Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Рассказывают много других анекдотичных эпизодов, от которых, даже если они и слегка приукрашены, тем не менее не стоит открещиваться, так как они передают атмосферу того необычайного времени[22]. Однажды в присутствии д'Аржансона, аббата Дюбуа и других персон регент сказал, что очень хочет поручить какой-нибудь даме, саном не ниже герцогини, прислуживать его дочери в Модене. «Но, добавил он, я не знаю наверняка, где найти такую.» «Да нет же! — ответил ему кто-то с притворным удивлением. Я могу сказать вам, где искать всех герцогинь Франции: вам просто нужно пойти к г-ну Ло, и вы увидите их всех в его вестибюле.»

Месье де Ширак, знаменитый врач, купил акции в неудачное время и очень хотел их продать. Курс акций между тем продолжал падать два или три дня, что его не на шутку встревожило. Месье де Ширак напряженно думал над этой неурядицей, когда его внезапно вызвали к женщине, которая почувствовала недомогание.

Врач приехал, его проводили наверх, и он пощупал у женщины пульс. «Он падает! Он падает! Господи милосердный, он непрерывно падает!» сказал он вдохновенно, а женщина, услышав это, тревожно взглянула ему в глаза. «О, месье де Ширак, сказала она, вставая на ноги и вызывая колокольчиком прислугу. — Я умираю! Я умираю! Он падает! Он падает! Он падает!» «Что падает?» спросил изумленный доктор. «Мой пульс! Мой пульс! сказала женщина. Должно быть, я умираю.» «Не бойтесь, дорогая мадам, сказал месье де Ширак. Я говорил о курсе акций. Дело в том, что мне ужасно не повезло, и я так расстроен, что едва ли понимаю, что говорю.»

Однажды цена акций поднялась на десять-двадцать процентов в течение нескольких часов, и многие представители скромного сословия, вставшие утром с постели бедняками, улеглись спать богатыми людьми. Один держатель большого пакета акций, заболев, послал своего слугу продать двести пятьдесят акций за восемь тысяч ливров каждую — по котировке на тот момент. Слуга ушел, а по прибытии в Жарден де Суассон обнаружил, что за это время цена возросла до десяти тысяч ливров. Разницу в две тысячи ливров, помноженную на двести пятьдесят акций, то есть 500 000 ливров (20 000 фунтов стерлингов), он весьма хладнокровно прикарманил и, вернув остаток своему хозяину, в тот же вечер уехал в другую страну. Кучер Ло за очень короткое время нажил сумму, достаточную для изготовления своей собственной кареты, и попросил разрешения оставить службу. Ло, ценивший этого человека, попросил его в качестве одолжения перед уходом подыскать себе замену, столь же хорошую, сколь и он сам. Кучер дал согласие, вечером привел двух своих бывших друзей и попросил г-на Л о выбрать одного из них, другого же он собирался оставить для себя. Кухаркам-горничным и ливрейным лакеям время от времени улыбалась удача, и они, будучи вне себя от гордости за свое легко нажитое благосостояние, делали нелепейшие ошибки. Смешав язык и манеры своего прежнего сословия с пышным убранством нынешнего, они стали постоянными объектами жалости здравомыслящих, презрения хладнокровных и насмешек всех без исключения. Но глупость и низость высоких сословий общества была еще более отвратительна. Один-единственный пример, приведенный герцогом де Сен-Симоном, демонстрирует презренную алчность, заразившую целое общество. Один человек по имени Андре, бесхарактерный и необразованный, путем серии своевременных спекуляций с Миссисипскими ценными бумагами нажил громадное богатство за невероятно малый промежуток времени. По словам Сен-Симона, он скопил золотые горы. Став богатым, он устыдился низости своего происхождения и возжелал всех атрибутов дворянства. У него была дочь, ребенок трех лет от роду, и он предложил аристократическому, но обедневшему семейству д'Уаз заключить соглашение, согласно которому это дитя при определенных условиях выйдет замуж за одного из членов этой семьи. Маркиз д'Уаз, к своему стыду, дал на это согласие и, более того, пообещал жениться на ней сам по достижении ею двенадцати летнего возраста, если ее отец выплатит ему сто тысяч ливров и будет выплачивать двадцать тысяч ливров ежегодно вплоть до бракосочетания. Самому маркизу шел тридцать третий год. Эта позорная сделка была должным образом подписана и скреплена печатью, и спекулянт дополнительно согласился оставить в день свадьбы за дочерью приданое в несколько миллионов. Герцог Бранкасский, глава семейства, был не только в курсе этого соглашения, но и его полноправным участником. Сен-Симон трактовал этот случай легкомысленно и считал его невинным курьезом, добавляя, что люди не обошлись без порицаний этого прелестного брака, и далее сообщает нам, что этот проект потерпел крах несколько месяцев спустя из-за низвержения Ло и разорения амбициозного месье Андре. Тем не менее может статься, что благородному семейству так и не хватило честности вернуть сто тысяч ливров.

На фоне подобных событий, которые хоть и унизительны, но большей частью смехотворны, имели место и более серьезные. Ежедневно происходили уличные грабежи как следствие того, что люди носили с собой огромные суммы наличных денег. Убийства из-за угла также стали обычным делом. Один такой случай привлек особое внимание всей Франции не только из-за чудовищности преступления, но и в силу титулованности и высоких родственных связей преступника.

Граф д'Орн, младший брат принца д'Орна и родственник благородных семей д'Арамбер, Делинье и Демонморанси, был распущенным молодым человеком, в какой — то степени сумасбродным и столь же беспринципным. Сговорившись с двумя другими, такими же безрассудными, как и он, молодыми людьми Миллем, землевладельцем из Пьемонта, и неким Детампом, или Летаном, фламандцем, он разработал план ограбления одного очень богатого брокера, о котором, к несчастью для него, было известно, что он носит с собой очень крупные суммы денег. Граф сделал вид, что хочет купить у него некоторое количество акций Компании двух Индий, для чего назначил ему встречу в кабаре, иначе говоря, в низкопробном трактире, по соседству с Вандомской площадью. Ничего не подозревающий брокер вовремя появился в условленном месте, где его ждали граф д'Орн и двое его сообщников, которых он представил, как своих близких друзей. После крайне непродолжительного разговора граф д'Орн внезапно набросился на свою жертву и трижды ударил беднягу кинжалом в грудь. Мужчина тяжело упал на землю, и, пока граф обшаривал его портфель, в котором находились ценные бумаги Миссисипской компании на сумму в сто тысяч ливров, Милль из Пьемонта снова и снова вонзал кинжал в несчастного брокера, чтобы убить его наверняка. Но брокер не сдался без борьбы, и на его крики о помощи сбежались посетители кабаре. Другой наемный убийца, Летан, которого перед этим оставили наблюдать за лестницей, выпрыгнул в окно и убежал, а Милль и граф д'Орн были схвачены на месте.

Это преступление, совершенное средь бела дня и в таком людном месте как кабаре, ужаснуло весь Париж. Суд над убийцами начался на следующий день, и улики были настолько явными, что обоих признали виновными и приговорили к колесованию. Знатные родственники графа д'Орна заполонили вестибюли регента, умоляя пощадить заблудшего юношу, ссылаясь на то, что он душевнобольной. Регент игнорировал их, пока мог, будучи убежденным, что в случае столь зверского убийства правосудие должно идти своим чередом. Но назойливость этих влиятельных просителей нельзя было преодолеть, просто отмалчиваясь, и они наконец предстали перед регентом и принялись умолять его спасти их род от позора публичной казни. Родственники намекали на то, что принцы д'Орны тесно связаны с семейством герцога Орлеанского, и добавляли, что самого регента ждет бесчестье, если его кровный родственник умрет от руки рядового палача. Регент, к своей чести, не внял их настойчивым просьбам и ответил на их последний аргумент словами Корнеля:

«Le crime fait la honte, et non pas l'échafaud:»[23]

добавив, что когда бы ни случилась казнь, пятнающая его позором, он с готовностью разделит последний с другими родственниками. День за днем они возобновляли свои мольбы, но всегда с тем же результатом. Наконец им пришло в голову, что если бы удалось привлечь на свою сторону герцога СенСимона человека, к которому регент питал искреннее уважение, то им, возможно, и удалось бы добиться своего. Герцог, аристократ до мозга костей, был так же, как и они, шокирован тем, что убийцу знатного рода ждет та же смерть, что и уголовника-плебея, и объяснил регенту, что было бы неразумным наживать врагов в лице столь многочисленного, богатого и влиятельного семейства. Он также убеждал регента в том, что в Германии, где семья д'Арамберов имеет большие владения, существует закон, согласно которому ни один родственник казненного на колесе не может наследовать никакое общественное учреждение или нанимать работников, пока не сменится целое поколение. Поэтому Сен-Симон считал, что колесование осужденного можно заменить обезглавливанием, которое во всей Европе считалось гораздо менее позорным. Этот аргумент задел регента за живое, и он уже почти дал свое согласие, когда Ло, по-своему заинтересованный в судьбе убитого, подтвердил в подоспевшей резолюции свое желание оставить приговор в силе.