Мы и её величество ДНК - Федор Полканов

Именно сюда, в это общество, в 1865 году принес Мендель «Краткий конспект доклада». Составленный со свойственной Менделю скрупулезной точностью, если хотите — педантичностью, этот конспект был не так уж краток: доклад пришлось разбить на две части, Мендель зачитал их 8 февраля и 8 марта 1865 года. Думаете, был триумф? Ничуть не бывало. На каждом заседании присутствовало не более 40 человек, и все они встретили сообщение Менделя весьма прохладно. Не было задано вопросов, не было обсуждения. Присутствующие не поняли Менделя, не смогли оценить его открытие. Однако приняли решение доклад опубликовать, и статья под названием «Опыты над растительными гибридами» вышла из печати в трудах Общества в 1866 году.

Но и на статью никто не откликнулся, она совсем не привлекла внимания научного мира. Тридцать пять лет (до 1900 года) суждено было ей пылиться на полках библиотек.

В чем же дело? Почему наука XIX века не проявила интереса к одному из величайших открытий? По значимости сделанное Менделем сравнимо лишь с теорией Дарвина. Два великих открытия в биологии прославили XIX век — дарвинизм и менделизм, однако книга Дарвина была замечена тотчас же, в то время как Мендель так и не дожил до признания своих заслуг.

Причин много. Мендель не был профессиональным ученым, его друзья по Обществу оказались недостаточно подготовленными математически, у всех в ту пору острейший интерес вызывал дарвинизм, отвлекая внимание от всего остального: перечисление можно было бы и продолжать. Но нужно ли? В общем, все сводится к одному. Дарвинизм был открытием века, он попал на подготовленную, удобренную предшественниками Дарвина почву. Об изменчивости живого говорил в свое время еще Жофруа Сент-Илер; Ламарк за пятьдесят лет до Дарвина дал миру идею эволюции, постепенного усложнения живого. Дарвин эволюцию объяснил. Его теория естественного отбора — ключ к пониманию развития, совершенствования жизни на земле. Наука толкалась перед закрытыми дверьми. И Дарвин эти двери распахнул. Мудрено ли, что его теория не оставила никого равнодушным, поделила мир на сторонников и противников дарвинизма?

И совсем иное дело открытие Менделя. Не только полуученые-полулюбители из Общества естествоиспытателей в Брно, но и вся наука XIX века не была подготовлена к восприятию идей Менделя. Что это? Горохи, растения, живое изучаются чисто математическими методами! Кто он, Мендель? Ботаник или статистик? Мозг математика и руки биолога-экспериментатора — это понятно в наши дни, это ценится в нашем XX столетии, но это не могло быть понято в XIX. Провинциал-любитель вздумал дурачить просвещенных натуралистов своими алгебраическими выкладками, основанными на теории вероятности. Ученые XIX века просто не стали его читать!

В XX веке у Менделя появились многочисленные преданные сторонники и последователи, появились и ярые враги. Читатели, наверное, помнят, как еще недавно генетику называли лженаукой, Менделя же не иначе, как «австрийским монахом». Но вот что характерно: позиции, с которых критиковали Менделя. Его обвиняли в том, что законы его статистические и к биологии отношения не имеют. Союз биологии с математикой, физикой, химией именовали «механисцизмом». Иначе говоря, критиковали с позиций биологии XIX века, критиковали именно за то, за что с позиции XX века Менделя нужно поддерживать и хвалить. Однако время берет свое. Жизнь показала: противники Менделя были неправы. И ныне Мендель, чешский ученый, которого чтит все человечество, занял навсегда свое законное место — рядом с Дарвином — в рядах великих биологов.

Любопытно проследить отношение к Менделю некоторых ученых. Больше всего он общался с Негели, крупным ботаником своего времени. Мендель ему писал о своих опытах, делился с ним мыслями. Каждое письмо — шедевр скромности и в то же время точности описаний. Ни одного лишнего слова — только о деле. Тон ответных писем Негели — покровительственный. Он не спускается с высоты своего ученого пьедестала. Мендель для Негели провинциал-любитель, которого в то же время Негели с удовольствием зачисляет в свои ученики. А когда нужно, заимствует у Менделя мысль, не ссылаясь в своих статьях на источник. Однако где они сейчас, статьи и книги, написанные Негели? Человечество только потому и сохранило в памяти это имя, что Негели получал письма от Менделя.

И еще один крупный ботаник XIX века, австриец Антон Кернер фон Марилаун, был обязан высказать свое мнение о статье «Опыты над растительными гибридами». Мендель послал ему статью, сопроводив ее кратким письмом. Однако Кернер даже не прочел этой статьи — она найдена неразрезанной в его архивах.

Несмотря на холодный прием, который встретила первая его работа, Мендель и не думал сдаваться. Он чувствовал, знал: то, что он показал на горохах, имеет всеобщее значение, действенно и верно для всего живого. Он продолжал экспериментировать. Однако оказалось не так-то просто найти в то время второй такой же удачный, как горохи, объект. Он начал работать с ястребинками, и тут его ожидал крах. Мало того, что у ястребинок очень мелки цветки и Мендель совершенно испортил себе глаза. Ястребинки никак не желали укладываться в его схемы! Он был не в силах в ту пору понять почему, а между тем ларчик открывался просто. У этих растений семена часто развиваются без оплодотворения, то есть без отцовских генов. Мудрено ли, что ястребинки «не пожелали» менделировать?

30 марта 1868 года произошла в жизни Менделя серьезная перемена: его избрали настоятелем монастыря. «Из моего скромного положения преподавателя экспериментальной физики я вдруг перенесен в среду, где многое мне чуждо», — откровенно пишет он Негели. Однако строкою ниже он добавляет: «Это не помешает мне продолжать столь полюбившиеся опыты по гибридизации, и я даже надеюсь уделить им больше внимания и времени после того, как я освоюсь с новым положением». Увы, эти надежды не сбылись.

Вот письмо от 1873 года: «В нынешнем году ястребинки снова отцвели, но я не смог им уделить больше одного-двух кратковременных посещений. Я чувствую себя поистине несчастным оттого, что я вынужден забросить мои растения и пчел».

Так ушел из науки этот талантливый человек, далеко опередивший свое время. Обязанности прелата поглотили его полностью: в монастыре большое хозяйство, которым нужно руководить, а кроме того, многочисленные организации и учреждения города постоянно привлекают к работе этого умного, честного, принципиального и деятельного человека. Был он одним из директоров Моравского банка, был и депутатом Моравского ландтага. А тут еще бесконечная тяжба с правительством по поводу крупного налога с монастыря! Она окончательно поглотила все время, все силы.

Мендель умер 6 января 1884 года. А через шестнадцать лет пришла к нему мировая слава.

Открытие открывают вновь

Подобно тому как в середине XIX века витал в воздухе дарвинизм, так в начале XX века доросла наука до восприятия идей Менделя.

Об этом интересно пишет Н. И. Вавилов, крупнейший генетик советского времени. В одной из статей о Менделе он дает образец общественно-исторического анализа причин революции, произошедшей в науке о наследственности на рубеже XIX и XX столетий. В это время селекционеры, работающие ощупью, без надежных теоретических основ, уже не могут удовлетворить запросы хозяйства. И вот требования селекции приводят к тому, что в конце XIX века гибридизацией занимаются уже многие биологи. За год до вторичного открытия законов Менделя, в 1899 году, созывается многолюдная международная научная конференция по вопросам гибридизации. С докладом на тему «Гибридизация как метод научного исследования» выступает английский зоолог Бетсон — человек, которому уже через два года предстояло стать крупнейшим генетиком, поставить классические эксперименты. Он чувствовал близость поворота в науке. «Пройдет лет двадцать пять и метод гибридизации вызовет революцию в наших представлениях... Мы увидим, я верю, новое естествознание», — говорил он и ошибся лишь в сроках. Однако вот как характеризует Вавилов само научное содержание доклада Бетсона: «Мысли крупнейшего менделиста XX века, будущего основоположника генетики, скользят но поверхности фактов, не будучи в состоянии проникнуть в существо закономерностей, которые становятся ясными на следующий год».

А дальше Вавилов говорит так: «Диалектика фактов исторически неумолимо приводит исследователей к закономерностям, установленным Менделем. Прямые опыты с растениями приводят одновременно трех исследователей-ботаников — в Голландии де Фриза, в Австрии Чермака и в Германии Корренса — к законам, открытым 35 лет назад неведомым монахом в Брюнском монастыре». А ведь де Фриз еще год назад смог доложить международному конгрессу лишь «О прозрачных бумажных пакетах при скрещивании» и «Об уродствах при гибридизации». Гуго де Фриз, классик-генетик, значение которого так же велико, как и значение Бетсона.