Только профессор Архипов уверенно отвечал на любознательные вопросы Аносова:
- Не может быть! Не утерян секрет! Этот чудо-клинок создан человеческими руками, значит, можно воскресить тайну булата!.. Вот ты, юноша, и подумай над этим. Вопрос важный и достойный пытливого ума!
Все мысли Павлуши сосредоточились на булате. Целыми часами он просиживал над витринами, в которых хранились клинки. Часто среди ночи Павлуша поднимался с постели и ощупью пробирался в кабинет. При трепетном пламени свечи мальчик любовался сокровищами человеческого труда.
Однажды, утомленный за день, Аносов долго не мог уснуть. Было далеко за полночь, когда он тенью скользнул в темный кабинет. Павлуша зажег огарок и уселся в кресло у витрины. Было что-то сказочное в мерцании булатов. При трепетном пламени свечи загадочные узоры оживали, колебались, в их синевато-темной глуби рождались и сыпались искорки. Чудесное зрелище!
Глаза Аносова дремотно смыкались, и тогда булаты струились золотой пылью. Казалось, рои золотых микроскопических звезд неслись в синем небе...
Незаметно усталость взяла свое, и мальчуган крепко и безмятежно уснул подле драгоценных витрин.
Обходивший на заре кабинеты служитель нашел кадета сладко уснувшим в кресле. На полу - застывшие капли воска, потухший огарок. Служитель укоризненно покрутил головой, но быстро схватил остатки свечи и спрятал в карман. Ему стало жалко этого доброго и тихого кадета. Старик собирался осторожно разбудить его...
Но в это мгновенье на пороге вырос Остермайер. Он бесшумно, по-кошачьи подобрался к Аносову и цепко ухватил его за плечо.
- Что это значит? - зашипел он. - Тут пахнет гарью! Вставайте же! воспитатель заметил капли воска на полу и закричал: - Здесь мог быть пожар! Бог мой, какая распущенность! - потрясая руками, он заторопился к директору корпуса.
Через час Аносова вызвали в кабинет директора - Андрея Федоровича Дерябина. Там уже находился и Остермайер.
- Видите, вот он! - засуетился воспитатель. - За такое дело нужно наказывать, Андрей Федорович, сечь розгами!
Темные брови директора изогнулись. Он строго спросил кадета:
- Ты действительно заснул над витриной?
- Виноват, я очень устал и незаметно уснул, - честно признался Павел.
- Видите, он спит не там, где положено! Это распущенность, которую нельзя терпеть. Мы могли все сгореть! - рассерженно заговорил Остермайер.
- Погодите! - решительно перебил его Дерябин и спросил Аносова: - Ты что там делал?
Павел поднял ясные глаза на директора.
- Меня интересуют булаты. Почему не делают теперь таких сплавов? Не может быть, чтобы у нас не изготовили булаты. Ведь сумел же Бадаев сварить свою замечательную сталь! А мы не можем обойтись без булатов! - искренне, с жаром вымолвил Аносов.
- Кто это - мы? - переспросил Дерябин.
- Россия, русские! - горячо продолжал Павел и, разгораясь всё больше и больше, вдохновенно стал рассказывать директору о своей мечте.
- Я хочу научиться делать булаты! Но где узнать об этом? Все только и говорят, что тайна утеряна. А что если мы ее найдем? - горячо говорил юноша, а убеленный сединой директор корпуса сидел, задумчиво склонив голову; на губах его блуждала светлая улыбка. Дерябину по-настоящему понравился этот мальчуган, пылко влюбленный в свою идею. Ему было жалко наказывать нарушителя порядка, но в то же время следовало что-то сделать во избежание неприятностей. Он сделал строгое лицо и сказал кадету:
- И всё-таки господин Остермайер прав. Ты должен соблюдать порядок. Смотри, чтобы в другой раз подобного не случилось! Я недоволен твоим поведением, Аносов. Запомни, ты причинил мне большое огорчение. Ступай! закончил он совсем обмякшим голосом.
Аносов круто, по-военному повернулся и вышел из кабинета. Как только за кадетом закрылась дверь, Остермайер схватился за голову.
- Бог мой, что вы сделали, Андрей Федорович! - возопил он. - Его надо отменно наказать, наказать!..
- Это недопустимо! - поднимаясь, холодно ответил инспектору Дерябин. - За что же наказывать юношу? Всё несчастье его состоит в том, что он увлечен вопросом, разрешение которого сделало бы великую честь нашей стране!
- Не понимаю, в чем дело? - недовольно пожал плечами Остермайер. Аносов просто распущен.
- На этом окончим наш разговор, - холодно перебил его директор и протянул руку.
Хмурый Остермайер вышел из кабинета. Он был совсем обескуражен, так как не мог понять ни поведения своего воспитанника, ни Дерябина. Живя в России, на русских хлебах, он не понимал этого народа. Терпеливо копил деньги и ожидал дня своего отъезда с набитым кошельком...
Огорченный замечанием директора, Аносов вернулся в классы. Друг Илюша сочувственно пожал ему руку:
- Будь терпелив! Не страшись наказания! Проси только скорее отпустить лозаны, а то до субботы истомишься!
- Меня не будут наказывать, - уныло ответил Павел.
- Так почему же ты повесил голову? - недоуменно спросил Илюша.
- Грустно, милый, очень грустно! - с душевной болью вымолвил Аносов. - Куда ни повернись, в твою жизнь лезет иноземец. На своей родной русской земле я будто чужой.
Глава третья
ПРОИЗВОДСТВО В ГОРНЫЕ ОФИЦЕРЫ
Наступил долгожданный день производства в горные офицеры. Утреннее августовское солнце озарило город, Неву, золотыми потоками ворвалось в большие окна конференц-зала, посреди которого стоял длинный стол, покрытый малиновым бархатом с золотым позументом. Светлые солнечные блики отражались от петровского зерцала,* водруженного посреди стола. От дверей к месту заседания тянулась ярко-красная ковровая дорожка, от которой полукругами расходились ряды кресел.
_______________
* З е р ц а л о - трехгранная призма, увенчанная двуглавым
орлом; по ее сторонам были наклеены (иногда выгравированы) три
печатных указа Петра I, относящихся к отправлению законности и
правосудия в империи.
Всё было готово к приему высокого горного начальства и гостей. Тщательно выбритый Захар с расчесанными бакенбардами, в разглаженном мундире, сверкая медалями, величественный и строгий стоял у массивной двери. Все понимали, что близится важный момент в жизни корпуса, и сознание этого заставляло кадет и воспитателей говорить полушёпотом, чтобы не нарушить высокой торжественности.
Аносов обошел все помещения корпуса, как бы прощаясь с ними. В обширном пустом конференц-зале ослепительно блестел навощенный паркет. Здесь стыла та глубокая торжественная тишина, какая бывает в пустынном храме перед службой. Пробежав ряд зал и коридоров, взволнованный унтер-офицер заглянул в примерный рудник. При входе в него в ожидании гостей стояли кадеты младших классов в форме саксонских рудокопов с фонарями у поясов и аккуратными кирками в руках. Завидя товарища, они весело переглянулись и, одновременно подняв фонари, возбужденно-радостно дружно приветствовали его по старинному обычаю саксонских рудокопов: