7 тайн Древней Руси. Детектив Временных лет - Михаил Савинов

Не вдаваясь в сложные аргументы в пользу подлинности или, наоборот, поддельности Иоакимовской летописи, ограничимся следующими фактами.

Язык «летописи», как признавал и сам Татищев, не является древним, многие слова стоят в форме XVII века, многих слов и вовсе не было в древнерусском языке. Некоторые свидетельства (например, рассказ о князе Славене или рассказ о смерти потомков Гостомысла еще при его жизни) выдают знакомство автора текста со «Сказанием о Словене и Русе» – самой популярной исторической легендой XVII столетия. Имена новгородцев X века, которые упоминаются в рассказе о крещении Новгорода, не имеют аналогий в летописях и носят явную печать стилизации (волхв по прозвищу Соловей, новгородский тысяцкий [7] Угоняй, посадник Воробей и т. п.). Все это указывает на то, что «летопись», скорее всего, написана на рубеже XVII–XVIII вв. – в ней отразились именно те представления о начальной истории Руси, которые были тогда распространены среди образованных книжников.

Но объявить Иоакимовскую летопись просто заурядной литературной подделкой было бы слишком просто. Если это подделка, то подделка, исполненная на очень высоком уровне. Автор «летописи» хорошо знал историческую литературу своей эпохи, причем не только русскую, но и переводную. Конечно, круг чтения «летописца» все же имел свои пределы. Так, он не был знаком с Комиссионным списком Новгородской Первой (иначе, вероятно, не выдумывал бы несуществующих посадников). Проигнорировал составитель «летописи» и историю Вадима Храброго (может быть, просто потому, что не читал Никоновскую летопись?).

Поставив своей целью дополнить рассказы русской летописи, «летописец» не выдумал чего-то совсем фантастического – все изложенные им факты действительно могли иметь место. С точки зрения историка, Иоакимовская летопись гораздо более правдоподобна, чем история о грамоте Александра Македонского русским князьям или рассказ о передаче даров Мономаха. Кстати, именно поэтому многие ученые используют данные Иоакимовской летописи в своих работах. В сущности, автор этой талантливой литературной мистификации занимался созданием не столько новых фактов, сколько новых подробностей на тех местах, где их не хватало в летописи. Но именно внимание к подробностям, пристрастие к развернутому повествованию, не свойственное аутентичным летописям, выдает в Иоакимовской летописи вероятный новодел. Поэтому мы констатируем сложность вопроса о происхождении этой «летописи» и в дальнейшем не будем ссылаться на нее как на исторический источник.

На Иоакимовской летописи кончается история литературной легенды о Рюрике и начинается история ее научного изучения. Она не окончена и сейчас – пожалуй, никакой другой сюжет древней русской истории не породил такой ожесточенной полемики, как «норманнская проблема». Уже в XVIII в. в науке выявились два направления, позднее получившие названия «норманнизм» и «антинорманнизм».

Первыми «норманнистами» стали работавшие в России немецкие ученые – И.Г. Байер и Г.Ф. Миллер. Сущность норманнизма состоит в признании ведущей роли скандинавов в образовании Древнерусского государства. Антинорманисты, начиная с М.В. Ломоносова (он отстаивал прусское [8] происхождение Рюрика и Руси), эту роль отрицают и полагают, что норманны присутствовали в нашей ранней истории исключительно как воины-наемники и купцы.

С развитием археологии и открытием на территории Руси массы скандинавских древностей основная полемика по норманнскому вопросу переместилась в эту область исторического знания.

По вопросу о происхождении первых русских князей и самого слова «русь» среди антинорманнистов нет единства. Некоторые считают слово «русь» по происхождению славянским, другие – иранским или даже кельтским. Род первых русских князей выводят то с острова Рюген, то из области славян-ободритов, то из Великой Моравии…

Но в наши дни термин «норманнизм» в его классическом значении в науке не употребляется. Никто не считает норманнов единоличными основателями древнерусского государства. Историки, археологи, лингвисты успешно работают вместе над изучением огромного массива разноязычных письменных источников и археологических находок. А вот антинорманнизм остался! Исследователи, причисляющие себя к антинорманнистам, образуют замкнутое сообщество и продолжают поиски балтийской или азово-черноморской Руси, хотя новых письменных источников по теме в последние сто лет почти не прибавилось, и новые «аргументы» антинорманнизма появляются только за счет переработки старых гипотез…

Но проблема норманнизма и антинорманнизма не ограничена только сюжетом о Рюрике. Она гораздо шире и охватывает роль скандинавов в нашей ранней истории в целом. Для того чтобы разобраться в этом вопросе, надо посмотреть, что же происходило в самой Скандинавии в эпоху Рюрика и первых его преемников.

Хронологически «священное время» у России, Швеции, Норвегии и Дании примерно совпадает. Как и у нас, у скандинавов IX–X вв. – это время возникновения национальных государств. И возникли наши государства очень близкими путями. Вот почему ученые, изучающие Древнюю Русь в первые века ее существования, часто обращаются к истории скандинавских стран, в первую очередь Швеции и Норвегии.

Дальними предками современных датчан, норвежцев и шведов были германские племена, расселившиеся с юга на север по Скандинавскому полуострову незадолго до начала новой эры. Все они говорили на одном языке, имевшем некоторые диалектные отличия. Занятиями их были земледелие и скотоводство. Но земледелием в гористой Скандинавии можно заниматься далеко не везде, и для жителей будущей Норвегии и Западной Швеции скотоводство вышло на первый план.

Жили древние скандинавы большими семьями, каждая такая семья занимала «длинный дом» – огромную постройку под крышей из дерна. В таком длинном доме жили сразу несколько поколений. В неотчуждаемой собственности такой семьи находились пашни и пастбища. Позднее, с ростом населения, семьи и их недвижимые владения стали дробиться, но и тогда родичи не теряли связи друг с другом и селились по соседству. Так образовывались крупные хутора и усадьбы.

Природные условия Скандинавии не позволяли ее обитателям расселяться деревнями, так, как жили, например, восточные славяне. Впрочем, и о славянах ранневизантийские авторы пишут, что их поселения невелики и разбросаны далеко друг от друга по огромному пространству.

Каждый современный народ континентальной [9] Скандинавии (норвежцы, датчане и шведы) сложился на основе нескольких древних племен. Так, в Норвегии обитали эгды, херды, ругии, тренды, халейги и многие другие, более мелкие племена. Швецию населяли мощные племенные союзы свеев и гаутов. На балтийском острове Готланд жили гуты, чьи потомки до сих пор четко отделяют себя от континентальных шведов. В Дании расселились даны и юты.

Основу скандинавского общества составляли, как и на Руси, свободные общинники. В «Северных странах» такой общинник – домохозяин назывался «бонд». Бонды сообща решали все важные дела на особых народных собраниях – тингах. Скандинавский тинг – прямой аналог древнерусского веча.

Тинг собирался в наиболее удобном с точки зрения географии месте, например в устье реки или в центре относительно густонаселенной области. Как правило, в этом же месте стояло и общее для всех бондов округи капище, в котором приносились жертвы в дни праздников календарного цикла или, например, перед военными действиями. На тинге не только решали важные для всей округи дела, но и торговали, обменивались новостями, договаривались о свадьбах. Тинг для любого свободного домовладельца был главным событием года.

Как и у восточных славян, межплеменные войны скандинавов выдвинули на передний план фигуру военного вождя – конунга и окружавшую его дружину – профессиональных воинов, ничем не занимавшихся, кроме войны.

Так же, как и русского князя, власть норманнского конунга была ограничена общинными традициями. Если конунг не выполнял возложенных на него задач, был неудачлив в военных предприятиях, он мог быть смещен или даже убит. Даже в XII столетии, когда в стране был уже только один конунг, процедура провозглашения нового правителя на тинге была обязательной.

Уже к VI в. в Скандинавии сложилась яркая военная культура. По местечку Вендель в Швеции, где был обнаружен очень богатый могильник этого времени, археологи называют время с V по VIII в. вендельской эпохой.

Воины вендельского времени носили устрашающие шлемы с полумасками, украшенные чеканными пластинами или литыми изображениями животных, оружием их были длинные обоюдоострые мечи с богатыми украшениями рукояти. Это было время легендарных конунгов, описанное в «Саге об Инглингах» [10] .

В это время сложился скандинавский эпос, частично записанный уже в христианское время, в XIII веке. Благодаря древним исландцам мы сравнительно неплохо знаем древнескандинавских богов и героев.