После мюзикла - Пётр Межурицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Нам семьдесят скоро…»
Нам семьдесят скоро,пора, брат, порастать членами хора,играть в баккара,заглядывать в Тору,а там невзначайподаться в вахтеры —в монахи, считай.
«История – петля…»
История – петля,что в фокусе зеницяснее и нуляи прочих единиц, —
и новой скуки дляя снова тороплюТого, Кто у руля,затягивать петлю.
«Ходят имяреки…»
Ходят имярекии другие людииз варягов в греки,а из чуди в юди,ходят хоть при хане ина одном дыхании,словно Божий гурт,а ещё – бегут.
«Весь как, извините, ребус…»
Весь как, извините, ребус,на маршрут ушёл троллейбус,
а навстречу мчится «форд»,словно вылитый кроссворд —
что-то сильно не в порядке:век живёшь, а всё загадки.
Мандат
Безусловно, можно, сударь,волком выть и бить посуду, —жизнь, и правда, вечная,как ссуда ипотечная.
Охотничья песенка
Разве есть профессиялучше мракобесия?
Человеку трудно ведьне охотиться на ведьм.
Скажем, безработица —как не поохотиться?
«Поминая присных наудачу…»
Не жалею, не зову, не плачу…
Сергей ЕсенинПоминая присных наудачу,прожигая наше ремесло,я всё чаще так или иначеи жалею, и зову, и плачу —видимо, мне просто повезло.
«Я – Толстой, на мне толстовка…»
Я – Толстой, на мне толстовка,а в руке моей листовка,на листовке текст простой:«Славься, славься, Лев Толстой!».Отцветает подорожник,небеса не ловят блох —я прекрасен как художник,как философ – слаб и плох.Это знает каждый школьник,каждый Думы депутат,демократии невольник,каждый маршал и солдат.И гундосит лектор честный,излучающий покой:«Лев Толстой – артист чудесный,а философ никакой».Не подам тому я руку,кто избрал насилья путь,сея зло,– но эту сукуудавлю когда-нибудь!
Гурман
Мне те поля, луга, леса,как докторская колбаса —наипервейшее из блюд, —я и теперь её люблю,она и здесь как ноу-хау,к тому же, даже в чёрный день,отнюдь не всё везде я хавал,что подавали, ясен пень.
Памятник
Нет Вознесенского, нет Ахмадулиной,Бродского нет и подавно – а хули нам —вы не поверите, добрые люди,но Межурицкого тоже не будет:сгинет, любезный, во мраке колодца —он не из тех, кто в гостях остаётся.
«Что нам надо…»
Что нам надо —чтоб Иран не обогащал уран,или лучше, чтоб уранне обогащал Иран,или чтобы утром раннимБог с небес спустился внизи увидел, что в Иранеполюбили сионизм?
«Чувак, не будь по жизни чайником…»
Чувак, не будь по жизни чайником,моллюском, овощем, валежником —не кое-как лижи начальнику,но от души лижи мятежникуза правду, а не для довольствия —иначе что за удовольствие?
Непротивления
1.Да, ищёт рыба впрямь, где глубже,а честный человек – где хуже,где полный, так сказать, отстой,как завещал сам Лев Толстой.Жизнь не пикник, а сущий ад,зато ты нравственно богати посреди земного шумато вспомнишь Лейбница, то Юма,то Лялю из восьмого «Б»,то летний пляж, то КГБ,а там, глядишь, как будто радтому, чьё имя – Сущий Ад.2.Конечно, лучше на верандебазарить о Махатме Ганди,чем тырить в лавке колбасуили разбойничать в лесу,или во всей своей красеза бочку скурвиться с вареньем, —но даже с этим откровеньемсогласны далеко не все.
«Боюсь ли Страшного суда?..»
Боюсь ли Страшного суда?Могу сказать и «нет», и «да»,что всем, пожалуй, по плечу,а значит, лучше промолчу, —но если Страшного судане будет вовсе никогда —хочу я или не хочу, —то это страшно, господа,а посему держу свечу,не опасаясь пересуд, —шучу я или не шучу —за этот самый Страшный суд.
«И ты на целый мир не в ярости…»
1.И ты на целый мир не в ярости,и я в отставке адмирал,но разве от счастливой старостиникто ещё не умирал?
2.…и с тобой прощаясь нежно,говорю я: «Майне кляйне,не грусти вельми, понежескоро встретимся в онлайне».
Эволюция бунта
Проведите, проведите, отведите меня к нему,я хочу видеть этого уполномоченногопо правам человека!
«Природа, как была наук мудрей…»
Природа, как была наук мудрей,так и сейчас непостижима столь же:чечен в России больше, чем еврей,хотя на первый взгляд – куда уж больше.
«История берёт веса…»
История берёт веса,невероятные весьма,и всё коварней лотереи:в Москве – арабская весна,в Египте – русская зима,а виноваты не евреи.Или, даст Бог, опять они?Тогда продлятся наши дни.
Подмосковные стансы
От с коррупцией борьбывечно счастливы рабы,Подмосковье, Подмосковье,где похерил счёт часов яна ближайших полчаса —и леса, леса, леса…Знаю, мир бывает мрачен,но судьбе наперекорот того, что там батрачил,я кайфую до их пор.Я и нынче не помещик —люди для меня не вещи,к сожаленью или к счастью —мало ли чего мне жаль, —но взаимного согласьяя с тобой не избежал —помнишь ли меня, Светлана,не гусара, не улана,но – такая уж судьба —на плантации раба?Подмосковье, Подмосковье,средь египетских песков ялично коротаю веккак свободный имярек —и кому до гор поклонскихздесь, на реках вавилонских,где планетам шлёт поклонстольный город Вавилон?До свиданья, Подмосковье,в сандалетах без носков яжив, здоров и клал табуна с коррупцией борьбу.
Ляля и гражданин
Гражданин:Вожди друг друга постреляли,но нам не жаль их – мне и Ляле.
Ляля:Как бы там ни было, адью, —я ухожу как раз к вождю.
Гражданин:Разит попсой, как от винила,тебя ведь от вождей тошнило, —не превращай былое в шлак!
Ляля:Считай, что я уже ушла.
Хор:Ушла, вернуть её нет шанса —какой урок из перформанса?
Гражданин:Житейских посреди стремнинизвечно в жопе гражданин,будь он хоть трижды волк матёрый.
Хор:О боги, люди и актёры,слова его как в сердце нож,но Лялю этим не вернёшь,однако, Ляля, подожди,скажи, зачем тебе вожди?
Ляля:А ты не слышал, Хор-отец,что Альфа, например, самецне то же, что самец Омега?
Гражданин:Какая, извините, мега—ущербность, чисто моветон,душа у женщины – бетон,болото, типа холодец, —а ты что смотришь, Хор-отец,на ужас этот в стиле фолк?Скажи ей про гражданский долг!
Хор:Ты прав, аж слезы накатили,давай поговорим о стиле.
Теория общей судьбы
Всё возможно в этом мире,и Нерон, ступив за край,всё же сделал харакири,умерев как самурай.
Правда, то не харакирибыло, но о том и речь,что, на вещи глядя шире,можно этим пренебречь.
Памяти хороших времён
Академик Зуевдоказал, что Этна —это не Везувий,а душа бессмертна, —и добавил некто,благородный кто-то,что вносили лептув данную работуассистенты Гавел,Гурвич и Гуревич,с чем их и поздравиллично цесаревич.
Особый путь
Скажи-ка, дядя, ведь не даромМы Газу отдали татарам,Когда стоял вселенский вой,Что, мол, крещеный мир в отпадеОт наших зверств, скажи-ка, дядя,А не молчи, как неживой.
—Во-первых,– я тебе не дядя, —Ответил, никуда не глядя,Мой бедный дядя, словно псих, —А во-вторых, все люди братья:Татары, блин, евреи, мать их,И звери – братья, как без них!
В среде племён, в семье народовМы братья все, вплоть до микробов,Нас, прямо скажем, тьмы и тьмы,И что ни тьма, то снова братья,Как правильно успел сказать я,И сестры – братья, как и мы!
Чтоб довести врага до шока,Подставь ему другую щёку,И враг, не выдержав, умрёт —Подумаешь, отдали даромЧто бы то ни было татарам —Зато мы избранный народ!
Свято место
Там, в узле тугом,будь хоть трижды крут,что почём кругомне поймёшь, а тутсвечи, хмырь с венком,мрамор да гранит,ну и тот, по комколокол звонит.
Бург
