Siltntium! Пугачевские дети (сборник) - Александр Образцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7
Бывшая жена Голомазова, Ванда, напоминала человека в толпе, который изо всех сил стремится смотреть поверх голов, как будто там, вдали, люди лучше. Они и поженились быстро потому, что Голомазову стало лестно: как это, интересно, она его разглядела издалека, стоя в пестрой толпе людей искусства – молодых актеров, средних лет режиссеров и пожилых драматургов? Сама она тоже что-то писала для Москонцерта. Но уже через год она разглядела своими дальнозоркими глазами кого-то в оставленной пестрой толпе. И ушла. А теперь снова вернулась.
8
Толстый, стального цвета свитер, джинсы и желтые полусапожки хорошей кожи вот уже второй год поднимали настроение в начале зимы. Сам себе Владислав казался таким ладным, опрятным и добродушным, что этого не могли не замечать встречные женщины. Сейчас он оделся именно так, потому что шел на прием к главе городской администрации. Юра Фролов рассказал о том, что:
Гржибовская, Светлана Ивановна, 35 лет, двое детей, муж – главный механик текстильного комбината (тот самый, кого отчислил Голомазов в первый же день из команды), что ее основной заскок – строительство детских учреждений: садиков, яслей, грибков, песочниц, каруселей, горок. К футболу равнодушна.
– Не пойму, что вас привело в наш город, – сказала Гржибовская, снимая очки, коротко дыхнув на одно, другое стекло, задумчиво протирая стекла платочком из-за обшлага костюма. «Нет, Юра, – подумал Голомазов. – Это моя бывшая жена – самая элегантная женщина здесь».
– Я и сам не понял в первую ночь на вашем вокзале…
Она вздохнула так: руки не доходят.
– …но потом вдруг начал понимать.
И Владислав начертил ей карту Юры, озвучив с его же идеями об избранности городка. Гржибовская машинально надела очки, принялась рассматривать карту. Видимо, необходимость для города любой славы, кроме футбольной, глубоко укоренилась в ней, потому что она сразу согласилась считать город уникальным по физико-географическим характеристикам, но в ремонте трибун, а тем более в прокладке к ним теплотрассы решительно отказала.
9
К Новому году Голомазов окончательно помирился с женой.
– Ты меня используешь в невыносимых качествах, – сказала она. – Но мне это нравится все больше и больше! Я теперь понимаю, почему на Востоке женщина шла за мужем в погребальный костер.
Бешеная деятельность, развернутая Вандой, привела к тому, что в одной квартире собрались три семьи: Гржибовские, Гавриловы (директор комбината с мужем) и Голомазов с Вандой. В качестве приманки был обещан актер экрана, которому Голомазов кроме дороги оплатил высшую категорию за выступление.
Актер рассказал несколько анекдотов, нарисовал на листе ватмана несколько генеалогий, ответил на вопросы и стал стремительно напиваться.
Голомазов в свою очередь сделал все возможное, чтобы произвести впечатление на Гржибовского и Гаврилова. И казалось, что рассказ о договорных играх, о грандиозных, но оставшихся неизвестными широкой публике скандалах, о привычках великих спортсменов помирил с ним Гржибовского.
Так только казалось. В два часа ночи Владиславу наконец удалось отколоть Гржибовскую от компании, они оделись и вышли во двор. Без привычки к чистому, звездному небу Голомазов начал выспренно и очень уж издалека. Начал рассказывать свою жизнь спортсмена, затем свою жизнь тренера. Он никак не мог подойти к осознанию собой громадной цели приезда в этот город. Гржибовская вначале слушала его молча, а затем начала вздыхать.
– Пожалейте вы меня хоть в эту ночь, – сказала она, подняв руку и поправляя воротник его куртки.
Как будто ожидая этого жеста, из-за сугроба выскочил Гржибовский. Он молча бросился на Голомазова. Они упали в снег, барахтаясь и мыча. Голомазов вначале был удивлен, но быстро рассвирепел. Если бы Ванда не спасла положения, появившись вместе с Гавриловыми и упав на замахнувшегося Голомазова, быть бы драке. Это поняли все. Но Ванда, смеясь, совсем ушла в сугроб, Голомазов ее оттуда извлек, Гаврилова расхохоталась и сказала так:
– Давно я так не веселилась на Новый Год! Лет тридцать пять!
Через неделю были готовы сметы на ремонт стадиона, прокладку теплотрассы под трибуны и обещаны пять ставок слесарей-ремонтников четвертого разряда для Голомазова.
10
– Итак – «Текстильщик», – сказал Голомазов. – А повеселей что-нибудь нельзя придумать?
– Может, по названию города? – предложил Юра, наливая чай. Они сидели в кухне Фролова и вели стратегические переговоры.
– Этот город настолько не прославился на протяжении веков, дорогой Юра, что его имя не создаст команде известность, – Голомазов склонился над тетрадью, надписывая ее «ТЕКСТИЛЬЩИК».
Юра очень обиделся за город.
– А вот во Франции…
– Когда мы будем играть во Франции, мы научим их скромности, – сказал Голомазов. – Ты подумай лучше, в какой цвет нам красить скамейки на трибунах.
– Значит, название клуба можно первое попавшееся, а скамейки…
– А скамейки – нет. Скамейка, если хочешь знать, дорогой Юра, это самое важное в спорте. На ней человек сидит. Он всегда помнит, на чем сидит, даже когда кричит «гол!» пять раз за полтора часа. И вот я думаю… Голубой – это немного прохладно, а? Бежевый – как будто пачкается. Сидишь и боишься приклеиться. А что ты думаешь насчет зеленого?
– Зеленого? – Юра не мог понять, шутит Голомазов или нет.
– Потемнее травы, – продолжал Голомазов. – Но красить надо очень качественно. Ты понял? Тонким слоем, в два раза. И трафареты нужны на номера.
– С полем что-то нужно делать, да, Владислав Юрьевич? – Юра старательно помогал Голомазову в его стратегических заботах.
– Чепуха, – сказал Голомазов. – Чем больше кочек, тем лучше. Поле должно быть свое.
Юра поднял брови, подумал. Затем вздохнул и спросил:
– Еще чаю будете?
11
– Со Светкой у тебя что-нибудь было? – спросила Гаврилова.
– Не было, – сухо сказал Голомазов.
– А если и было, – продолжала Гаврилова, поливая из бутылки кактусы на подоконнике, – было да сплыло. Разве настоящий мужик из-за этого в драку полезет? Скажи, полезет?
– Нет, – отрезал Голомазов. Он еле сдерживался. Но была важная просьба.
– Настоящий мужик поздно вечером все двери-окна позакроет, да хорошенько жену поучит. Баба – она же потом думает, сразу она думать не может. Сколько меня учил мой инвалид. И выучил все ж! В кабинете вот сижу, с приятным мужчиной беседую. Ну, чего тебе еще надо?
– По двадцать комплектов формы двух разных цветов, темного и светлого. Двадцать тренировочных костюмов. Сорок пар бутц. Десять мячей. Итого… – Голомазов назвал сумму. Гаврилова ахнула.
– Очень ты легко чужими тысячами ворочаешь!
– В таком случае я забыл включить в этот список спортивную форму для себя лично. Сейчас исправлю, – Голомазов достал ручку и начал исправлять заявку.
– Тебе, Слава, надо свечку поставить в церкви за то, что ты меня повстречал. Очень мне нравятся люди армейского склада, – сказала Гаврилова, подписывая заявку. – Только ты с них расписки возьми, когда выдавать будешь.
12
– Твое дело – вовремя подставить ногу или голову, понял?
– так говорил Владислав центральному защитнику Петру Кирееву, которого он готовил теперь на центрфорварда. – И запомни – только подставить, бить не надо. Все запомните! – повысил он голос.
Команда сидела в углу спортзала на полу, все в одинаковых оранжевых костюмах, с молниями, с полосами, с разного цвета рукавами, сидела, не совсем привыкшая еще ни к нагрузкам, ни к рассуждениям тренера.
– Запомните! – повторил Владислав. – Вратарь способен среагировать на удар любой силы, нанесенный с любого расстояния, если он готов к этому удару. Если он не готов, то он пропустит под собой любой катящийся мяч. Делаю выводы. Достаточно подставить голову или ногу и изменить направление удара. Большего от вас в штрафной площади не требуется. Запомните! Самое большое удовлетворение приносят голы, забитые задом.
Все засмеялись.
– Теперь посмотрите на Киреева. Встань, Петр.
Киреев встал.
– Когда призывная комиссия направила его во флот, она исходила из психофизических данных Киреева. Плотное туловище, посаженное на коротковатые, мощные ноги, хорошая координация, выражающаяся в целесообразности движений, отсутствие инфантильности, самостоятельность во взгляде и привычка к самодисциплине, – кем у тебя отец работает?
– В телеателье.
– А мать?
– Учительница.
– Вот видите, кончик нити находится всегда… Так вот – Киреев, как мне кажется, представляет собой совершенно уникальный тип бомбардира. У него необыкновенно точный угол отражения мяча. Он цепко стоит на земле, его трудно сбить с ног. И он очень упрям. Садись. Запомните еще одно: команда должна слепо доверять своему тренеру во всем. Даже в планировании семьи.
13
