Я тебя (не)отпущу - Галина Милоградская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изаму осторожно положил обжигающие ладони на плечи, поворачиваясь спиной к гостям. Потянулся к маске.Сейчас он её поцелует. Эта мысль обожгла, скрутила живот резким спазмом. Как завороженная, Асами смотрела, как он тянет пальцы без привычных перчаток к лицу. Отстранённо заметила, какие красивые у него руки. Ткань дрогнула, сдвинулась на миллиметр, потом ещё на один. Чёрные точки поплыли перед глазами, Асами распахнула их ещё больше, чтобы видеть, чтобы не пропустить. И… с тихим вздохом осела на пол.
Изаму подхватил моментально, не думая. Тело сработало быстрее, чем мозг, слишком занятый малейшими оттенками её эмоций. Полчаса назад, когда он увидел её, в белом, с розовой цветущей веткой в волосах, воздух закончился. Будто кто-то выкачал, не давая опомниться и успеть защититься. Перед Асами он был абсолютно беззащитен. Это пугало. Тонкая талия, которая так удобно ложилась в его широкие ладони, была перетянута красной тканью, маня снова обнять. Почувствовать тепло её тела, отогреть свою душу.
Когда она встала перед ним, когда протянула руки, он испугался собственной реакции. Потому что потянулся к ней сам, раньше. Коснулся и с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть. От кончиков её ледяных пальцев к сердцу устремились тонкие нити, путая, замораживая, замедляя стук. Изаму присмотрелся, горько поджал губы — казалось, она вообще не понимает, что происходит. Шевелит губами, не слыша, не вникая. Как приговорённый к смерти перед исполнением приговора. Он не надеялся, что Асами будет светиться от радости. Но отражение собственных мыслей в её глазах резало на лоскуты.
Растерянность и пустота. Неизвестность и страх. В висках набатом: ошибка, ошибка, ошибка. Привычная мысль о том, что он тут лишний, полоснула болью. Изаму едва не запнулся, произнося клятву, стараясь не думать, что Асами сейчас представляет, как это было бы с Сорой. Когда все замерли в ожидании поцелуя, сознание пронзила мысль: сейчас он её поцелует. Он, Изаму, не Сора. При всех, открыто. Стоило об этом подумать, и нервные узлы вспыхнули, разнесли ток по венам. Глядя в её глаза, такие огромные, ярко-зелёные, он тихо выдохнул, повернулся спиной к гостям, положил ладони на хрупкие плечи. Она всё ещё была обжигающе ледяной. Изаму нахмурился. Что-то было не так. За мгновение до того, как она начала оседать на пол, подхватил, проклиная за невнимательность. За забывчивость.
Как мог забыть о её состоянии? Позади раздались встревоженные крики, кто-то, кажется, Айнэ, оказался за спиной раньше всех. Изаму крепче перехватил потяжелевшее тело Асами и решительно прошёл сквозь толпу, скрываясь в доме. Айнэ, Цубаки, Кацу, Хината — кажется, следом двинулись все, обеспокоенно переговариваясь. Но Изаму решительно пресёк любое проявление заботы, попросту ногой захлопнув за собой дверь.
Дом главы деревни, дом его семьи, в котором он не был столько лет, лишь недавно отремонтировали. В нём ещё пахло свежей древесиной и слабо — краской, на пустых полках не успела осесть пыль. Не, останавливаясь, Изаму отнёс Асами в спальню, положил на кровать и сел рядом. Он чувствовал её пульс, спокойный, ровный. Знал, что с ней всё в порядке. И просто ждал, когда придёт в себя. Ждал и смотрел на неё, не отрываясь скользил взглядом, позволяя не таиться, не делать вид, что всё равно.
На щёки постепенно возвращался румянец, грудь опадала и приподнималась в такт дыханию, причёска слегка растрепалась и в волосах опять запутались лепестки. Он потянулся, чтобы убрать их, нежно коснулся каштановой пряди, пропустил между пальцев, не в силах выпустить. Живая, настоящая. Его жена. Эти два слова до сих пор звучали нереально. Для всех он теперь имеет на неё все права. Имеет право касаться, когда захочет, целовать, как хочет. Заниматься сексом, сколько захочет. Сердце ухнуло в живот, забилось там, гоня кровь по телу, устремляя её вниз, к паху. Изаму стало жарко, так резко, что он приоткрыл рот, выдыхая горячий воздух. Склонился к ней ниже, внимательно всматриваясь в лицо. В плотно закрытые веки с тонкой сеткой голубых капилляров. В сомкнутые губы, которыми невозможно напиться. Он помнил, какие звуки она издавала, шумно дыша в его ухо, и новая волна жара обожгла, заставила прикрыть глаза.
— Тише…
Он шепчет, как в бреду, вжимая её в себя, вбиваясь на всю глубину, вызывая новые стоны. Дрожащие, сексуальные, рвущиеся прямо из сердца, они сводят с ума. Изаму и так давно потерял голову, а сейчас лишается последних остатков рассудка, удерживаясь на грани, после которой останется голая похоть.
— Тише, — резкий толчок, приглушённый стон. — Тише, — выйти из неё почти до конца, чтобы стремительно насадить, сжимая пальцы на ягодицах. — Тише… тише… тише…
Влажные шлепки, с которыми соприкасаются их тела, звенят в ушах. Асами выгибается, крепко сжимает его бёдра ногами. Он чувствует, как она распахивает рот — её дыхание сжигает его кожу на шее. Ладонь опускается на её губы, глушит её стон, и вибрация от него впивается в кожу, дрожью к сердцу. Её язык по его пальцам, сначала робко, потом требовательно. Изаму шипит, когда она засасывает средний в рот. Жмурится до красноты, сбиваясь с ритма. Ладонь на её лице дрожит, он с трудом отнимает её ото рта, из влажной, жаркой глубины. Запускает в её волосы, наматывает их на кулак, заставляя выгнуть шею. Его губы тут же приникают к ней, посасывают солёную кожу, прихватывают губами. Асами гортанно стонет, когда он начинает ускоряться, и язык Изаму врывается в её рот.
— Я… — всхлипывает Асами между короткими, жадными поцелуями, — я почти… Изаму…
Её ладонь впивается в его плечо, обломанные ногти царапают кожу. Его голос срывается, непривычные тонкие ноты гласных.
— Знаю… знаю, Асами… тише…
Колени горят, когда он сильнее упирается ими в каменный пол. Руки дрожат — удержать бы её горячее, скользкое от пота тело. Асами кусает его за губу, рот тут же заполняется кровью, и когда её стенки сокращаются вокруг его члена, он успевает подумать, что точно сошёл с ума. Что-то звериное, дикое, неконтролируемое, рвётся наружу, заставляя дрожать, мять податливую кожу, насаживать на себя, пронзать снова и снова, пока пот не начинает капать на ресницы. Изаму кусает её плечо, давится собственным стоном. А после — дрожит, не в силах оторваться от неё. Не
