Друзья и родители - Евгения Скрипко

– Пожалуй, пора, – согласился отец.

Он подошел к окну и окликнул сына.

– Ну, Вадик, как хочешь, а придется тебе ехать к папе, – сказал Чистов, когда вошел мальчик.

– А мама?

– О маме тебя решили спросить, – слукавил он. – Обойдетесь без мамы, она может остаться в Одессе.

– Без мамы я никуда не поеду, лучше в детдом, – решительно ответил мальчик и серьезно посмотрел на отца.

– Мы будем жить вместе, – виновато, будто стесняясь своих слов, объяснил отец.

Радостными зелеными огоньками засветились глаза мальчика. Он бросился к матери и по-детски обнял ее за шею.

– Итак, будущий штурман дальнего плавания, желаю тебе успеха!

Чистов, как взрослому, протянул Вадику руку.

– Только, как я узнаю, что ты станешь штурманом? – шутил он. – Ты мне можешь еще пригодиться. У меня, видишь ли, внук растет. Вдруг он тоже захочет стать штурманом, ты бы тогда ему рассказал все и, надеюсь, тоже помог бы?

Вадик понимал, что дядя шутит, но ему была приятна такая шутка.

– Будешь в Одессе, заходи обязательно, – и Чистов обнял мальчика на прощанье.

Чистов говорил это, не задумываясь о последствиях, а Вадик принял сказанное, как знак прочной и доброй дружбы.

5

Стоял жаркий полдень, когда Саяновы вышли от Чистова.

– Нелепо как-то получилось, – сказал Николай Николаевич жене, задержавшись у подъезда. – Но мы должны сегодня же выехать.

– Не успеем, – возразила жена, – да потом надо поговорить…

– Мамочка, успеем, поедем лучше сегодня, – вмешался Вадик. – Пусть папа идет за билетами, а мы с тобой все соберем.

Решено было, что отец пойдет в милицию за разрешением на выезд, потом за билетами, а Вадик с матерью будут собирать вещи.

Пройдя полквартала вместе, они разошлись по разным улицам.

– Знаешь, мамочка, – сказал Вадик, когда отец уже скрылся за углом, – если мы сегодня с ним не поедем, папа еще передумает и опять не возьмет нас.

– Тебе очень хочется ехать? – спросила мать.

– Очень! – радостно ответил мальчик. – Мне хочется посмотреть, на каком корабле папа плавает и какие там еще корабли есть.

– А мне, сынок, не хочется к нему ехать, – вырвалось у матери. – Спешить не хочется, – добавила она, спохватившись, что этого не следовало знать мальчику.

Грубая правда, высказанная мужем, и совершенно неожиданное примирение, происшедшее в кабинете Чистова, причинили Марии Андреевне новую душевную муку. Но рядом шел сын. Он был захвачен поездкой и твердил о ней безумолку.

На лестничной площадке у открытой двери стояла Екатерина Васильевна: она провожала почтальона, который принес ей пенсию.

– А мы сегодня уезжаем к папе! – похвалился соседке Вадик.

Добрая женщина обрадовалась до слез. Ей хотелось приласкать Вадика, но он быстро проскочил в дверь и скрылся в коридоре.

– Мария Андреевна, милая, как это хорошо! – и пропуская впереди себя Саянову, она обняла ее за плечи.

– Не знаю, Екатерина Васильевна, стоит ли этому радоваться, – ответила Мария Андреевна, открывая свою комнату.

Саянова была в таком состоянии, когда человеку трудно самому разобраться в происходящем, и участие Екатерины Васильевны тронуло ее.

Чтобы не вести разговора при Вадике, мать отослала его в распределитель за продуктами, которые надо было получить по карточкам.

– Очень хорошо, милая, что вы помирились, – заговорила соседка, когда они остались одни. – Я так и знала, что вы не согласитесь отдать Вадика в приют.

Екатерина Васильевна взяла стул и поставила его к кровати, куда села Саянова.

– Я не соглашалась, – поспешила ответить Мария Андреевна. – Разве я могла знать, что он использует мое письмо против меня…

– Выше голову, милая, выше голову! – ободряла ее Екатерина Васильевна. – Не вспоминайте о том, что было, надо думать о будущем! Вы еще мало прожили, милая, и не знаете жизни. Что такое муж? Это взрослый ребенок. Да, Да не удивляйтесь! Как со взрослым, с ним надо быть немножечко дипломатом, как ребенка – его надо держать в руках, контролировать его каждый шаг и не оставлять одного. А вы оставили. Даже тогда, когда можно было жить вместе и он вас ждал, вы не спешили приехать…

– Я не могла, Екатерина Васильевна, оставить работу без замены. Ведь это же производство…

– А надо было поторопиться…

– Вы знаете, Екатерина Васильевна, – мне не хочется к нему ехать.

– Что вы, милая, что вы!

– У него есть женщина, и он ее любит.

– Пусть у него будет пять женщин, которым он нравится, и пусть все они ему нравятся.

– Нет, нет!.. – испугалась Саянова, – Он не так уж испорчен.

– И я это говорю, – обрадовалась соседка. – Если вы верите, что он не испорчен, забудьте все обиды, милая! Вы должны бороться за свою семью, сохранить Вадику отца…

Саянова с недоумением посмотрела на старушку.

– Да, да! Не удивляйтесь. А ехать вам надо, милая, обязательно надо. Раз он решил вас увезти, значит, у него непрочная связь с той женщиной. Пользуйтесь этим. От вас, милая, сейчас все зависит.

Саянова насторожилась.

– Да, да! – утверждала соседка. – Вы не знаете, какая там женщина и как крепка их связь. Не надо плохо думать о человеке. Может быть, там хорошая женщина, и она поймет вас…

– Что вы, Екатерина Васильевна? Объясняться с женщиной, которая отнимает у меня мужа?

– Иногда бывает нужно, милая, но пусть это вас не коснется, пусть это будет иначе, но вы должны быть рассудительны…

Мария Андреевна слушала соседку и понимала правоту ее слов. Искренние и добрые советы этой старой женщины помогали ей собраться с силами, и все же упрямое желание поговорить с мужем до отъезда не оставляло ее. «А если там не только женщина, но и другая семья „скоро может быть“ (ведь он сказал об этом Чистову!), зачем же тогда ехать нам?»

И Саянова задумалась.

– Мария Андреевна! – спохватилась соседка. – Вам же надо готовиться к отъезду! Беритесь за дело, милая! Нельзя зря времени тратить. Обед у вас есть? – Нет? Так давайте продукты. Вы должны накормить мужа хорошим домашним обедом. У меня есть капуста и буряк, сварим борщ.

9

Николаева явилась к Чистову значительно раньше, чем он мог ожидать. Она была взволнована и входить не торопилась.

Анна Сергеевна не любила показывать своих переживаний, всегда скрывала их от посторонних глаз, поэтому она даже обрадовалась, что Алексей Яковлевич не один в кабинете. В передней комнате уже все разошлись, и она села к свободному столу.

Алексей Яковлевич кому-то доказывал, что тот потерял совесть: голос его то повышался почти до крика, то снижался чуть ли не до шепота. Николаевой был хорошо знаком такой резкий переход тонов у этого человека – значит, посетитель довел Чистова до крайнего возмущения. «Себя не щадит старик!» – подумала она.

Наконец, как из бани, от Чистова выскочил тучный мужчина с желтым портфелем и соломенной шляпой в руках. Он едва не своротил своим плечом стоявший у прохода шкаф. Глядя на него, Анна Сергеевна улыбнулась.

– Жарко у вас, Алексей Яковлевич! – пошутила она войдя.

– Ну и денек выдался! – вздохнул с облегчением Чистов. Он вытер носовым платком свое раскрасневшееся лицо.

– Понимаешь, Анна Сергеевна, одолели меня сегодня эти отцы!

– Я смотрю, не очень ласково их здесь принимают – вылетают как пробки!

– А, этот экземпляр!

Чистов посмотрел на дверь, как будто там еще кто-то стоит.

– Мало того, что жену с детьми бросил, новую семью завел – извольте радоваться! – Так он нашел способ освободиться и от алиментов! Помогите ему у матери ребятишек отнять: он их бабушке на воспитание передаст. Ну я, конечно, помогу! Запомнится ему наша встреча!

– Пошло бы впрок.

– Пойдет! – уверенно отозвался Чистов.

Он прошелся по кабинету, затем, остановившись у стола, продолжал:

– А тот моряк. Ты, наверное, обратила внимание, когда с мальчиком заходила. Ну, скажи, разве это обдуманный шаг: привел сынишку в детский дом устраивать! Видите ли, «обстоятельства вынуждают», а у самого вторая семья намечается.

И Чистов рассказал о Саяновых.

– Это хорошо, что вы их помирили.

– Помирил или помог помириться, но уверен: этот одумается, у него, кроме совести, есть еще какая-то доля чувства к жене. Запутался человек, сам не знает, в какую сторону податься.

Николаева понимала, что Чистов должен выговориться и только тогда с ним можно будет посоветоваться.

– Да, семья! Какое это сложное дело! – произнес он мечтательно.

Николаеву удивил этот переход настроений у Чистова.

– Я вот, Анна Сергеевна, иногда думаю: нужны какие-то конкретные мероприятия, чтобы дети не страдали от родительского легкомыслия, чтобы всякий, кто решит разрушить свою семью, натолкнулся на такие преграды!..

– Об этом и Лев Николаевич Толстой думал, – пошутила Николаева.

– Что нам Толстой! – отмахнулся Чистов – У нас многое сделано, но, как видно, этого недостаточно. Нужна какая-то большая воспитательная работа. Воспитывать надо ке только детей, но и родителей.